Слышу собственное дыхание и вижу картинки, которые проплывают мимо меня. Я в машине. Чужой машине. Она едет слишком быстро. Опускаю голову и вижу мужские руки. Они в крови. Мое платье тоже в крови.
— Что происходит? — шепчу я и краем глаза замечаю его лицо. Оно кажется мне знакомым. Я где-то видела эти глаза. Год или два назад я их встречала, но они были чуть светлее.
Он тянется рукой в бардачок и достает оттуда бинт. Мне кажется, он хочет мне помочь, потому что поливает бинт какой-то жидкостью, но вместо того, чтобы обработать мне рану он прикладывает бинт к моему рту и не отпускает.
Я задыхаюсь и окунаюсь в короткий сон, который разделяет момент в машине с моментом, когда я лежу в яме и каждые две секунды на меня посыпают песок. Меня погребают заживо?
Я слышу чужой крик, будто его владельцу так же ударили по голове, как и мне. Он падает передо мной на колени и держится за голову. Это снова тот парень, но теперь его глаза не отражают того холода, это те глаза, которые я помню. Которые, казалось бы, не причинят мне вреда.
Он достает мой телефон и что-то пишет на нем. Я слышу оповещение отправленного сообщения. Ему жаль, но я не до конца понимаю почему. Протирает чем-то телефон и кидает его на землю, исчезнув.
Я стону, пытаясь повернуть голову, но понимаю, что все мое тело уже в земле, кроме головы. Может, именно поэтому мне трудно дышать. Трудно настолько, что я снова теряю сознание.
— Проснись, Алексис, — приказывает мне голос. — Проснись.
Белые стены. Белый потолок. Лицо Джея, которое смешивается с лицом мужчины в той комнате и лицо того, что чуть не похоронил меня заживо. Гослинг.
Он смеется.
Он смеется потому что я пришла в себя, и я вспомнила то, что скрыли от меня же с помощью гипноза.
— Ты, — зло выпаливаю я, поднимаясь с пола. Хватаю чугунную трубу и направляюсь к нему. — Ты пытался убить меня.
— Я не пытался, — качает он головой. — Я почти сделал это.
Я завожу трубу назад и хочу ударить его так сильно, чтобы он почувствовал всю ту боль, которую пережила я.
— Что же тебе помешало, кусок дерьма? — щуру я глаза.
— Тот, кто все еще держит здесь такую дуру, как ты, — пожимает он плечами.
Я — была той, кого он чуть не убил. Я была той, кого удалось спасти Тому.
Одна из трех десятков.
Я замахиваюсь и ударяю трубой ему по ребрам. Он снова падает на пол и смеется. Я сажусь рядом с ним и наблюдаю за тем, как с его слюной смешивается кровь и стекает на пол, к которому он прижат лицом.
Ты почувствуешь все то, что я испытала на себе, Гослинг.
Подтягиваю к себе трубу снова и поднимаю её над его головой, как слышу голос, напоминающий мне школьные дни. Голос, который молил меня о помощи когда-то.
— Алексис? — шепчет он.
Я замираю с трубой и смотрю на его прикрытые глаза.
— Ты здесь, Алексис? — спрашивает он.
— Почему Я? — спрашиваю я, ожидая ответа. Я знаю, кто сейчас со мной и знаю, что только он даст мне ответ на это. — Почему он выбрал меня? Как вообще он появился? — я опускаю трубу, чувствуя, как по щекам скатываются слезы.
— Мое детство было не самым лучшим, Алекс, — он все еще не открывает глаза и все еще прижат щекой к полу. Я протягиваю руки и перекатываю его на спину. Он вздыхает.
— Я знаю, что ты был приемным ребенком, — тихо шепчу я, опасаясь того, кто может вернуться в его сознание.
— Они издевались надо мной, — проговаривает он, открыв глаза. Его взгляд направлен в потолок, и он почти не дышит. — Мой приемный отец и мать постоянно избивали меня. Так же меня избивали в школе. Меня пинали везде и всегда, — он поворачивает ко мне голову, и я замечаю, как припухла его скула. — Сотрясение мозга, когда ты пыталась мне помочь, это был щелчок к тому, что у меня появилось раздвоение личности. Сначала это происходило медленно, затем все чаще и всего за секунду я мог стать кем-то другим. Кем-то, кто причинил тебе столько боли.
Я замечаю, как по его щеке скатывается слеза.
— В ту ночь, в день окончания школы…
— Я помню лишь то, — начал он, — что пришел в сознание тогда, когда ты была усыпана песком в сырой могиле. Меня охватил жуткий страх, и я понял, что все зашло слишком далеко. Я набрал смс твоему брату и уйдя уехал из города. Пытался найти того, кто мне поможет, но пока искал, он каждый раз возвращался и совершал убийство.
— Я так и не поняла, почему я.
— Потому что он пытается убрать с моего пути все то хорошее, что осталось во мне. Все те воспоминания, связанные с тобой. Ты была тем, за что я цеплялся. Он хотел убрать не только тебя со своего пути, но и меня самого.
От этих слов по моему телу пробегает дрожь.
— Тебе нужно выбираться отсюда, но для начала убить меня.
Я качаю головой.
— Единственный, кого бы я хотела убить, так это его, но вместе с ним, я убью тебя.
— Даже если ты выберешься, Алексис, он найдет тебя, — шепчет Том. — Всегда находил.
Я тяжело сглатываю и встаю на ноги, оглядываясь по сторонам.
— Как ты понимаешь, что он возвращается?
— Раньше, вместе с ним возвращалась тревога или сильный страх. А затем злость и агрессия. Справиться с этим мне помогали антидепрессанты или иные таблетки. Но теперь, он меня не предупреждает, — Том закрывает глаза и шевелит плечами, затем руками, будто они у него затекли.
— Нам нужно выбираться отсюда, — проговариваю я. — И ты мне поможешь с этим.
— Мое место здесь, Алексис, — отвечает он, открыв припухшие глаза. — И ты это знаешь.
— Нет, — качаю я головой. — Твое место там, где и всех остальных. Среди людей.
Я присаживаюсь рядом с ним на пол и смотрю в медовые цвета глаза.
— Ты поможешь мне? — спрашиваю я.
Он мешкается некоторое время, а затем отвечает:
— Да.
Я встаю с пола и направляюсь за ножом. Возвращаюсь вместе с ним и разрезаю веревки, которые приковывали его к стулу.
— Твои руки я развязывать не буду, — поясняю я и он понимает. — Но мне нужно знать, как я смогу вернуть тебя обратно, — я оборачиваюсь и смотрю в его глаза. — Бить по лицу трубой тебя каждый раз я не хочу.
— Ты бьешь не меня.
— Но боль чувствуешь именно ты.
Он вздыхает, и я помогаю встать ему на ноги.
Том осматривает комнату, прежде чем пойти вперед, а я беру трубу с пола и иду вслед за ним.
— Прости меня, Алексис, — проговаривает он, поднимаясь по лестнице. — Он тронул твою невинность и чуть не убил тебя прямо в той ванне.
Я останавливаюсь, тяжело сглотнув. Не лучшее время для таких разговоров. Том оборачивается и спускается на пару ступенек вниз.
— Хуже всего не быть им, хуже всего возвращаться в свое сознание и видеть мертвых девушек у своих ног. Видеть, как ты захлебываешься под водой, а затем не дышишь.
Он поднимает связанные руки и касается пончиками пальцев моего лица, от чего я вздрагиваю и пячусь назад. Он улавливает страх во мне и опускает руки.
— Я чудовище, — шепчет Том.
— Ты не виноват в том, что тебе попалась такая семья, — отвечаю я.
Он безмолвно опускает голову и обернувшись ко мне спиной продолжает свой путь.
Я следую за ним на второй этаж, где чаще всего проходили мои пытки в одной из комнат, двери которых представлены нашему взору. Он толкает первую — она заперта. Вторая тоже. Третья, за которой находится мой личный ад — открыта.
Я замечаю, как он поднимает руки и вытирает рукой кровь из губы, а затем направляется к забитому досками окну. Несколько минут разглядывает его, пока не замирает на месте.
— Все куда сложней, Алекс, — хрипло проговаривает он, подзывая меня рукой.
Я держу трубу впереди себя и подхожу к нему как можно близко, пытаясь высмотреть то, на что он показывает пальцем. Это протянутая леска в глубине забитых досок.
Том отходит от окна и направляется к другому, так же замерев возле него. Несколько секунд он раздумывает, а затем выходит из комнаты, и я слышу, как он спускается вниз. Я иду вслед за ним и нахожу его в той мрачной гостиной с одним единственным старым диваном. Он проходит каждое забитое досками окно, останавливаясь на пару секунд.
— Том? — зову я в надежде, что он все еще со мной.
Он оборачивается.
— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашивает он у меня.
Я догадываюсь. Но не хочу верить в это.
— Если мы начнем пытаться открыть хоть одно окно, мы взорвемся к чертовой матери, — заявляет он, а мои руки вздрагивают.
Он ударяет ногой по дивану и начинает ходить из стороны в сторону, совсем не обращая внимания на кровь, которая поспешно идет из его губы.
Он приходит с агрессией, злостью…
Я выставляю трубу вперед готовая занести удар, как он останавливается и делает шаг назад, подняв руки вверх.
— Это я, Алекс, — быстро проговаривает он, явно испугавшись моей реакции, — Я все еще здесь.
— Почему я должна тебе верить? — щурюсь я, смотря в его глаза.
— Потому что я единственный, кто помнит, что ты приходила ко мне в больницу после того, как нашла у школы, — шепчет он и я слышу, как тяжело произносить ему эти слова.
Я опускаю трубу и оглядываюсь по сторонам в поисках двери, которая могла бы вести в ванную комнату. Выхожу из гостиной и иду по коридору чуть дальше, останавливаясь возле двери.
Толкаю её и вижу перед собой то, что искала. Правда, в этот раз здесь темней, потому что единственное окно забито досками.
— Том? — зову я и делаю шаг вперед.
Он появляется через несколько секунд, в то время как я разрываю белую простынь, которая находилась в корзине для белья. Иду к умывальнику и намачиваю её.
— Присядь, — указываю я и он садится на пуфик рядом с зеркалом.
Я выжимаю белую ткань и направляюсь в его сторону, положив трубу к своим ногам. Он настороженно смотрит на меня, а затем хмурится, когда я касаюсь мокрой тканью его лица. Почти все его лицо в крови, которую он сам же и размазал.
Я стираю её со лба, где нахожу ссадину, а затем и со щек. Касаюсь губы, и замечаю, как он сильно зажмурил глаза. Ему больно. Отстраняю руку и перевернув ткань, чистой стороной вытираю остальные участки его лица. Так-то лучше.
— Алекс, — шепчет он, не сводя глаз с моего лица.
Я продолжаю протирать его шею, а затем вздрагиваю, когда его связанные руки, касаются моих. Он забирает ткань из моих рук и чистой стороной касается моего лица. Я с широко раскрытыми глазами смотрю в его сосредоточенное лицо и не могу расслабиться, как это делает он.
Единственное отличие, когда передо мной Гослинг — это потемневшие глаза.
Сейчас они медового цвета и не представляют никакой угрозы для меня.
Это глаза того мальчика, которого я помню со школы. Глаза того мальчика, к которому я приходила по утрам в больницу, пока он все еще спал.
— Когда ты сбежишь, — тихо начал он, — я хочу, чтобы ты запомнила меня только тем парнем, со школы. Я не хочу, чтобы ты помнила то чудовище, которое скрывается во мне, потому что с каждым днем он все больше владеет моим телом и в какой-то момент станет его полным правообладателем, — он вздыхает, отстранив связанные руки от моего лица. — Постарайся запомнить мою лучшую сторону, потому что это настоящий я.
Я замечаю, как начинают наполняться слезами его покрасневшие глаза.
— Я никогда не хотел причинять тебе вреда, Алекс, — шепчет Том. — В школе или каждый будний день в кафе, это был я. Не он. Я просто хотел видеть тебя, и ты была единственной, кто сдерживал его до самого последнего.
Слезы скатываются по его щекам, и я поспешно стираю их, обхватив ладонями его лицо.
— Ты навсегда останешься для меня тем храбрым мальчиком, который не боялся посмотреть в мою сторону зная, что затем с тобой сделают, — шепчу я, всхлипывая. — И не смей думать, что та сторона тебя станет доминантном в твоем теле. Этого не произойдет, и я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось.
— Ты не в силах что-либо исправить, — качает он головой.
— Я — нет. Медицина — вполне, — я пытаюсь улыбнуться, чтобы он поверил в мои слова так же, как и я верю в них.
Он отрицательно качает головой и опускает ее, а затем хватается руками за пуфик.
— Привяжи меня! — выкрикивает он.
Я дергаюсь и отхожу назад.
— Алекс, привяжи меня к батарее, сейчас же! — выкрикивает он.
Я хватаю простынь из корзины и разрываю её в тот момент, когда он присаживается на пол к батарее. Подхожу к нему и обкручиваю его руки, а затем привязываю к батарее, видя на его лице улыбку.