Его глаза закрыты.
— Том? — зову я.
Он все еще не открывает их.
Я прикладываю пальцы к его шее и нащупываю пульс. Он медленный, но уверенный. Я должна ему помочь.
Я поднимаюсь с земли и пытаюсь взять его на руки. Он не тяжелый. Он совсем худой. На нем старые потертые штаны, испачканные в кровь, и светлая рубашка, на которой следы от грязных мужских ботинок.
Я делаю несколько шагов с ним на руках, но падаю на землю, так как цепляюсь за собственные учебники ногой. Он стонет. Я вижу, как по его щеке скатывается слеза и начинаю громко кричать. Зову на помощь.
Приподнимаю его голову левой рукой, а правой стираю слезу с его щеки. Потом еще одну и еще, только теперь это не его слезы, а мои.
— Алексис, — шепчет он, когда мы оба слышим голос учительницы, — помоги мне, — выдыхает он и закрывает глаза.
***
Я наблюдаю за тем, как он медленно открывает глаза и мысленно молюсь богу, чтобы он позволил мне увидеть глаза того мальчика, которые я впервые увидела девять лет назад. Сжимаю руками стул и нервно кусаю губу, когда он поднимает голову.
Он оглядывается по сторонам. Затем смотрит на свои перебинтованные руки, которые привязаны к стулу. Его глаза метаются по комнате из стороны в сторону, пока он не находит меня.
Это те самые глаза.
— Алексис? — хмурится он. Когда он делает это, то сжимает челюсть, потому то ему больно. — Что происходит? — спрашивает он, смотря на меня.
Я не знаю, почему я не могу произнести ни слова. Они стали у меня где-то в горле, потому что я снова вижу те обеспокоенные глаза. Я снова слышу тот голос, который молил меня о помощи.
Но я знаю, что в какой-то момент, этот голос может заставить просить помощи меня саму.
Я поняла, что с ним происходит, как только вспомнила случай девять лет назад. Когда его избили, и он получил сотрясение мозга.
Его сознание как выключатель. Оно само выбирает, когда ему нужно включить нормального человека, а когда того, из кого сделали его родители и те, кому я доверяла.
Это не моя вина и ни его.
— Ты в порядке? — спрашивает он и я возвращаюсь в реальность.
Рефлекторно разглядываю свои руки и ноги. Затем сглатываю, чтобы не выпустить из своего рта слова, которые могут принести ему боль и снова переключить выключатель. Я не знаю, когда это происходит, но мне стоит за этим проследить, потому что выбраться из этого дома я пока что не могу.
Дверь оказалась не только запертой, но и забитой досками с другой стороны, как и каждое окно в этом доме. Я пыталась выдрать доски, но вместо этого потянула руку и теперь мучаюсь от ноющей боли.
Прошло около трех часов со звонка Дэниелу, но ни полиции, ни каких-либо посторонних людей рядом с домом не появлялось.
Мне кажется, что я и вправду в аду.
— Да, — выдыхаю я и пытаюсь улыбнуться. — Где мы находимся, Том?
Он оглядывается по сторонам, но, кажется, не узнает это помещение.
Только вторая половина его может ответить на этот вопрос, но, пока что я не хочу с ней иметь никакого дела.
— Почему ты в крови? — спрашивает он.
Мне кажется я замечаю в его глазах панику. Он пытается освободить свои руки, но каждое движение причиняет ему боль.
— Один парень сделал это со мной, — произношу я, приподняв содранные руки.
Он смотрит на них внимательно, а затем переводит взгляд в мои глаза.
— Кто он? Он все еще здесь? — поспешно спрашивает Гослинг. — Это он меня привязал?
— Нет. Это я тебя привязала, — отвечаю я.
— Но зачем?
— Потому что тот парень, это ты, Том.
Он хмурится так, будто в его сердце вонзили нож. Он понимает, о чем я говорю. Он так же боится того, кто внутри него.
И он уже здесь.
Сидит, и нагло улыбается мне, потому что ему удалось внезапно вернуться и завладеть сознанием Тома.
— След от веревки тебе идет, — улыбается он. — Я бы попробовал на вкус твою багровую кожу.
— Я бы всадила нож тебе в глотку если бы не знала, что где-то внутри этого тела есть парень, который искренне нуждается в помощи.
Он смеется.
— Да ладно, Алексис? Тебе нужен этот слюнтяй? — он резко дергается и наклоняется над пустым столом. — Если бы не он, я бы совершал великие дела намного раньше.
— Убийство человека — это не великое дело, — спокойно произношу я и это выводит его.
— Человека? — вздымает он брови. — У меня больше трех десятков жертв.
— Это тоже не делает тебя великим, — пожимаю я плечами. — Тот, кому удалось спасти твоих жертв, вот, тот великий человек.
Он сужает глаза и стыдится того, что второй половине Тома удалось хоть раз остановить его.
— Он просто трус, — выпаливает Гослинг.
— А ты просто чокнутый, — произношу я, скрестив руки на груди. — Чего ты добивался?
— Мне не нужно добиваться, детка, — хмыкает он, — ты в моем доме. Я трахнул тебя, и мы помолвлены. Ты спросишь «как»? Связи, — пожимает он плечами.
Я опускаю голову, взглянув на кольцо на своем пальце и чувствую подступающую рвоту.
Все что я так хранила для кого-то особенного оказалось в руках у этого ублюдка.
— Где мы находимся? — спрашиваю я, подняв голову.
— Беспокоишься о том, почему же все еще нет полиции? — вздымает он брови. — Сколько раз мне нужно будет повторить слово «связи»?
— Сколько хватит сил, — выплевываю я и поднимаюсь из-за стола, захватив чугунную трубу со стола.
— Мы поменялись ролями? — улыбается он. — Не боишься испортить его смазливую улыбочку? Тебе ведь она нравилась, верно?
Я поднимаю над ним трубу и готовлюсь к удару.
— Тебе не выбить из меня информацию о том, где мы, — улыбается Гослинг.
— Я не собираюсь выбивать из тебя информацию, Гослинг. Я собираюсь выбить тебя из его, — зло кидаю я и ударяю трубой ему по лицу.
Мужское тело падает на пол, и я следую за ним, приподняв его над полом. Из разбитой губы течет кровь, а с глаз — слезы.
— Том? — зову я.
Он не отвечает, потому что он плачет. Он понимает почему я сделала это, а я рада, что он пока что все еще со мной.
— Мне нужно знать, как я могу остановить это, — проговариваю я, поднимая стул.
— Таблетки, — стонет он. — Мне нужны таблетки.
— Таблетки? Где они?
Пока он сглатывает, я вытираю кровь из его губы и откидываю окровавленный бинт на пол.
— Я не знаю, — пожимает он плечами.
Конечно он не знает. Он не помнит ничего из того, что происходит с ним, когда он не в себе.
— Нам нужно что-то придумать, — быстро проговариваю я. — Но я не могу развязать тебе руки, потому что ты…
— Могу причинить тебе боль, — заканчивает он. — Алексис, просто убей меня.
Эти слова вводят меня в ступор. Я была готова услышать любые слова, которые могли сорваться с этих губ, но не эти. Не слова, которые просят о смерти, а не о удовлетворении.
— Я не стану этого делать, — качаю я головой.
— Ты же знаешь, что он вернется, — хрипит Том. — Ты не можешь быть к этому готова каждый раз. Тебе его-лишь нужно ударить посильнее, чтобы все закончилось.
Я бы ударила посильнее, если бы не знала, что внутри него, все еще находишься ты, Том.
— Должен быть другой способ, — проговариваю я и двигаюсь к шкафчикам с посудой.
Переворачиваю каждый и не нахожу ничего полезного. Направляюсь к холодильнику, но в нем находится лишь пару фруктов и питьевая вода в бутылке. Хватаю яблоко и начинаю откусывать раз за разом, пока роюсь в ящиках столешницы.
Там тоже ничего.
Оборачиваюсь назад и замечаю, что Том не двигается.
— Том? — шепчу я.
Он молчит, опустив голову на грудь.
Я делаю несколько шагов вперед и склоняюсь, чтобы посмотреть, дышит ли он, как мужское тело резко дергается, и я отпрыгиваю назад, смотря в улыбающееся лицо парня.
Он ушел.
А этот монстр внутри него улыбается мне оскалив зубы.
— Ты все еще надеешься выбраться отсюда? — усмехается он. — Ты все еще думаешь, что ты в безопасности, пока я привязан? Как много времени прошло с того момента, когда твой маленький и правильный мир всколыхнулся?
Я хмурюсь и не понимаю его последнего вопроса. Нащупываю рукой что-то тяжелое и холодное, выставив вперед перед собой. Это ржавый нож.
— Не помнишь? — интересуется Гослинг. — Хм, неужели гипноз, — задумался он, и поднял голову вверх, будто разглядывая помещение.
Я пытаюсь предпринять как вернуть Тома в сознание, пока этот идиот мелит какую-то чушь, но его вздохи или тихий смех отвлекают меня. Они раздражают меня.
— Ты думаешь, что первый раз, когда я к тебе прикасался, это тот вечер в клубе. Или, может, в машине. Или же здесь. Но нет, Холт. Я и ты. Мы с тобой встречались раньше. Один на один, — улыбается он. Его зубы приобретают красноватый оттенок, потому что из его губы пошла кровь. — Вспоминай, Алексис.
Я качаю головой и отступаю назад.
Он сошел с ума, если ему все еще есть куда.
— Никогда не задавалась вопросом, откуда у тебя шрам на лбу? — вздымает он брови.
Я машинально тяну руку ко лбу и нащупываю неровную поверхность кожи. Провожу по ней пальцем и в моей голове мелькают малые воспоминания. Но это то, что разрешили мне видеть.
Белые стены. Белый потолок. Серебряная игла в чужой руке. Кровь, которая поспешно стекает по моему левому глазу и чей-то крик. Похоже, он моей матери.
— Закрой глаза, Алексис, — приказывает мне мужской голос. Но я не могу разобрать, голос Гослинга это, или того темнокожего мужчины из моих воспоминаний, который сидит передо мной в сером костюме. Позади него полки с книгами, а в руках стакан с водой.
Я чувствую дрожь.
Опускаю голову и смотрю на свои руки. На синяки и царапины. Он дрожат так же, как и тогда, в кабинете этого мужчины.
— Я сосчитаю до десяти и затем ты уснешь, — спокойно говорит мужчина и я киваю.
На мне светлое платье в цветочки и светлый кардиган. У меня сбиты колени и расцарапаны руки.
Воспоминания вламываются в мое сознание огромным потоком, который спрятали от меня же. Я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть и чувствую подступающую рвоту. Смех Гослинга смешивается с голосом мужчины, который отсчитывает каждую секунду в моей голове.
— Четыре, — проговаривает он.
Я падаю на пол, ударившись спиной о батарею.
— Три, — не останавливает он счет.
Я хмурюсь от боли, которую только что почувствовала и пытаюсь не смотреть на довольное лицо Гослинга.
— Два.
Накрываю лицо ладонями, пытаясь не слушать чужой голос, но он сильнее меня.
— Один.
Все вмиг потухает.
Я на улице. Асфальт мокрый после дождя. Я иду по нему к своему дому с вечеринки сестры Дэниела, которая устроила ее по поводу окончания школы. На мне светлое платье и бежевые туфли на шпильке.
Мне холодно.
Я укутываюсь поплотнее в куртку Дэниела, которую успела захватить, прежде чем уйти оттуда.
Гляжу на телефон в своей руке и замечаю несколько пропущенных звонков от собственной матери. Отвечать или перезванивать не буду. Я пьяна.
Пытаюсь набрать номер Джея, чтобы тот передал ей, что я уже дома и я в порядке, но пальцы соскальзывают с мокрого сенсера. Останавливаюсь, чтобы попробовать снова, но чем больше я стою на месте и пытаюсь, тем больше мне становится холоднее.
Засовываю телефон обратно в куртку Дэниела и оглядываюсь по сторонам что бы понять, где я нахожусь. Ловлю себя на мысли, что мне все-таки стоит позвонить Джею, чтобы он забрал меня, так как я понятия не имею, как добраться домой раньше утра.
Достаю телефон и у меня получается его разблокировать. Номер Джея на быстром наборе, поэтому я нажимаю на вызов и прикладываю телефон к уху. Идут гудки. Я слышу стук собственного сердца или это вовсе не стук моего сердца, а чьи-то шаги.
— Какого черта, Алексис? — слышу я голос из телефона и отстраняю его, чтобы оглянуться назад, как резкий удар в голову сбивает меня с ног.
Боль. Ужасная боль в моей голове и что-то теплое, стекающее по моему лицу.
Чужие руки хватают меня за ноги и тянут по земле. Я каждой частью своего тела ощущаю шероховатость бетона. Он продолжает идти, а я не могу сказать ни слова.