– Делайте, как вам будет угодно, Ваше Величество, – с улыбкой ответил он. – Если вам кажется, что это необходимо. Хотя я должен предостеречь вас, чтобы вы больше никому не давали его читать.
– Например, Соррелю? – тихо спросила она.
Джосс решил не отвечать, а просто поднялся.
– Уверен, вы хотите поговорить с Майклом и с остальными. Не буду вам мешать.
– Да. Майкл должен быть в приемном кабинете. Скажете, что я его зову, хорошо?
– Да, Ваше Величество.
Майкл действительно был в приемной, и сват отметил, что он лишь создает видимость занятости, да и выглядит несчастным.
– Ее Величество хотела бы с вами поговорить, – произнес Джосс и сдержал улыбку, когда вид у барона стал еще несчастнее. – Заверяю вас, волноваться не стоит.
Затем Уордингтон вышел, быстро шагая в сторону собственного кабинета, где заказал чай и принялся прибирать на столе, чтобы хоть чем-то занять себя.
Контракт выполнен, и теперь делать нечего. Обратиться к нему с новым заказом больше никто не может, и неизвестно, когда Джосс сможет покинуть эту страну.
Он скучал по дому, скучал по знакомым, приветливым лицам, по работе и признанию. По чувству общности.
Только все больше людей приветствовали его здесь, и если они и обращались к нему официально, то лишь потому что он никогда не предлагал называть себя по имени. Но когда королева объявит о своей помолвке, все узнают о его роли в случившемся. И сват не мог предсказать, как это повлияет на отношения с людьми.
Ну кого он обманывает? Здесь было хорошо, и Джосс считал, что мог бы назвать это место домом, если бы сложились обстоятельства… но некое обстоятельство явно избегает его после столкновения в доме Чарльза. Он смог вынудить Сорреля оставить его в покое.
Уордингтон должен бы быть в восторге или, по крайней мере, испытывать облегчение.
Вместо этого он чувствовал себя проигравшим.
Появился слуга с чаем, сервировал столик у окна на одного. Всегда на одного. Есть ли надежда, что это когда-то изменится? Дома ему удавалось не обращать внимания на собственное одиночество. Здесь же оно стало до боли очевидным с тех самым пор, как началось… то, что у них было с маркизом.
Внезапно он понял, что больше не в силах выносить замкнутое пространство кабинета и сбежал на прогулку в сад. Джосс гулял долго и побрел во дворец, когда уже миновало время обеда, искренне надеясь, что утомил себя достаточно, чтобы ни о чем не думать.
Он резко остановился на пороге, когда увидел, что его кабинет занят, и с гневом и смятением уставился на Данкирка, с удобством устроившегося за столом.
– Это не ваше место, – выкрикнул Уордингтон. Громко захлопнул за собой дверь и быстрым шагом направился к незваному гостю, переходя в наступление. – Сейчас же встаньте!
Соррель даже не потрудился на него посмотреть, не то, что ответить.
Джосс одарил его испепеляющим взглядом, а потом понял, что именно читает маркиз.
– Содержимое этих бумаг вас не касается! – прорычал он и кинулся вперед, выхватывая папку. – Как вы смеете лезть в чужие дела?!
– Очень легко, – ответил Соррель. – Марианна была так занята воркованием с Майклом… да они все просто погрязли в своих романах! Я мог бы дать клятву целибата, и никто бы не услышал, – он поднялся и забрал бумаги. – Не думаю, что они заметили, как я взял ее и как ушел, – в его голосе были горечь и боль, но Джосс уловил их лишь потому, что не мог пропустить мимо ушей.
«Мое обучение», – отчаянно подумал он. Уордингтона обучали слышать подобные нотки. Иначе он не обратил бы на них внимания – ему было все равно, что чувствует Соррель.
– Господин сват, вы довольно наблюдательны, ничего не скажешь, – произнес маркиз и вновь раскрыл папку. – В ваших оценках нет ни единой ошибки, если не считать акцентов на любви.
Джосс оставил попытки забрать отчет. Пусть гад ищет повод для ссоры, пусть оскорбляет, потом они разойдутся раз и навсегда.
– Мы уже пришли к выводу – здесь наши мнения расходятся, милорд, – сухо сказал он, перекрестив руки на груди и пожав плечами, будто его уже утомила эта пикировка. – Если вы явились, чтобы повторить на иной лад тот старый спор - уходите! – он повернулся спиной к Данкирку, отказываясь даже смотреть на него, и выглянул в окно.
Уодингтон услышал, как Соррель снова усаживается за его стол, шелестит бумагами и устраивается поудобнее.
Он стиснул зубы и не сказал ни слова. Надо игнорировать ублюдка, пусть заскучает и уйдет.
– Это дополнение о моей кастрации – профессиональное мнение или личное желание?
– Что?! – завопил Джосс и развернулся. Он увидел, что маркиз читает не отчет, составленный для королевы, а цветную папку, которую сват завел для Сорреля. – Какая наглость! – он метнулся к столу, чтобы забрать листы. – Это было в запертом ящике, бесцеремонная вы скотина!
– Прям уж в запертом? – спросил Соррель с ухмылкой.
Джосс сердито посмотрел на него. Да, он все сложил внутрь. Как, во имя всего святого, маркиз взломал ящик? Или Джосс, погрузившись в раздумья, забыл запереть замок?
– Неважно, – раздраженно произнес он. – Вас это не касается.
– А я думаю, очень касается. Если кто-то выражает профессиональное мнение о том, что мне необходимо удалить некие части моего тела…
Уордингтон не собирался это комментировать.
– Содержимое моих папок вас совершенно не касается, – повторил он. – У вас нет права их читать.
Соррель пожал плечами и шагнул вперед.
Джосс отступил назад, потом понял, что делает, и больше с места не сдвинулся, игнорируя самодовольное веселье в глазах Данкирка.
– Все мои друзья счастливы до тошноты, – сказал маркиз. – И это мешает.
– Мне жаль, что вы не рады чужой любви, – резко произнес Джосс.
Соррель посмотрел на него с нечитаемым выражением лица.
– Я не сказал, что не рад. Я сказал, что это мешает, – он захлопнул папку, которую держал в руках, и небрежно швырнул назад, едва не промахнувшись мимо стола.
– Только вы можете назвать любовь помехой, – сказал сват, ощущая гнев и отчаяние. – Вы пришли сюда, рассчитывая разоблачить меня, как шутника? Не хочу разрушать ваше представление об окружающем мире, милорд, но они любят друг друга и, скорее всего, так и будет дальше. Даже вы не в силах это изменить.
– Да, – согласился Данкирк, чем удивил Джосса, – не думаю, что у меня такое получится. Хотя и пробовать я не собираюсь, потому что не смешиваю дружбу с трахом.
Грубое слово ввергло Джосса в минутное оцепенение. Он не догадался ускользнуть, когда Соррель приблизился, оттесняя его к окну. Оказавшись в ловушке, сват ударился ногами о скамью под подоконником, но не стал садиться, опасаясь попасть в проигрышное положение.
– Они не так бахвалятся своим счастьем, как вашим невиданным талантом, господин сват.
Джосс ничего не сказал.
Соррель ухмыльнулся. Уордингтону захотелось ударить его. Ему захотелось врезать по лицу, а потом потребовать ответ, к чему все это? «Зачем, – хотелось закричать ему, – зачем вы так меня мучаете?»
– Итак, господин сват, – начал маркиз, беря его за подбородок и вынуждая посмотреть себе в глаза. – Какие личные чувства затронуты, что вы не можете аккуратно расписать меня на листе бумаги, как сделали с моими друзьями? Ненависть? Отвращение? Раздражение? Презрение? Жалость?
– Страдание, – сквозь стиснутые зубы выдавил Джосс, которому надоело чувствовать, как с ним играются, надоело быть мышью для кота-Сорреля. – Разочарование. Гнев. Смятение. Вожделение. Но больше всего страдание. Вы добились того, чего хотели, милорд. Я попался в ваши сети, как муха, и я ничего сделать не могу, только ждать, когда вы отпиршествуете мной и насладитесь своей победой.
«Уйдите, – взмолился он про себя, – просто уйдите».
Конечно же, маркиз не ушел. Вместо этого он заговорил, но насмешки, к которой Уордингтон себя приготовил, не было.
– Вы мне не нравитесь, господин сват. Вы самонадеянны и бесцеремонны, настырны и слишком умны, у вас великолепно получается появляться там, где вам не рады. Вы видите чересчур много, знаете чересчур много и не гнушаетесь использовать эти сведения в своих интересах.
Джосс рассердился.
– Вы описываете себя или меня? – поинтересовался он. – Я совершенно не такой.
– Такой. Уверяю, я описывал именно вас. Я еще не встречал человека, который бы меня так выводил из себя, как вы. Мне хочется придушить вас и положить конец самонадеянным заверениям, что любовь существует и вы можете обеспечить ее другим.
Он выпустил подбородок Джосса и провел пальцами по щеке, вниз по шее, задержался там на мгновение, а потом вновь взял его за подбородок. Если сват и был в силах выдать ответ на шокирующие слова Данкирка, то он был разрушен этой странной лаской.
– Вы доводите меня до сумасшествия, господин сват. Вы мне ничуточки не нравитесь, – сказал Соррель. Сейчас его глаза стали темно-серыми, словно вечернее зимнее небо, но привычного льда в них не осталось. Джосс не разобрал, что же в них было теперь, но они завораживали и пленили. – И все же спасения мне от вас нет. Каким-то образом вы забрались мне под кожу, а я не могу от вас избавиться.
У Джосса перехватило дыхание, сердце заколотилось, отдавая стуком в ушах, и ему захотелось понять, к чему клонит маркиз.
– Я должен сказать, что мне жаль, милорд?
Соррель вздохнул и тихо и раздраженно ругнулся.
– Как бы мне хотелось просто удушить вас, господин сват.
Джосс собирался ответить, но не смог, потому что оказался жертвой поцелуя, более головокружительного и ошеломляющего, чем тот, который случился в саду. Он вцепился пальцами в лацканы пиджака Сорреля, чтобы не сделать какую-то глупость.
Наверное, стонать было глупостью, но он не мог удержаться, когда Данкирк провел ногтями по его затылку. Джоссу стало интересно, как маркиз узнал, каким образом это на него действует, но потом поцелуй превратился в еще более головокружительный, и способность мыслить здраво пропала.
– Господин сват, господин сват, – сказал Соррель. – Что мне с вами делать?
– Могли бы начать называть меня по имени, – не задумываясь, резко ответил Джосс.
Данкирк удивленно посмотрел на него, явно не ожидая подобного. Затем усмехнулся.
– Как ваше имя? Джослин, кажется? Да, Джослин Уордингтон.
Джосс захотел забрать свои слова назад. Слишком неоднозначные чувства вызывало собственное имя, произнесенное Соррелем, и это ему не нравилось. Но он собрался с силами, не желая показывать смятение.
– Дома меня все называют Джосс.
– Джосс, – повторил Соррель, будто пробуя имя на вкус. – Что мне с тобой делать, Джосс?
– Кажется, вы были настроены придушить меня, – напомнил он.
Маркиз пожал плечами, и от этого движения их переплетенные тела вздрогнули.
– Марианна будет недовольна, если я убью тебя, и убийство оставляет пятно на репутации.
Джосс закатил глаза и оттолкнул его, усилием воли заставляя себя стоять прямо и отчаянно желая, чтобы кровь в жилах остыла. Но она всегда почти кипит, когда Соррель рядом.
– Чего же вы хотите, милорд?
Его взяли за подбородок, запрокидывая голову. Джосс ненавидел, когда маркиз это делал.
– Ты мог бы начать называть меня по имени, – усмехаясь, ответил тот.
Уордингтон вновь закатил глаза.
– Хорошо, Соррель. Так чего ты хочешь?
– Избавиться от тебя, – тихо произнес Соррель с огнем во взгляде, – но не думаю, что это так просто.
– Так что? – спросил Джосс, утомленный глупыми надеждами. – Мы будем продолжать, пока не убьем друг друга?
Данкирк отпустил его.
– Это возможный вариант, но какой бы заманчивой не была идея придушить тебя, меня не покидают мысли, как все может сложиться, заплати я твою цену.
У Джосса едва не остановилось сердце. Он понял, что не дышит, лишь когда набрал воздух в легкие, чтобы заговорить.
– Что? – он покачал головой и слегка оттолкнул Сорреля. – Если ты явился, чтобы насмехаться надо мной, то у тебя великолепно получается, но я больше терпеть это не намерен. Убирайся из моего офиса.
Вместо этого Данкирк опустился на широкую скамью под окнами.
– Какова была твоя цена? – спросил он. – Дружба, верность, навечно вместе, страсть, романтика.
От этих слов, которые когда-то были произнесены в гневе, а сейчас повторились так спокойно, Джосс вздрогнул, но не отступил.
– Да.
– Что ж, ты слишком меня раздражаешь, чтобы быть простым другом, – сказал Соррель. – Верность – это легко… ведь не я нарушал данные клятвы. У меня никогда не было двух любовников одновременно, – облокотившись о стену, он представлял собой картину ленивой беззаботности, будто обсуждал с другом последнюю книгу. Но его выдавали горящие глаза. – Навечно вместе мне не под силу. Кто-то может меня в любое время кастрировать или придушить. Страсть, конечно, гарантирую.
Джосс задрожал, когда его окинули пылающим взглядом.
– Романтика… – маркиз взмахнул рукой. – Я не пишу сонетов уже давно и больше не собираюсь этим заниматься.
Лишь Соррель стал бы вести переговоры в таком вопросе.
С внезапной досадой Джосс понял, что борется с улыбкой.
– Онемел, Джосс? – протянул Данкирк. – Тебе же, несомненно, есть, что сказать.
– Несомненно, – согласился тот. – Только мне необходимо свериться с записями…
Соррель заворчал и дернул его к себе. Джосс оказался неуклюже распластанным на скамье, а головой приземлился Соррелю на колени.
– Умолкните, господин сват. Ты действительно самый несносный человек, которого я когда-либо встречал.
– Мне необходимо свериться с записями, – упрямо повторил Джосс, – но первичное мнение составлено - твои условия пока меня удовлетворяют.
– Разве я не сказал тебе умолкнуть? – спросил Соррель, а потом наклонился, побеспокоившись об этом сам.
Конец