Сара узнала свой угол Болден-стрит и потянулась, чтобы постучать по крыше. Экипаж остановился. Она открыла дверь и поспешно выпрыгнула, но герцог помешал ей закрыть дверь, просунув в нее руку.
Было уже далеко за полночь. Несколько шумных молодых людей, очевидно навеселе, спотыкаясь, взобрались на крыльцо ближайшего дома и постучали в дверь. Она сразу открылась, яркий свет залил крыльцо, и молодые люди ввалились внутрь, громко приветствуемые женскими голосами.
Слабый свет фонаря осветил озабоченное лицо Бейнтона.
– Благодарю вас, ваша светлость. Можете возвращаться домой.
Сара направилась к дому, и Бейнтон, разумеется, пошел следом. Она понимала, что запретить ему проводить ее до двери не удастся.
Гэвин был не просто обеспокоен тяжелым положением Сары Петтиджон. Он был встревожен. Даже в темноте было видно, в каком ужасном состоянии окружающие дома. Выглядело все просто зловеще – он даже представить себе такого не мог.
– Мне подождать, сэр? – нервно спросил возничий.
– Да, – бросил Гэвин через плечо. Он поспешил за миссис Петтиджон, радуясь, что на ней светлое платье, которое можно различить в такой кромешной тьме.
Сара свернула за угол и вошла в проход между двумя домами. Откуда-то раздался мужской стон, но она не замедлила шага, и Гэвин тоже поспешил за ней. Они прошли по узкому проходу и подошли к ступенькам с тыльной стороны одного из домов. Женщина остановилась и, сняв пиджак, протянула ему.
– Здесь я живу. Вам не нужно идти дальше.
– Я провожу вас до двери, – упорно настаивал Бейнтон.
Миссис Петтиджон нетерпеливо хмыкнула, но не стала протестовать. Вместо этого она начала молча подниматься по ступеням, ведущим на первый этаж, а затем дальше – на второй.
Перед лицом Гэвина покачивалась ее грациозная фигура. Ее бедра колыхались прямо на уровне его глаз. Она не оборачивалась.
Поднявшись на самый верх и держась за перила, Сара прошла по узкой лестнице до двери, у которой сидели два кота, готовые начать драку. Увидев Сару, они с недовольными криками бросились наутек. Женщина остановилась перед входом, и Гэвин услышал, как она ищет спрятанный где-то у двери ключ.
– Вам следует носить его на себе, – предупредил он.
Сара обернулась. В темноте не было видно выражения ее лица, но Гэвину показалось, будто она по-детски показала ему язык. Ключ повернулся в замке.
– Убедились? Я дома, – сказала она тоном, не оставляющим сомнений в том, что это прощание. – Благодарю вас, ваша светлость. Приятно было снова с вами встретиться. Спокойной ночи.
Миссис Петтиджон хотела было захлопнуть за собой дверь, но Гэвин решительно прошел в ее комнату. Наверняка в царстве теней светлее, чем здесь.
– Я подожду, пока вы зажжете свечу.
– Как вы надоедливы! – воскликнула она.
Гэвин услышал, как она прошла в комнату. Мгновение спустя он увидел искру, потом еще. Наконец трут затлел, и разгорелся небольшой огонек. Сара понесла его к свече, которую в этой кромешной тьме видела только она.
Наконец комната осветилась теплым золотистым светом.
Гэвин осмотрелся. Не смог удержаться. Она точно ему этого не простит, но он всего лишь человек.
Когда-то он очень любил их дом на Малбери-стрит. Пожалуй, сам особнячок был довольно старенький и слегка запущенный, но атмосфера в нем всегда была очень уютной, благородной, милой и хранила отпечаток ее личности. Гэвину этот дом казался очень гостеприимным. Конечно, он был по уши влюблен в одну из его обитательниц, леди Шарлен… Но обратил внимание и на миссис Петтиджон. Во всяком случае, внимание несколько большее, чем обращают просто на хозяйку и собеседницу. В первый миг их встречи его поразили ее глаза. Они были изумрудного цвета. Необыкновенные глаза, в которых светился ум.
Но эта комната ей совершенно не соответствовала. В ней едва хватало места для стола, двух покосившихся стульев и убогой койки на полу. В углу стояли две картонные коробки, рядом с ними – аккуратно уложенная стопка бумаг высотой почти со стол. В комнате не было даже очага, чтобы согреться.
Угол стола был залит толстым слоем затвердевшего воска. Сара растопила кусочек и, соорудив таким образом примитивный подсвечник, установила свечу прямо в него. Тусклый свет осветил жалкие остатки трапезы: черствую корку хлеба, кусок сыра, небольшой кувшин. Она плохо питается. Неудивительно, что сейчас она выглядит более худой, чем он ее запомнил.
– Ну что, теперь довольны? – сказала она. – Оставите меня в покое?
– Это ниже вашего достоинства, – пробормотал он и шагнул к стопке бумаг в углу, чтобы посмотреть, что это такое.
Увидев, куда он направляется, Сара быстро преградила ему путь, даже вытянула вперед руку, пытаясь его остановить.
– Я в безопасности, можете уходить.
– Что это за бумаги?
– Моя работа, – ответила она.
– Работа?
– Мои пьесы.
– Все это?
Ее изумрудные глаза вспыхнули резкими гордыми искорками.
– Да, все это. Я предана своей работе. А теперь уходите, ваша светлость. В моей жизни вас уже было достаточно.
Резкие слова. Он повернулся к ней, желая сказать что-нибудь примирительное.
Но Сара не дала ему такой возможности.
– Уходите, – приказала она. – Пожалуйста. Я устала. У меня нет больше сил.
Что он мог на это сказать?
Гэвин шагнул к двери. Открыв ее, он вышел и… обернулся к ней.
– Миссис Петтиджон…
Она захлопнула дверь у него перед носом. В замке повернулся ключ.
Гэвин был изумлен. Он – герцог Бейнтон. Еще никто не захлопывал дверь у него перед носом. Никто не осмеливался вести себя столь неразумно… Кроме одного человека.
Секунду герцог раздумывал, не сломать ли ему дверь. Она была не слишком крепкая, а он был слишком разъярен.
Сара вела себя так, будто он вмешивается в ее жизнь, – но ей необходимо, чтобы кто-нибудь в нее вмешался! Разве она не понимает, зачем те типы лезли на ступени соседнего дома – непристойного дома?
И вокруг было полно таких домов. Больше того, этот узкий проход – просто идеальное воровское логово! Да он может сходу назвать несколько причин, по которым миссис Петтиджон нельзя здесь оставаться… Но Гэвин знал, что она не станет слушать его доводов.
Как и благодарить его за спасение. Слишком она независима, черт возьми.
Еще минут пять он стоял и смотрел на ее дверь, пока немного не успокоился. На самом деле сейчас он не мог ничего – только уйти.
И все же он шагнул в коридор, вернулся обратно к ее двери… И наконец заставил себя спуститься по ступеням. Возничий был просто счастлив увидеть его. Даже лошадь, казалось, обрадовалась.
На другой стороне улицы, в том доме, куда входили молодые люди, открылась дверь, и одного из них вышвырнули на улицу. Он лежал прямо на мостовой и заливался пьяным хохотом. Несколько окошек открылось, и проститутки стали осыпать его насмешками и руганью.
– Вперед, – приказал Гэвин и назвал адрес Менхейма, лондонского особняка Бейнтонов.
Ему не пришлось повторять еще раз. Герцог откинулся на сиденье и почувствовал, как опустел экипаж. Но присутствие миссис Петтиджон все еще ощущалось в воздухе. Она не пользуется духами. Ей это не нужно. У нее есть собственный аромат.
Смешно, что раньше он никогда не замечал этого в других женщинах. А может быть, именно смелость Сары Петтиджон отличала ее от остальных представительниц ее пола?
«Я не принимаю благотворительности». Какая глупость слышать такое от женщины. Благотворительность – это способ для мужчин заботиться о женщинах. Удовлетворять их нужды – моральное обязательство мужчин, долг чести.
Он почти услышал, как миссис Петтиджон фыркнула в ответ на этот довод.
Экипаж подъехал, и Гэвина встретил темный и безмолвный Менхейм. Лакей сообщил ему, что его мать давным-давно дома и спокойно спит в своей комнате. Что ж, по крайней мере, одна женщина в этом мире еще нуждается в его защите.
Он поднялся наверх к себе и обнаружил в кресле у дверей своей спальни спящего слугу Майкла. Разбудил его и отослал в кровать. Раздеться он может и сам.
Он очень устал, но уснуть не мог. Ему очень не нравилось, что Сара Петтиджон осталась одна в таком месте.
По привычке вытянувшись голышом на чистых простынях, он закрыл глаза, но сон не шел. Перед мысленным взором стоял ее образ: спускаясь на шелковой веревке, она изящным движением ноги управляла ее вращением. Она сказала, что не была обнажена, но Гэвин легко мог представить ее без одежды. Это было прелестно.
Господи, а эти волосы…
Ни у кого не было таких сияющих волос. В его воображении на ней не было черного парика. Она была без маски, и яркий водопад рыжих волос спадал ей на плечи и спину…
Гэвин попытался перевернуться на живот, чтобы унять сладострастные волны и возникающие в голове образы, но это было неудобно – он снова возбудился так, как и представить себе не мог.
И не потому, что ему просто нужна была женщина. Ему нужна была она.
Он хотел ее.
Гэвин вскочил с постели и воззрился на свое гордо качающееся мужское орудие. Раньше оно всегда ему подчинялось, но не сегодня. Этой ночью он остро почувствовал, что давно пора им воспользоваться. Что в его возрасте большинство мужчин уже женаты, в постели их кто-то ждет – те, которые могут нежной лаской утолить их желания и избавить от одиночества.
Да, Гэвин был одинок, и так продолжалось уже давно. На самом деле он начинал скучать от жизни, от ее рутины, от одних и тех же ежедневных целей и задач.
Однако сегодняшний вечер с миссис Петтиджон был больше, чем приключением. Она не боялась смотреть на него как на равного. В ней были прямота и честность, которые ему нравились. Он определенно не мог знать заранее, какие слова слетят в следующую секунду с ее прекрасных губ.
Да, эти губы. Как им идет эта красная помада. Раньше он не замечал, насколько они полны и свежи. А теперь ему пришла в голову мысль о том, какими они должны быть на вкус…
Проклятье! Надо остановить эти мысли. Ему не уснуть, если он будет продолжать представлять ее в своей постели.
А поскольку вожделение все равно не давало ему уснуть, он вспомнил о нескольких делах, которые стоило обдумать. Накинув халат, он прошел в кабинет. У него было несколько докладов, которые следовало просмотреть перед завтрашним заседанием членов Английского Банка. Ничто так не усыпляло его, как чтение деловых бумаг, но даже эти нудные документы не могли отвлечь его от соблазнительного образа Сары Петтиджон.
Он читал, но ничего не понимал. Напротив, вычурный почерк одного из документов напомнил ему, с какой природной грацией она вскинула руки в конце выступления. Эти руки, которыми она ухватилась за него в экипаже, чтобы удержаться от падения на резком повороте…
И в голову ему пришла новая мысль.
«Я не принимаю благотворительности», – сказала она.
А что, если он не станет ее предлагать?
Что, если он предоставит ей carte blanche?
Она актриса. Предположим, когда-то она была женой. Миссис Сара Петтиджон. Он знал, что многие актрисы придумывали себе несуществующего покойного мужа, поскольку статус вдовы давал больше свободы, особенно в их кругах… Их круг … Свобода иметь покровителей – людей, которые будут заботиться о них и содержать их в обмен на услуги… А Гэвин хотел ее услуг. Они были ему необходимы.
И потом, большинство мужчин его положения содержали любовниц.
И если он заведет любовницу, весь свет будет знать, что он – любовник, что он мужчина. Разве не пора уже избавиться от этой девственности?
Господи, как ему ненавистно это слово. Но правда есть правда: он – неудовлетворенный, раздраженный девственник.
По правде говоря, он совершенно не чувствовал себя неудовлетворенным и недовольным, пока не увидел сквозь прозрачную ткань платья обнаженные ноги миссис Петтиджон, обвивающие шелковую веревку.
Ее выступление разожгло в нем пламя, и он не успокоится, пока не погасит его. Он ее хотел. Просто и ясно. Его покровительство было бы для нее лучшим выходом. Он мог защитить ее от таких, как Ров, находивших удовольствие в охоте на женщин. Он мог позаботиться о том, чтобы с ней обращались так, как она заслуживает.
И разве это не общепризнанный закон жизни: женщине нужен мужчина, а мужчине – женщина? Во всяком случае, так всегда говорили ему мать и двоюродная бабушка, кавалерственная дама Имоджин. Разумеется, они имели в виду скорее жену, а не любовницу, но Гэвину просто необходимо удовлетворить это мучительное вожделение, иначе он никому не сможет быть подходящей парой.
Взглянув на все с этой стороны, он почувствовал, что Сара Петтиджон просто не может не позволить ему быть ее покровителем. В конце концов, это из-за нее он, черт возьми, настолько возбужден. И он расскажет ей, как сильно это возбуждение.
Сию же минуту.
Нужно спасти ее от ее же упрямства.
Гэвин встал из-за стола и вернулся в спальню. Он оделся так энергично, будто проспал сто дней подряд. Предвкушая небывалый день, он прошел в конюшню и запряг своего коня, которого приобрел совсем недавно, чтобы хоть как-то пробудиться от летаргического сна. Арес, серый в яблоках жеребец в черных носках, приветственно заржал при виде Гэвина, разбудив одного из конюхов.
– Позволите мне помочь, ваша светлость? – спросил мальчик, протирая глаза.
– Нет, приятель, я сам, – ответил Гэвин, подтягивая седло и беря уздечку.
– Нортон шкуру с меня сдерет, если я не помогу, ваша светлость.
– Значит, он ничего не узнает. Подай-ка мне фонарь.
Парень повиновался.
– Изволите сказать, куда вы отправитесь, ваша светлость? Нортон говорит, что ему всегда нужно знать, где находится каждая лошадь.
– Скажи ему, что я поехал на встречу.
– Но еще не рассвело, ваша светлость, – недоверчиво возразил паренек.
– Тогда скажи, что мне надо повидаться с женщиной, – ответил Гэвин и от одних этих слов почувствовал такую веселость, какой никогда не испытывал. Он пришпорил коня.
В конце концов, он не гоняется за какой-то обыкновенной женщиной. Он претендует на саму Сирену и собирается вытащить Сару Петтиджон из ее бедственного положения.
Освещая себе дорогу фонарем, он скакал по пустынным улицам Лондона и думал о том, что в его окружении нет ни одного мужчины, который не будет ему завидовать.
Глава пятая
Прошло несколько часов, прежде чем Сара наконец уснула.
Выпроводив Бейнтона, она еще целый час ходила по комнате, вспоминая мельчайшие подробности их разговора и придумывая хлесткие возражения, которые поставили бы его на место.
Наихудшим из всех был момент, когда он заинтересовался ее пьесами. «Моя работа», – услышала она свой высокомерный голос. «Работа?» – переспросил он, будто женщины никогда не занимаются такими вещами. Или будто сочинительство – это не тяжелый труд. На самом деле этот труд более тяжелый, чем мог представить себе такой аристократ, как он, – ведь Бейнтон никогда не работал. У него для этого были слуги.
А потом, разъяренная, она представила, как запихивает в его надменный рот листы со своей пьесой. Она заставила бы его съесть все до единого – будет знать, как ее допрашивать. Да, заставила бы!
На самом деле она не могла дождаться, когда Джефф и Чарльз поставят ее пьесу. Она выбрала «Беспокойную вдову», потому что это была веселая комедия, хотя и с остроумным концом – особенно в кульминации, когда герой падает на одно колено и признается в любви вдове. Эту сцену она представляла себе очень живо. Без сомнения, после первого же представления жители Лондона толпами повалят в театр. По всему городу пойдут разговоры о том, как великолепна новая пьеса, они достигнут ушей герцога Бейнтона, и он будет гадать, что же это за новый талантливый драматург появился в Лондоне и покорил столицу.