Может, его любопытство окажется настолько сильным, что он даже станет искать этого драматурга – и найдет?
Сара представила себе их встречу. В ее воображении она почему-то была одета в георгианском стиле, в напудренном парике и даже с мушкой, а в ушах – блестящие серьги с имитацией бриллиантов. Она поняла, что выбрала для их встречи костюм, который надевала ее мать, когда играла в постановке «Унижение паче гордости» – это была последняя сыгранная ею роль, а потом она стала любовницей лорда Твиндейла.
Сара считала, что этот костюм прекрасно демонстрирует царственность и самоуверенность. Именно такой она и хотела быть в присутствии Бейнтона.
Что касается его, то в ее воображении он был одет довольно мрачно. Что-нибудь красно-коричневое. У него был смиренный, сокрушенный вид. Эта картина была такой утешительной… Однако нельзя сбрасывать со счетов реальность.
Бейнтон никогда не смирится перед ней.
Она почувствовала сожаление, и ее мысли обратились к тому, чему уже никогда не суждено сбыться.
Ее охватило одиночество.
Бейнтон никогда не увидит ее пьесы. Это ниже его достоинства. И ее матери больше нет. Разочарование, цинизм и пристрастие к опиуму скоро свели ее в могилу, и, кроме Сары, не было никого, кто тосковал бы о ней.
Сара оглядела свою комнату и увидела ее глазами Бейнтона. Здесь не было ничего от нее. Это была пустая оболочка по сравнению с той жизнью, которую она когда-то вела, и женщина была безумно рада, что Шарлен уехала и благополучно обитает вдалеке от всего этого. Ее жизнь теперь в Бостоне. У нее будут дети, любовь и все, что приходит вместе с ними – все то, что потеряно для Сары.
Возмущение Сары угасло, и ей хотелось плакать. Нужно лечь в постель. Завтра будет важный день. Она встретится с Джеффом и Чарльзом, чтобы обсудить свою постановку. Герцогу Бейнтону не удастся нарушить ее планы.
Она разделась, аккуратно свернула костюм Сирены и уложила в коробку. Надев через голову плотную хлопковую ночную рубашку, она задула свечу. Ее койка была очень неудобной, но она постаралась убаюкать себя приятными мыслями о завтрашнем дне и уснула беспокойным сном.
Обычно она не видела снов, но эта ночь была исключением. Саре снилось, что она идет по темному и опасному месту, в котором раньше никогда не бывала, но она находилась там не одна. Рядом был герцог Бейнтон, он защищал ее и указывал дорогу. Она радовалась, что он рядом, потому что вокруг слышались насмешливые, дразнящие голоса. Ей даже казалось, что она видит лица, но в этом смутном, запутанном сне не могла как следует их рассмотреть.
Она была уверена лишь в том, что рядом Бейнтон… И тут раздался стук.
Услышав этот звук, Бейнтон остановился, а Сара продолжала идти вперед. Она подумала, что он догонит ее, но герцог не двигался. Он просто исчез, и она осталась одна с этим ужасным стуком, который становился все громче и настойчивее…
Сара встрепенулась, проснувшись и с изумлением обнаружив, что она дома, в постели, а не идет по темным улицам. Все ее тело болело, словно она прошагала не одну милю, – и тут она вспомнила, что так оно и было. Прошлой ночью она неплохо размялась, а вот выспаться и как следует отдохнуть ей не удалось.
– Миссис Петтиджон! Проснитесь! – раздался голос герцога Бейнтона, продолжавшего колотить в ее дверь.
– Что же там такое?..
Сара наскоро пригладила волосы. Перед сном она не стала заплетать косу, и сейчас их тяжелая густая копна была спутана. Часть лица отекла, будто она слишком долго спала, в глазах чувствовалась резь, словно их засыпало песком. Она протерла глаза.
– Миссис Петтиджон, откройте дверь. Я должен обсудить с вами очень срочное дело.
Из-за двери пробивался свет, словно уже настал день, но это было невозможно.
До сознания Сары дошло слово «срочное». Что может быть такого срочного, о чем он не мог сказать ей вчерашней ночью? Она сразу же подумала о Шарлен.
Сейчас, во время англо-американской войны, переписка между Сарой и ее племянницей была затруднена. Если кто-то и мог получать информацию от Шарлен, то лишь могущественный герцог Бейнтон.
Ее охватил страх за Шарлен. Она подскочила к двери и распахнула ее. Оказалось, что свет, пробивающийся снаружи, исходит от фонаря в его руке. Прищурившись, Сара еще шире распахнула дверь.
– С Шарлен все в порядке? – спросила она.
– Да, конечно, – ответил он, без приглашения проходя мимо нее в комнату. Сняв шляпу, он положил ее на стол, рядом поставил фонарь.
– Тогда к чему такая срочность? – в замешательстве спросила Сара.
Но Бейнтон не обращал на нее внимания. Он остановил взгляд на ее босом большом пальце ноги, который виднелся из-под длинной ночной сорочки. Сара вспомнила, как тепло звучал его голос, когда он поинтересовался, какая еще часть тела у нее обнажена. Она быстро спрятала ногу под сорочку, но он тут же перевел внимание на спутанные волосы, разбросанные по плечам. На что бы он ни смотрел, его взгляд был похож на прикосновение, и ей хотелось от него спрятаться.
Внезапно он объявил:
– Я хотел бы провести с вами ночь.
Эти слова не сразу дошли до ее еще сонного сознания, но как только это случилось, она чуть не расхохоталась… Но тут же поняла, что он совершенно серьезен.
Его присутствие, его личность заполняли каждый уголок этой жалкой комнаты. Он был слишком хорош, чтобы в ней находиться. Слишком полон энергии и жизни.
И сознания собственной значимости.
Стоя у все еще открытой двери, Сара произнесла:
– Этот факт был установлен еще вчера, когда вы сказали что-то о моей груди и сделали комплимент моим ногам, ваша светлость. Думаю, вас не удивит мой ответ – нет. А теперь спокойной ночи или доброго дня – в зависимости от того, который теперь час.
И она жестом попросила его выйти.
Но он не двинулся с места.
– Выслушайте меня, и … – он продолжил, словно предполагая, что убедить ее не удастся, – если вы все еще будете настаивать, чтобы я ушел, я это сделаю.
– Если?
Несмотря на свой сарказм, Сара ощутила любопытство. У Бейнтона никогда не было любовниц. До нее доходили слухи, которые передавали друг другу актрисы и танцовщицы – они всегда были в курсе таких вещей. Он был самым желанным холостяком в Лондоне и самой вожделенной добычей для любой женщины не самых строгих правил.
Кроме того, она никогда не получала подобных предложений.
Да, когда она была моложе, за ней гонялись мужчины. Однако после того мучительного фарса, в который превратился ее брак, она больше никого не подпускала близко к себе. Пожалуй, ей больше нравилось быть хозяйкой своей жизни. Плохой муж вполне может привести женщину к таким выводам.
Она закрыла дверь.
– Говорите.
– Я вам не нравлюсь. Я понимаю, – поспешил он прибавить, – но я не настроен против вас.
Это было для нее новостью.
– Я считаю вас упрямой, – добавил он, – и иногда неразумной, но это не преступление.
– Как это мило с вашей стороны, ваша светлость.
Бейнтон не обратил внимания на ее насмешливый тон. Вместо этого он зашагал по ее тесной комнате точно так же, как всего час или два назад шагала она.
– У меня есть проблема, – сказал он. – Я должен жениться. И я женюсь. У меня есть деньги. Я герцог. Есть женщины, которые захотят выйти за меня замуж.
– Две уже отказались, – вкрадчиво напомнила она.
Он остановился.
– Да, отказались, и в этом отчасти заключается трудность. Вы – одна из немногих, кто знает, что я поступил честно и дал им выйти замуж за тех, кого они избрали. Это произошло не потому, что они сочли меня недостойным или нашли во мне какие-то изъяны. Однако остальные не знают всех обстоятельств.
Бейнтон остановился, словно борясь с собой, а затем продолжил:
– Некоторые считают, что я не совсем мужчина.
– Какие глупости, – ответила Сара.
– Но это так.
Она хотела опровергнуть его заявление, но… Он был прав. До нее доходили перешептывания неких недоумков, гадавших, что же с ним не так и почему Шарлен выбрала другого. Они даже подкатывали к Саре, надеясь выведать у нее что-нибудь, и очень разочаровывались ее молчанием. Она знала, что эти слухи абсолютно несправедливы, но что она могла сказать? Кто поверит актрисе?
Он протянул ей руку и усадил ее на один из стульев. Пододвинув второй, он сел напротив, так что они почти соприкасались коленями.
– Прошлой ночью, миссис Петтиджон, вы создали образ, желанный для всех без исключения мужчин в театре.
Это была правда. Она стала сенсацией.
– Я ничего особенного для этого не делала.
– Вам это и не нужно. Мужчины алчны. Они видят – и уже хотят. Если бы вы были со мной, это помогло бы мне восстановить репутацию.
– Я не публичная женщина.
Она стала подниматься, но он поймал ее руку.
– Это деловое предложение.
– Я. Не. Публичная. Женщина, – с нажимом повторила она.
– Я никогда вас такой не считал. Однако вы создали такое впечатление – возможно, ложное, но люди думают, как им угодно.
– И что же они думают относительно цены, за которую я могу себя продать?
– Или воспользоваться этим моментом для своей выгоды. Что есть такого, что вам нужно, но вы не можете это получить, миссис Петтиджон? Может быть, безопасность? Или прекрасный дом, который был бы вашим?
– Снова пытаетесь проявить заботу обо мне, ваша светлость?
– Вы отказались принимать благотворительность.
Сара раздраженно хмыкнула. Что ж, если он использует ее же слова против нее, пусть это будет на его совести. Она скрестила руки на груди.
– У меня свои принципы.
– Да, весь мир знает, что миссис Сара Петтиджон – не просто актриса. У нее есть принципы, – ответил он. – Она никогда не опустится до того, чтобы петь, дрыгая ножками на раскачивающейся веревке над головами толпы голодных мужчин, ведущих себя, словно свора псов.
На мгновение Сара возненавидела его.
Но она не станет оправдываться.
У нее были веские причины участвовать в «Озорном ревю». Одинокая женщина должна делать все, что в ее силах, чтобы выжить. Ей нет надобности объяснять свое поведение его надменности. Она ответит ему такой же надменностью.
– Свора псов, одним из которых были вы, – насмешливо напомнила она.
– Да, я был там, – признался он.
Она смотрела на него, рассерженная и уставшая. Точнее, изможденная.
На миг она почувствовала, что может не выдержать этой жизненной борьбы. Насколько же должно быть тяжело, чтобы она сдалась, сказала «да» и получила дом – свой дом, который никто не сможет у нее отнять?
Она не должна поддаваться искушению. Ведь ее мать сдалась. Но все же любопытно…
– В Лондоне и его окрестностях по меньшей мере полдюжины пташек, любая из которых, будь она рядом с вами, вызвала бы зависть всех ваших знакомых, ваша светлость. Почему же я?
– Я искал такую, которая не наделает глупостей, – ответил он. – Мне не нужны внебрачные дети.
Умно. Бейнтон был богат. Поддерживать родившегося от него ребенка было бы для него делом чести, и мать этого дитяти могла бы считать себя обеспеченной на всю жизнь.
– Кроме того, мне нужна та, на чью осмотрительность я мог бы положиться.
– И вы считаете меня именно такой? – недоверчиво спросила Сара.
– Собственно говоря, да. У вас действительно есть принципы.
– Пожалуй, мне приятно это слышать.
– Пожалуй?
– Да, пожалуй. Я несколько смущена, – сказала она. – Вы ждете от меня осмотрительности и при этом, очевидно, желаете дать понять всему Лондону, что мы – любовники. Какую игру вы ведете?
– Никакой игры. Мне нужна помощь, и вы – единственная, кому я могу доверять.
– Потому что… – подсказала она.
– Потому что я девственник, миссис Петтиджон.
Сара застыла, не зная, не ослышалась ли она.
Однако он не смеялся и вел себя совсем не так, как если бы это был розыгрыш. Он был удивительно серьезен, и она поняла, что он говорит правду.
Она выпрямилась, положила руки на колени и просто сказала:
– Не беспокойтесь. Это временно.
Он вздрогнул на стуле, словно собираясь возразить.
– Но сейчас это так, – объявил он. – Вы думаете, я этого хочу? В моем возрасте?
– Тогда почему это так?
– Видите ли, принципы есть не только у вас. Я подумал, если моя жена должна быть девственницей, то будет справедливо, если я приду к алтарю в таком же состоянии… чистоты, если можно так выразиться.
– О, ваша светлость, вы романтик.
В ответ на ее замечание он смущенно нахмурился.
– Разумеется, я романтик. – Он пожал плечами и, смущаясь, продолжил: – Однако вам известна история моих поисков жены.
– Да.
– И теперь, если мои знакомые узнают…
Умолкнув, он продолжил свою речь жестом руки, и Сара с трудом удержалась от смеха.
Итак, Бейнтон – красивый, знатный, обладающий всеми качествами, необходимыми для прекрасной жизни, – и тревожится из-за подобных пустяков?
Сара не могла в это поверить. Она покачала головой.
– Тогда исправьте это, – предложила она. – Познайте жизнь, уйдите в загул.
– Я пытаюсь, – ответил он, снова садясь напротив нее. – Я хочу этого.
– Со мной?
Он сдвинул брови.
– Конечно. Поэтому я здесь.
– Нет.
– Что – нет? Вы имеете в виду, я не здесь? Но я здесь.
– Я не собираюсь вас развлекать.
– Вы не обдумали все как следует…
– О, я прекрасно все обдумала…
– …потому что иначе вы увидели бы в этом много преимуществ.
– Каких преимуществ? – Сара встала и окинула взглядом свою лачугу. – Да, дом – это было бы прекрасно. Не беспокоиться о деньгах – еще лучше. Но я уже это проходила, ваша светлость.
– У вас был покровитель?
– У моей матери. Так бывает, если женщина остается одна. Если она не становится швеей или гувернанткой, личной прислугой, нянькой или, самое ужасное, компаньонкой какой-нибудь своенравной старой леди, то у нее остается весьма небольшой выбор. Но я хочу от жизни чего-то большего. Не просто найти способ обеспечить себя – я хочу, чтобы моя жизнь имела значение.
Он посмотрел на нее так, словно она произнесла что-то на тарабарском языке.
– Но ваша жизнь и так имеет значение.
Сара снова села на стул напротив него и наклонилась вперед, стараясь донести до него смысл своих слов.
– У вас есть цели. Но они есть и у меня. Мои произведения – смысл моей жизни. Моя миссия или, если хотите, мое основание ходить с высоко поднятой головой и не жить за чужой счет.
– Я вас обидел, – смущенно ответил он.
– О да. Так и есть.
Его брови снова сдвинулись к переносице, желваки напряглись.
– Но вы не хотите благотворительности.
– Не хочу.
– Я ее не предлагаю.
Сара понимало, куда он клонит. Это изумляло ее и вместе с тем забавляло.
– Вы думаете, что если я стану вашей любовницей, то это даст вам возможность заботиться обо мне, а я смогу чувствовать себя полезной?
Он на мгновение задумался.
– Таково мое намерение.
– И вы не понимаете, почему бы мне не принять ваше предложение, не так ли? – продолжила она за него.
– Честно говоря, я изумлен. Мне кажется, это решит сразу несколько проблем.
– И вы могли бы сделать такое предложение знатной леди? Или женщине благовоспитанной?
Бейнтону показалось, что лучше ему быть поосторожнее. Он отвел глаза.
– Вы же знаете, это было бы неправильно.
– Поскольку?.. – продолжила она тоном строгой учительницы.
– Такое предложение могли бы счесть оскорблением.
Сара снова наклонилась вперед.
– Мой отец – лорд Твиндейл, покойный. Я родилась в результате внебрачной связи, ваша светлость, но я не вижу, каким образом это делает меня менее уважаемой, чем его дочери, урожденные леди Твиндейл.
– Думаю, вы знаете ответ на этот вопрос.
– Вы правы. Мне понадобилось много лет, чтобы это преодолеть. На самом деле мое чувство значимости основывается вовсе не на том, кто был мой отец. А на том, кем я сама себя считаю.
Гордые слова. И смелые. Она сидела, словно окруженная их ореолом.
Бейнтон их услышал. Возможно, он им не поверил, но все же на миг они поняли друг друга.
И она ожидала от него извинений. Она была готова к его бормотанию о том, что он не вполне понял ее ситуацию. Она даже ждала, что он попросит прощения, что было бы ей очень приятно. Скорее всего, он нечасто приносит кому-либо извинения.