Когда Маргарет оторвалась от его губ, вздыхая, поправляя выбившиеся из-под шляпки волосы, то реальный мир вернулся к ней - она услышала шелест опадающей листвы и крики грачей на соборной башне. Взгляд скользнул вверх – на нее глядели любопытными глазами свежие звезды, и Маргарет вспомнила о времени. Адам освободил руку, нырнувшую тут же в карман. Он достал карманные часы, стрелки которых сверкнули в лунно-серебристых лучах.
В шоколадных глазах девушки блеснула, колыхнувшись, легкая волна:
- Вечер кончается – скоро ночь. И нам надо будет расставаться. А так не хочется! Мне так нравится с тобою, Адам!
Адам, держа крепко в объятиях свою возлюбленную, произнес, ласково глядя ей в глаза:
- Ночи тоже проходят, жизнь перелистнет страничку, и ближе к обеду мы вновь будем вместе...
Маргарет сказала жалобно:
- Но мне так не хочется, чтобы ты уходил...
Адам еще крепче прижал к себе девушку, словно самую главную драгоценность, и, помолчав, добавил:
- Если я опоздаю, хозяин отеля не пустит меня в комнату... Тебе хорошо, твой дом в любое время примет тебя... Как здорово уметь распоряжаться собой и своим временем.
Маргарет кивнула:
- Да, я могу приходить поздно. В крайнем случае, меня встретит верный мне слуга и впустит через заднюю дверь. Но ведь еще немножко времени есть у нас?
Глаза Адама вдруг загорелись:
- Слушай, а коли так – пойдем к развалинам здешнего монастыря. Помнишь, ты хотела прогуляться туда, где жил старый монах, который был самым неистовым аскетом в этих местах?
Они сразу же одним порывом, как будто приняв быстрое решение, направились по темной, мощенной камнем дороге к седым развалинам, которые возвышались над деревьями вдалеке на фоне глубокого темно-синего неба. Уже стемнело настолько, что окружавшие предметы расплывались, становились большими и таинственными. Поздний вечер постепенно переходил в глухую и таинственную ночь, но идти было недалеко - серые стены заброшенного, наполовину рухнувшего в заболоченную речку собора уже виднелись серо-зеленой громадой в вечерних сумерках. Сизая полоса тумана начала медленно ползти им навстречу, когда они, весело переговариваясь, останавливаясь для сиюминутного поцелуя, вышли за пределы мерцающих фонарей, достигнув высокой ограды. Каменная стена завершалась вверху железной решеткой. Густо росшие деревья были похожи на старинные арабские шатры.
Кладбищенская калитка, закрывавшая путь в царство упокоения мертвых была заперта, но Маргарет уверенно тянула Адама за руку к одному знакомому ей месту.
Здесь огромное дерево, упавшее после лютой зимней бури, повредило решетку, поэтому путники через пролом очутились среди мертвых развалин.
Церковная башня высилась над ними и казалась призраком. Внутри ограды было кладбище, и памятники его возвышались в тумане, как привидения.
Старые монастырские стены были сплошь увиты плющом, который ловко взбирался до самой крыши. Эти древние стены защитили путников от поднявшегося ветра. Встретили их лишь шуршащие у стен мелкие твари, пыль и запах тления.
- Вот здесь он жил и молился в последние годы, - сказала Маргарет, глядя во мрак кельи. Звук ее голоса, внезапно отделившись, полетел среди обветшалых каменных стен.
– Жаль, что у нас с тобой нет ни фонаря, ни свечи. Говорят, он был очень грешен, потому и молился, - тихо произнесла она, оглядываясь.
- В чем же состояли его грехи? Грехи монаха?
Маргарет вздохнула, крепче прижавшись к Адаму. Ей вдруг стало зябко.
- О, это был необычный человек. Он умел удивительно говорить, да так, что птицы слетались к нему, пчелы летели, забыв о сладких кувшинках цветов. Конечно, он привлекал людей. И вот стало известно, что он полюбил мирскую женщину. Это была падшая женщина, продававшая свое тело на панели. Говорят, от нее он подхватил дурную болезнь и понял, что это наказание божье. Пытался ее лечить и обратить к богу.
- Ну, и как?
- Какое-то время она жила здесь с ним, что само по себе греховно, люди считали ее его женой и осуждали эту связь, противную богу и церкви.
- Тогда он очень большой грешник! – воскликнул Адам.
- Она ушла от него, когда узнала, что носит его ребенка. Он молился, ходил по людям, делал разные добрые дела. Мы с подругой были маленькими девочками, он угощал нас вкусными сластями, и мы за ним бегали, несмотря на то, что лицом он был страшен, как бы черен весь.... Вот и все о его грехе.
- Нет не все... Он еще отравил человека!
Раздавшийся за их спинами спокойный голос здорово напугал их, они резко развернулись и отпрянули к стене. Маргарет вскрикнула.
На фоне бледной затуманенной луны совершенно неподвижно стоял человек в темном одеянии и широкополой шляпе. Мертвенный свет окатывал его плечи и спину, скрывая лицо и потому, казалось, что у него и нет никакого лица.
- Кто вы? –первый воскликнул тонким голосом Адам, стараясь сохранять в самом себе необходимое душевное равновесие и мужество. Его рука сама по себе цеплялась за пояс, где висел стилет.
Маргарет почувствовала слабость и опиралась на его руку.
- Это он. Это монах с черным лицом, - шептали ее губы.
Стоявший вздохнул и промолвил:
- Я самый страшный злодей в мире! Ха-ха! Ладно, не бойтесь, я пошутил... Вы уже завершили свою экскурсию? Или хотите последовать примеру монаха? Здесь сыро и холодно. Пойдемте!
Они пошли за незнакомцем, словно бы он повелевал ими. Он поднял фонарь, стоявший светлячком на осенней земле и жухлой траве.
Маргарет, стараясь не крикнуть, пылко вцепилась в руку Адама, и тот крепко сжал ее пальцы. Шли молча среди траурного строя деревьев и памятников у склепов, в почти полной мгле, в которой ходили и дрожали зыбкие тени. Далеко пахло речной водой.
И вот, среди мрака, листья и ветви, окружавшие заброшенный монастырский погост, засветились жаром огня. Они вышли к пылающему костру.
У костра сидел гном в длинном плаще пилигрима с капюшоном.
Человек в шляпе пригласил их присесть на ствол опрокинутого дерева. При свете костра лицо его сначала показалось стариковским, но, присмотревшись, Адам понял, что перед ними еще достаточно молодой и сильный мужчина. Его старили борода и усы. У него была странная привычка – застывать надолго на одном месте и стоять без движения. Глаза у него были живые, веселые. Из-под шляпы виднелись длинные, уже начинающие седеть волосы.
Гном, оказавшийся простым мальчишкой, серьезно осмотрел пришедших и
тут же принялся ломать о колено хворост и бросать в костер. Незнакомый господин улыбнулся и протянул Маргарет флягу.
- Вот вам старый ямайский ром, тот самый, который пивал знаменитый пират Кидд! Выпейте и вы воспрянете для жизни. Милая леди, вы ведь вся продрогли. Да и вы тоже, сударь...
Маргарет послушно глотнула рому и закашлялась. Глотнул огненной жидкости и Адам.
Тоже кашлянув, крякнув от крепости напитка, он спросил:
- Простите, а кто вы? С кем имею честь?
Тепло заструилась по их телам, а незнакомец, улыбался, медлил с ответом.
- Называйте меня мистером Бирном. Я ученый, занимаюсь изысканиями в этом монастыре, на этом кладбище. Тревожу прах предков, поднимаю мертвецов и гоняю привидения...Это мой сын и помощник. Не удивляйтесь его молчанию - мальчик нем, как рыба, и так было с рождения...
Адам внимательно посмотрел на мальчика, кивнул, потом перевел взгляд на мистера Бирна, назвал себя и свою подругу.
- И что, здесь есть что искать, мистер Бирн?
- Конечно, - серьезно ответил Бирн. – Здесь я нашел остатки монастырской библиотеки, кстати, и книги Джозефа Алстона, последнего жившего здесь. Кроме того, само по себе кладбище, эти заброшенные, заросшие мхом и кустарником, скрытые за деревьями склепы, представляют немалый интерес. Им уже несколько столетий...
Маргарет быстро освоилась, поняла, что окончательно согрелась и весело спросила мистера Бирна, он уже ей казался совсем не страшным.
- Простите, мистер Бирн, вы говорили о монахе, как об отравителе.
- Да, есть такая неприятная история. Джозеф Алстон, полюбив гулящую Мэри и пытаясь спасти ее, отравил с помощью яда ее хозяйку бандершу. Вы понимаете, о чем я говорю.
- Представляю, как он мучился, замаливая этот грех. И все напрасно! – громко сказала Маргарет.
- Почему напрасно? – спросил мистер Бирн.
- Да ведь Мэри вернулась к прежним занятиям.
Бирн вздохнул, пошевелив длинной палкой уголья костра. Потом застыл на месте, словно памятник, не двигаясь. Говорили только его губы:
- А вот мои поиски, дорогая леди Маргарет, дали совсем другой результат. Мэри забросила свои занятия. Ее приняли в больнице соседнего города. Там ведь жили ее родные. Она родила мальчика. Алстон, как вы знаете, исчез из города, его келья заброшена, как и весь старый монастырь. Дело в том, что он собрал кое-какие средства, пожертвования, уехал к своей возлюбленной Мэри. Они поселились вместе в одном загородном доме, тоже брошенном, принадлежащем родственникам мисс Мэри. Но кара господа настигла его здесь. Он скончался в мучениях...
- А могила его? – спросил Адам.
- Там же. А вот Мэри изменилась. О грехах своей юности она уже не вспоминала. О ней теперь все говорили, как о сестре милосердия. Организовала приют для подкидышей и сирот в госпитале графини Элизабет. В мирное время сёстры общины ухаживали только за больными женщинами, а в военное — и за мужчинами, нуждающимися в медицинской помощи. Много сделала эта община и для больных разными болезнями.
Наступила тишина. Все присутствующие, казалось, задумались над рассказанной судьбой. Луна ушла за облака, зашумел ветер. Мистер Бирн завернулся в плащ.
- Спасибо за ваш интересный рассказ, мистер Бирн.
Бирн кивнул, сделал знак мальчику. Тот залил водой из котелка костер и затоптал его.
- Луна ушла и ветер усиливается. Пойдемте, я выведу вас отсюда. Ведь уже поздно, и вас, вероятно, ждут, - сказал мистер Бирн. И добавил:
- Джонни, не забудь вещи, мы уходим. И зажги фонарь.
Они тронулись в обратный путь в торжественной тишине, среди покрытых тайнами надгробий, загадочно немых памятников. Только деревья шумели под знобящимся ветром. Тонко светящие звезды выглядывали из-за туч. Впереди шел суровый мистер Бирн с фонарем в руке, за ним шагал маленький Джонни с вещевым мешком, такой же серьезный и сосредоточенный, замыкали шествие взволнованные Адам и Маргарет.
Когда они достигли городского парка, мистер Бирн внезапно застыл на месте, словно кукла – манекен. Он стоял, не шевелясь, будто прислушиваясь. Потом, повернувшись, ступил несколько шагов назад по аллее. Остальные удивленно наблюдали за ним.
Шум деревьев переходил в легкий свист, далеко был слышен топот копыт.
- Тени былого крадутся за нами, иль неизвестные еще злоумышленники, - загадочно, то ли шутя, то ли серьезно, сказал он. – Мистер Адам, необходимо найти для юной леди экипаж..., а мы, мужчины, в случае нападения грабителей, сможем постоять за себя. Не так ли?
Адам кивнул, храбрый и веселый, держась за рукоятку ножа.
На городской площади горела цепочка бледных фонарей. Мистер Бирн быстро нашел кэб, и влюбленные поцеловались.
- Я завтра жду тебя, родной, - ласково произнесла Маргарет.
А потом обратилась к хмуро застывшему Бирну.
- Спасибо вам, мистер Бирн, - сказала она. – Только... только один вопрос... Откуда вы знаете такие подробности о жизни несчастного Алстона?
- Я отчим его сына, - прозвучал ответ.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Комната, занимаемая Стивенсоном, была обширна, с высоким потолком, напоминающим былую роскошь сквайра, жившего здесь в давние времена. Каминный очаг, украшенный бронзовыми львами, был невелик и не мог как следует обогреть всю комнату. Стивенсон практически не отходил от очага, завернув свое худое тело в теплый халат. Сидя у багрового огня, он грел руки, посматривая на мрачные и высокие стены, украшенные охотничьими трофеями и скрещенными мечами. Пахло вереском и углем.
Спустя полчаса подали ужин.
Стивенсон спустился в круглую комнату, бывшую в небольшой башенке, где был накрыт стол на два прибора. Коридоры дома были длинны, каждое движение, каждый шаг отдавались гулким эхом. Стол накрывала служанка, которую звали Жанной – деревенская девушка, присланная в услужение миссис Андерсон от каких-то знакомых. Она уже проявила нерасторопность,
уронив большой сверток из чемодана доктора, в результате испачкав в угольной пыли новое пальто, купленное доктором где-то в пути, поэтому ходила с морковным лицом, то и дело приговаривая фразу «что-то у меня сегодня плохое настроение». Хозяйка дома –датчанка, казалась молчаливой и величественной, словно соборная башня. Это была высокая и крепкая телом женщина неопределенного возраста: ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет.
Стивенсон сидел за длинным столом со свечами, а за его спиной за стеклом окна бушевал осенний ветер. За поржавевшей решеткой в камине плескался багрово- синеватый огонь.
Спустя десять минут появился доктор Джонсон, улыбающийся, румяный, с влажным лицом.
- Как вам здесь? Не правда ли, чудесно? Здешняя хозяйка моя хорошая знакомая. Вы скоро убедитесь, что вам здесь будет очень удобно.
Стивенсон кивал, помалкивая о холодной комнате, не желая расстраивать доктора.
- Не сочиняете ли вы что-нибудь занятное? Вот напишите про этот дом. Его история, характеры его владельцев – это будет очень интересно и поучительно.
Доктор сел за тарелку и открыл крышку.
- О, мой любимый омлет...
И он заговорил о светских новостях, почерпнутых из газеты. Поговорили о новом владельце одного из заводов, человеке, сказочно разбогатевшем.
Тут глаза доктора гневно блеснули, и он выпрямился, как струна, бросив на минуту ужин, вытирая нервно руки салфеткой, сказал:
- Богатство развращает. Увы, как и любовь к женщине. Потому что ни деньги, ни любовь никто не употребляет с пользой. Особенно любовь к женщине – она действует развращающе... Она лишает человека душевного равновесия. А богатство вызывает новые желания и аппетиты. И так до моральной деградации.
- Быть может вы, профессор, не знали любви, - спросил Стивенсон, слегка подогретый вином.
- О, ну что вы... Я влюблен... (он поправился), был влюблен. И крепко... Но, все же с достоинством выдержал этот удар!
В дальнейшем ужин проходил в тишине. Неслышно ходила вокруг Жанна, забирая тарелки, гудел, плескался огонь в очаге, да шумел ветер, сотрясая стекла.
Когда они отужинали, доктор пригласил Стивенсона в гостиную. Здесь еле теплился камин. Доктор открыл шкаф, перебирая ноты.
- Вы, как человек искусства, должны находить отдохновение в звуках прекрасной музыки.
Он сел за фортепиано, а Стивенсон расположил свое худое уставшее тело на восточном диване. Доктор Джонсон исполнил сочинение Моцарта. Его руки, которые вначале подрагивали и играли неуверенно, наконец обрели покой и целеустремленность, лаская клавиши. И звуки музыки, казалось, взлетали по комнате, устремлялись в окно, сплетаясь с осенним ветром и падающими листьями.
- Да, это прекрасно, - сказал Стивенсон. – Искусство украшает наш жизненный путь.
- Да, и радует глаз, и дает отдых после долгих и тяжких трудов.
Доктор вздохнул, закрыл крышку рояля и пояснил:
- Мне приходится принимать много больных, и часто музыка служит и отвлечением, и вдохновением.
Он, помолчав, провел руками по лицу и задал обычный вопрос:
- А как вы пишите?
- Подмечаю многое в жизни, соединяю со своей фантазией, - просто ответил Стивенсон. - Все это ложится на бумагу. Я внешне, быть может, хрупок и незащищен, но господь мне дал удивительную способность – читать в мыслях и сердцах людей. И отображать это в творчестве.
Доктор вздрогнул. Как-то сердито и недоверчиво посмотрел на Стивенсона. После этих его слов он стал более закрытым и каким-то отстраненным.
Вечер был скомкан – сдержанно обсудив недолго последние новости из газет, ссылаясь на усталость после дороги, оба удалились в отведенные покои.