И затем, после долгой сороковой часа, твои глаза блуждают по моей фигуре пожирая мою плоть, ты делаешь шаг назад. Далеко от меня. И смотришь на меня, твои глаза бросают мне вызов, чтобы сломать напряжённую хрупкость между нами. Что это, я не знаю. Хотя я не могу это остановить. Это твоё колдовство. Теперь я это чувствую. Теперь я теряюсь в его чарах.
Я знала, что это случится.
Ты снимаешь пиджак, небрежно бросая его на пол. Затем с нетерпением срываешь галстук. Потом рубашку, по одной пуговице, ловкими пальцами. Теперь ремень, обувь, носки. Даже ты, на мгновение выглядишь неловко, снимая носки; их невозможно снять грациозно. Но тогда ты стоишь только в нижнем белье, чёрная ткань, натянутая на бледной коже, массивная фигура, как гора мышц, все скалы твёрдой плоти. И сейчас... погружаешь большие пальцы под резинку,не отводя взгляда, ты снимаешь их и остаёшься голым.
Чистая кожа, идеально сложен. Богом созданная плоть.
Твоя эрекция твёрдая и гордая, и я дрожу от вспышки физической памяти, которая нападает на меня, яростного знания об ощущении твоего члена, входящего в меня, наполняющего, пронзающего.
Я дрожу, но не могу бежать. Не могу говорить, во рту пересохло, я не в силах отвести взгляд, не желаю даже попробовать, ведь знаю, что это бесполезно.
То, как ты уменьшаешь расстояние между нами, медленно приближаясь, я знаю твои намерения, ты подходишь ко мне. Я не знаю чего ожидаю. Поцелуя? Чтобы меня оттрахали прямо здесь в эту самую минуту?
Я не ожидала того, что происходит: ты берёшь меня за плечи, и в течение секунды просто смотришь на меня; твои тёмные глаза пылают, желваки ходят, в тебе горит миллион слов, они горят но всегда остаются невысказанными, как-будто испаряются прежде, чем опасть на твои губы. И тогда ты меня поворачиваешь, грубо, внезапный оборот, ты меня толкаешь так, что я врезаюсь в окно, которое холодом впивается в мои обнажённые груди. И потом ты там, позади меня, ловишь меня в ловушку, и твой член располагается между моих бёдер, твоё дыхание касается моего уха.
— Это назвается трахаться, Икс.
И ты вонзаешься в меня.
Твёрдый, внезапный, короткий приступ боли, когда ты растягиваешь меня. И тогда я становлюсь мокрой от того, до какой степени ты меня наполняешь, и я вскрикиваю и прогибаюсь, я могла бы упасть, но ты меня держишь.
Толчок.
Я чувствую это, оно горит. Взрывающийся подъём. Я подавляю его.
— Да, Калеб. Это называется трахаться. Это то, что ты делаешь со мной. Только это. Так было всегда, — мой голос сильный, но я слаба.
— Взгляни в окно, Икс.
Я смотрю, но вместо города вижу наше отражение. Ты, огромный позади меня, твоя кожа бледная и ты весь мускулист, двигаешься, мышцы содрогаются и перекатываются в свете дня, пока ты трахаешь меня.
Я, ладони прижаты к стеклу, грудь сплюснута, ареолы сморщились вокруг моих набухших сосков, широкие бёдра и тёмная кожа, волосы распущены и дикие, глаза сумасшедшие. Двигаюсь в такт секса.
— Видишь, как мы смотримся вместе?
— Мне нужно больше, Калеб, — я прижимаюсь к твоему телу, двигаюсь навстречу твоему движению, к тому, что ты делаешь со мной. — Мне нужно больше, чем просто это. Это всё, что ты мне даешь, и этого недостаточно.
Внезапно, я чувствую себя опустошённой, задыхаюсь, когда ты выходишь из меня. Я по-прежнему прижимаюсь к стеклу, наблюдаю за тобой в отражении. Момент, после этого, ты стоишь голый позади меня, наши влажные тела блестят, массивная грудь поднимается и тяжело падает с противоречивым дыханием. Твои глаза блестят.
Я нахожусь на пороге оргазма, дрожу, полностью задыхаясь от необходимости.
— Ты просишь невозможного, Икс.
— Всё, о чём я прошу — это ты, — я никогда не понимала, насколько это правдиво, пока не сказала. Больно признавать, боль проникает глубоко через каждую частичку меня.
Ты загадка. Ты не изменишься, и я это знаю, но всё же чувствую, что ТЫ МНЕ НУЖЕН, и я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ за это, а себя ненавижу ещё больше за то, что ты мне нужен, потому что это привязывает меня к воющим призракам моего убитого прошлого, связывает меня с памятью, когда просыпаешься, будучи никем, просыпаешься неспособной говорить или двигаться, неспособный выразить, полное мучение просыпаться потерянной, в одиночку, моя душа кричит в одиночестве, мой разум пуст, моё прошлое полностью стёрто, что я не могу даже оплакивать то, что потеряла и не знаю об этом.
ТЫ НУЖЕН МНЕ.
Чёрт возьми всех богов за обременение этой истиной, но я нуждаюсь в тебе.
Я не хочу нуждаться в тебе, но это так.
Но ты не дашь, не сможешь дать мне себя. Я не знаю почему, и знаю, что ты никогда не признаешься в этом.
Твои глаза медленно закрываются. Руки, сжатые в кулаки, выпрямляются.
Ты дотягиваешься до меня. Я дрожу, парализованная на месте. Теперь нежней, чем ты когда-либо был, ты поворачиваешь меня вокруг оси, сгибаешь колени, подхватываешь меня руками под бёдра и легко поднимаешь, обвиваешь мои ноги вокруг своего туловища и в этот момент ты делаешь паузу.
— О, Икс. Ты и не знаешь о чём просишь.
Рычание твоего голоса — неумолимое скольжение лавины.
— Но я всё равно прошу, Калеб, — говорю я.
И вот ты во мне. Медленное, сладкое скольжение. Мой рот открывается, твои глаза расширяются, как и мои, твои руки приподнимают мои бёдра, и ты переносишь мой вес на себя. Я хватаюсь за твою шею, задыхаясь от сладостной боли, ты медленно неспешно входишь в меня, пока полностью не погружаешься до основания, и я не могу даже дышать, могу только опустить голову на шею и стонать.
— Это то, что ты хочешь, Икс? — ты спрашиваешь и прислоняешь меня спиной к стеклу. — Посмотри на меня, чёрт возьми, и ответь.
Я открываю глаза. Моя верхняя губа скривилась в крике экстаза.
— Да, Калеб. Это то, что я хочу.
Но это не то. Не только это. Есть много всего другого, но у меня нет слов для этого.
Три быстрых толчка, мой клитор сильнее вжимается в его твёрдый, пульсирующий член, и я кончаю.
Я падаю на твою грудь, чувствую и вдыхаю твой запах.
Ты двигаешься, несёшь меня, я всё ещё полна тебя; каждый шаг заставляет меня вздрагивать, дрожать, задыхаться и трепетать из-за судорог. И тогда ты кладёшь меня на кровать, на спину, мои ноги свисают с края. Ты стоишь между моими раздвинутыми бёдрами, и входишь одним движением.
Я вскрикиваю.
Ты делаешь это опять, твои руки хватают мои бёдра, и я громко стону.
Ты наклоняешься вперёд, и я чувствую, как ты нависаешь надо мной, чувствую твой взгляд. Я обнимаю тебя за шею, мои ноги обвиваются вокруг твоей талии, и я держусь. Ты ползёшь вперед, осторожно кладёшь меня, так что голова ложится на подушку, и теперь ты опускаешься на колени передо мной. Всё ещё во мне. Умирая от страсти во мне. Я чувствую, что ты дрожишь от желания. Твои глаза на мне, ты ждёшь, совершенно неподвижный сейчас.
Я выгибаю спину и бёдра толкаясь к тебе.
Ты стонешь.
О, этот звук. Твой голос, так часто молчалив, урчит бессловным удовольствием, я возбуждаюсь от него.
Ты опускаешь голову, и я прижимаюсь грудью к твоему рту.
Что-то дикое и горячее молнии пронзает меня при прикосновении твоих губ к моему соску.
Я снова кончаю, как извергающийся вулкан, опираюсь на тебя, и теперь ты начинаешь движение.
Мы переплетаемся.
Твои стоны становятся громче.
Мои превращаются в крики, рыдания от удовольствия.
Твоя рука обхватывает мою шею, поднимает меня к тебе; другой ты взяв мою ногу под коленом, обвиваешь своё бедро, и ты входишь в меня, и мы встречаем друг друга там, толчок на толчок. Я смотрю на тебя и вижу, что твои глаза широко раскрыты и удивлены, вижу твои эмоции. Требуется что-то новенькое, чтобы ты мог что-то показать, но теперь я вижу это.
Ты не знаешь, как это делается.
Не больше меня.
Мы познаем это вместе.
— Калеб, — шепчу я и кончаю.
Это детонация блаженства, всё внутри меня разлетается, и я выдыхаю каждую оставшуюся молекулу с дыханием, когда меня поражает оргазм, скручивает и выжимает.
И затем, когда кульминация достигает своего пика, ты делаешь немыслимое.
Ты целуешь меня.
И ты кончаешь, высвобождаясь во мне, горячая влага наполняет меня, и ты двигаешься отчаянно целуешь меня и крепко, с неистовой силой держишь моё бедро, а другой ладонью ты хватаешь мою грудь и большим пальцем ласкаешь мой возбуждённый сосок, я взрываюсь с тобой, снова и снова, ты смотришь на меня, мои глаза открыты, как и твои, и это мгновение не похоже на другие, это что-то огромное, маниакальное, страшное и новое, оно разрывается и наполняет нас обоих.
Ты кончаешь,
И я кончаю,
Ты целуешь меня,
И я целую тебя.
Между нами — нить, что-то настоящее.
Твой лоб касается меня, и ты тяжело дышишь. Падаешь на меня всем своим весом.
— О боже, Икс.
Ты пытаешься сдвинуться с меня, но я цепляюсь за тебя.
— Не уходи, Калеб, — шепчу я.
— Мне нужно, я должен идти.
Ты больше не ты.
Ты начинаешь закрываться. Возможно, становишься больше похожим на себя. Или... другим. Я не знаю. Является ли реальный ты измученным существом, которое попало в ловушку за теневой завесой твоих глаз? Или это настоящий ты, грубый, ледяной, рациональный, безличное создание костюмов и дорогих автомобилей?
Я хватаю тебя за запястье одной рукой, сильнее обхватываю ногами твою талию и скрещиваю лодыжки у тебя на спине, крепко держу тебя, в себе, даже когда ты мягкий. Другой рукой я делаю то, что никогда не делала раньше: прикасаюсь к твоим волосам. Провожу пальцами через чернильные пряди.
— Если ты сейчас уйдёшь, Калеб, это всё будет зря. Ты перечеркнёшь всё, что у нас было. А мы с тобой кое чем обменялись. Я видела часть тебя, Калеб.
— Бл*ть, Икс. Ты этого не понимаешь, — грубое рычание, маты, настолько нехарактерные для тебя.
— Да, не понимаю. Но... останься. Отдохни, хотя бы немного.
На мгновение твои мышцы напрягаются, ты словно скульптура из гранита. А затем ты медленно плавишься, смягчаешься, кладёшь плечо на кровать, ложишься на спину. Постепенно, как бы неуверенный, правильно ли ты это делаешь или даже что делаешь — кладёшь голову на подушку рядом со мной. Ты вышел из меня, твоя мужественность обмякла и вся мокрая висит у твоего бедра. Я чувствую, как твоё семя течёт из меня, но не смею двигаться, не смею даже подумать об этом. Я лежу на своей стороне рядом с тобой, лицом к тебе с руками засунутыми под подушку.
Это сродни тому, что я сворачиваюсь клубком рядом со львом в клетке.
Ты протягиваешь руку, я напрягаюсь, перестаю дышать.
Но ты только прикосаешься ко мне, указательный палец скользит по моему бедру, по талии, вверх по моим рёбрам, к моей груди.
— Ты красивая.
Шум, как со дна бурного тёмного моря.
— Спасибо.
Я смещаюсь в сторону, убираю руку за спину, чтобы твой палец мог скользить от груди до бедра.
Я решаюсь коснуться твоего бицепса. Лев дёргается, и я знаю, что меня могут съесть в считанные секунды.
Игра прикосновений, исследование взаимности: кончик пальца к моему соску, моя ладонь скользит от твоего колена до кости бедра; проходя по моей спине, следуешь от внешнего края бедра до внутреннего сгиба и вверх по моему позвоночнику; мои пальцы на рельефном поле твоего пресса.
Ты не говоришь, и я не осмеливаюсь нарушить это волшебство. Оно слишком хрупкое.
Мои веки становятся тяжёлыми и опускаются.
Прикосновение перекатывается по мне, нерешительное и нежное, плавное и медленное.
Я впадаю в дремоту...
И засыпаю.
ГЛАВА 18
Я просыпаюсь одна.
Тишина.
— Калеб?
Ничего.
Рассвет мерцает за окном. Я смотрю налево и вижу, что моя дверь открыта. Стеллажи пустые, даже вешалки в поле зрения нет.
У меня перехватывает в горле. Я соскакиваю с постели и направляюсь в библиотеку.
Она цела и невредима.
Я возвращаюсь в спальню, в гардероб. Пусто. Совершенно пусто. Даже комод у дальней стены гардероба пустой. У меня не осталось ни одного клочка одежды.
Иду обратно в гостиную. Диван пропал, журнальный столик, кресло Людовика XIV. Обеденного стола тоже нет.
Входная дверь открыта.
Дверь лифта тоже открыта, ключ лежит в слоте внутри кабины.
Я полностью обескуражена.
Возвращаюсь в библиотеку. Тут стоит мой стул и стол в треугольнике между полками. На столе находится конверт, в котором стопка стодолларовых купюр, и записка, написанная от руки жирными, кривыми буквами:
Мадам икс,
Это платье в котором я тебя нашёл. Оно из твоего прошлого.
Я оставляю тебе книги, потому что знаю, как ты ими дорожишь.
Больше никаких камер и прослушки.
Больше никаких клиентов.
Уходи, если хочешь; денег в конверте достаточно, чтобы позволить тебе отправиться, куда пожелаешь. Но если ты действительно примешь решение уехать, то будешь сама по себе. Я не буду преследовать тебя на этот раз.
Или, можешь подняться на лифте до пентхауса. Но если выберешь этот вариант, то оставь всё в этой квартире, как оно есть, и приходи ко мне обнажённая, с одним лишь именем, которое ты выбрала для себя в тот день в музее современного искусства.
Калеб
В сложенном виде на подушке кресла лежит платье. Глубокого, тёмно-синего цвета. Конечно. Оттенок синего цвета, который, кажется, является определяющим в моей жизни...
Калеб Индиго.
Глаза Логана цвета индиго.
И теперь вот это платье...
Индиго.
Кроме того, платье не новое. Некрасивое. Но наверное, когда-то было таким. Я поднимаю его и разрушительные эмоции душат меня. Я не признаю это платье; оно разорвано, разодрано. От декольте до подола. Разорвано пополам и залито кровью. Есть ещё один разрез, внизу, справа.
Я касаюсь правого бедра, на котором находится шрам.
Кровь окрашивает тёмно-синюю ткань в области декольте, по всему плечу и вниз по спине.
Не знаю зачем, но я поднимаю его, надеваю через зияющую дыру. Продеваю руки в рукава. Соединяю концы вместе.
Оно слишком мало. Даже целое, оно бы не подошло мне. Я слишком большая в бюсте и в бёдрах для этого платья. Возможно, даже слишком высокая.
Шесть лет.
Мне было около восемнадцати или девятнадцати, когда я в последний раз надевала это платье.
Я снимаю его; чувствую, как будто призраки прошлого цепляются за мою кожу, просачиваясь в меня из ткани.
На ярлыке написано «Сфера». Даже стиль странный для меня. Такое короткое, что даже до середины бедра не доходит. Без рукавов, вырез декольте, перед тем как был разорван, находился высоко вокруг горла, но сзади открыто до середины спины. Я смотрю на материал, зажатый в моей руке, бесполезный ключ к тому, кем я была раньше. Пустой фрагмент моего прошлого.
Девушка, которая носила это платье от «Сферы»... кто она? Как её звали? Были ли у неё родители? Сестра? Что она любила делать? Были ли друзья? Рисовала ли она сердечки на тетрадях? Влюблялась ли в мальчиков? Говорила ли по-испански? Если да, то я этого не помню.
Это платье мне ничего не скажет. Я даже не могу носить его, а если бы и могла... если бы я могла сшить разорванные концы вместе... вспомнила бы я?
Нет.
Значит таков твой выбор, Калеб?
Я вижу его насквозь.
Это способ вернуть то, чего я лишила тебя прошлой ночью, по твоему мнению.
Обнажённая, нерешительная, я вхожу в лифт, поворачиваю ключ на отметку «Пентхаус».
Двери закрываются, и лифт поднимается.
Двери открываются, и теперь я вижу пентхаус, причём в последний раз, когда я была здесь, я его толком не видела.
Большое пространство, толстый белый ковёр, панорамные окна с потрясающим видом на город. Чёрная современная мебель. Я узнаю диван у лифта, на котором Калеб брал меня. L-образный диван входит в мебельный гарнитур: современный стул, небольшой круглый серебряный стол, и ещё один стул, образуют небольшую площадку, блокируя пространство перед лифтом.