Он послушался и сдвинул шляпу на самый нос. Никакого пароля, естественно, не было. Его должны узнать по автомобилю или, как резонно рассудила Герда, просто узнать. У близнецов одно лицо на двоих.
Белый клоун, Черный клоун...
— Тебе Королева дала пистолет? — внезапно спросил он.
— Не скажу, — девочка отвернулась, дернула худыми плечами. — Прости, Кай! И... Ты его не найдешь, не ищи.
Он постарался не улыбнуться. Искать не станет. Патроны он вынул еще ночью. Когда они познакомились с Гердой в Шанхае, оружие у нее уже было — игрушечный пистонный парабеллум. Почти как у мамы.
— Пусть будет у нее, — сказала ОНА. — Гертруда дала слово, что зарядит его только в самом крайнем случае. Ты девочку знаешь, слово она не нарушит.
Вероятно, нынешний случай — крайний.
Коричневый бок «Антилопы» уже успел нагреться под солнцем. Марек прикинул, что через полчаса станет жарковато...
— Ой, здравствуйте, вы, наверно, герр Шадов?
Он повернулся — и увидел соломенную шляпу. Не успев даже удивиться, заметил гитару в черном чехле. Клеенчатая сумка-саквояж с веселыми цветочками по бокам, длинная светло-коричневая юбка, серая блузка-пиджак не по росту.
— Это вы меня ждете. Я — Вероника, Вероника Трапп[58]. Чуть не
заблудилась, я, знаете, в Берлине первый раз.
Марек не перебивал, смотрел, слушал. Шляпа, сумка с цветочками, юбка из бабушкиного сундука. Вместе сложить — юная девица из дальнего горного села, откуда-нибудь из Вастая в Саксонии. Гитара, правда, несколько портила стиль, но не слишком. Учительница из детской музыкальной школы, почему бы и нет?
— Ой, Берлин большой город, такой шумный... Я в метро спускаться побоялась, пришлось пешком идти. А это ваша машина? Очень красивая, почти как у бургомистра... Это ничего, что я так громко разговариваю, герр Шадов? Я немного волнуюсь, а когда волнуюсь, то кричу. Меня за это часто ругают!..
— Не страшно, — ответил он и снял шляпу.
Сумка с глухим стуком опустилась на асфальт. Гитарные струны отозвались невнятным звоном. Марек повернулся к девочке, погладил по светлым волосам:
— Все в порядке, Герда. Ты побудь здесь на посту, а мы отойдем посекретничаем. Как в кино.
Улыбнулся — и первым шагнул к воротам, к левой башне-тумбе, на которой скучал лев с приклеенными лапами.
***
— Здравствуйте, госпожа Краузе! Кто на этот раз придумал вам фамилию?
— Точно не я. «Трапп» звучит ужасно, но других документов у меня нет. Поздравляю, доктор, я вас даже не узнала. Прекрасный у вас был грим. И еще раз поздравляю, о шутке с мячиком сейчас говорит половина Германии. Что случилось? Я не устраиваю вас в качестве пассажирки?
— Еще не знаю. Вы меня нашли по автомобилю или... Как-то иначе?
— «Lorraine Dietrich 20 CV», модель 1932 года. Мужчина и маленькая девочка, десять утра, главные ворота Тиргартена. Можете успокоиться, я не имею отношения к «стапо».
— Имеете. Но что-то менять уже поздно. Пойдемте, познакомлю с дочерью. Мой вам совет: будете с ней говорить, не обращайте внимания на возраст.
— Взгляд... Я уже заметила. Но вы ошибаетесь, доктор... герр Шадов. Я — не агент контрразведки!
— Я же не говорил, что агент — именно вы.
***
Девочка ждала возле машины. Руки за спиной, взгляд внимательный, недобрый. Плотно сжатые губы побелели, словно от холода. Улыбаться Марек не стал. Наклонился, взял за плечи:
— Догадалась? С госпожой Трапп мы действительно уже встречались.
Герда молча кивнула. Руки остались все там же, за спиной. Марек Шадов взглянул ей прямо в глаза.
— Вчера я приехал, ты, как всегда, курила. Пришлось тебе тушить сигарету и идти полоскать рот. Так вот, Герда. Если бы не эта девушка, тебе бы никто не помешал. Ни вчера, ни сегодня. Никогда.
Светлые глаза внезапно потемнели, еле заметно дрогнуло горло:
— Правда?
Марек понял, что теперь самое время улыбнуться:
— Разве я тебе когда-нибудь лгал?
Девочка подумала немного.
— Я поздороваюсь.
Подошла к губастой, взглянула снизу вверх, протянула ладошку:
— Доброе утро, госпожа Трапп! Я — Гертруда Веспер. Но если вы меня будете называть Гердой, я не обижусь.
3
Поезд тряхнуло. Карандаш Хинтерштойсера скользнул по бумаге, превращая косую черту в извилистую кривую молнию. Андреас, беззвучно выругавшись, пристроил блокнот поудобнее и повторил попытку. Итак, подножие, склон, вершина, стрелка, указывающая на север, домики по нижнему срезу.
Эйгер...
— Здесь! — Грифель задержался почти на самом верху. — Крутое отрицалово, ни подхватов, ни даже мизеров. Задинамить не выйдет, распереться тоже. Сплошной рукоход! А если, к примеру, дупло? Слетим в берг всей связкой![59]
Курц взглянул на самодельный план, протянул руку к карандашу.
— Насосом замочалим. Не прямо вверх, а наискосок. Пассивы там вроде есть, и ручка одна есть, я на фото видел. Если что, в кулуар не полезем, траверсом пройдем.
— А как? — вздохнул Андреас, забирая рисунок обратно. — Там же такие сиськи, что и член не вобьешь!
Положил блокнот на колени — и наткнулся на полный ужаса взгляд. Сидевшая напротив пожилая дама явно прислушивалась к их разговору. Ее соседка, худая, словно щепка, девица тоже что-то уловила, но глядела совсем иначе, с интересом и даже ожиданием.
— Прощения просим! — Хинтерштойсер развел руками. — «Сиськи» — это совсем не то, а пассивная зацепа. Но не хапала и даже не булка, а...
— Совсем другой формы, — пришел на выручку Курц. — А то, что последнее, оно в скалу вбивается, как гвоздь в потолок.
— Questo, signore e signori! — прогудел незнакомый бас. — Puo fare qualsiasi — cosa improprio![60]
Над головами простерлась чья-то длань, сжимавшая предмет обсуждения. Дама нахмурилась и промолчала, девица же одобрительно хихикнула.
Андреас и Тони переглянулись.
Встали.
— Saluti fraterni ai colleghi!
Сзади тоже стояли — плечистый рыжий здоровяк лет двадцати и невысокий чернявый парень слегка постарше. Мятые застиранные куртки, горные кепи, небритые веселые физиономии.
— Джакомо Анези! — улыбнулся чернявый. — А это — Чезаре Бальдини, но он по-немецки ни бум-бум.
— Бум, — мотнул рыжей шевелюрой здоровяк Чезаре. — Плёхо, но бум. Ma capisco che quasi.
— В тамбуре переговорим, — рассудил Курц. — А то весь вагон распугаем.
Проходя мимо скамеек, Хинтерштойсер невольно поглядел в окно. Поезд шел медленно, кланяясь каждому столбу. Невысокий редкий лес, поляна, два кирпичных дома под черепицей, мотоцикл возле крыльца... Горы тоже имелись, но возле самого горизонта. Серые склоны, белые вершины. Задник на сцене.
Невелика страна Швейцария, а ехать долго.
Баронесса хотела доставить их к Эйгеру на своем авто, но Тони и Андреас стояли насмерть. Или поезд — или пойдут пешком. Почему, и сами до конца не понимали. Казалось бы, разницы никакой, на машине даже быстрее... Ингрид поглядела странно, но не стала спорить, зато забрала палатку и все тяжелые вещи. Когда они расстались на вокзале, Хинтерштойсеру показалось, что его приятель облегченно вздохнул.
***
— Cosi si Hintershtoyser! — возопил Чезаре, заглушая паровозный гудок. — Giacomo, Giacomo, e la stessa, Hintershtoyser!
Андреас даже смутился, особенно когда здоровяк от полноты чувств ухватил его за плечи и как следует встряхнул.
— А вы, понятно, Курц, — улыбнулся Джакомо. — Потрясающе! В каком-то паршивом вагоне встретить лучших скалолазов Германии! Фантастика!..
— Даже если лучших, — Хинтерштойсер пожал плечами. — Нас что, положено на «Испано-сюизе» возить?
И язык прикусил. Зря помянул авто баронессы Ингрид! Теперь и Курц смутился.
Итальянцы, тонкостей не знающие, рассмеялись весьма одобрительно.
— Нашим примам, Сандри и Менти, Дуче выделил отдельный вагон, — пояснил Джакомо. — Ребята отбивались, но кто их станет слушать? А в следующий вагон напихали всех подряд: врачей, охрану, репортеров, даже какую-то гадалку из Палермо. Но это, синьоры, sciocchezza. Чепуха! Гитлер, говорят, приедет!..
Поезд тряхнуло на стрелке, паровоз опять подал голос, и Андреас решил, что ослышался. Или Джакомо что-то напутал. Покосился на Курца... Тот глядел хмуро.
— Questo e solo chiacchiere, — в тон паровозу прогудел здоровяк Чезаре. — Gran capo del popolo tedesco Adolf Hitler! Monti va alla montagna!..
Поднапрягся и перевел:
— Гора идти... идет к гора!
— Ganz plemplem! — прокомментировал Хинтерштойсер. — Scheiss drauf!..[61]
И понял, что давно уже не ругался. Как-то повода не находилось.
...И действительно! Кому все эти годы нужна была Северная стена? Разве что владельцам отеля «Des Alpes», что удобно устроился у самого подножия Эйгера-Огра, за что и прозван «Гробницей Скалолаза». А еще — нескольким десяткам смелых парней, навек зачарованных Норвандом. Даже местные горные гиды, суровые профессионалы, не хотели смотреть в сторону Стены Смерти. А тут...
— Во всех газетах пишут, — словоохотливо рассказывал Джузеппе. — Ваш gran capo... фюрер слегка riusciti... Как это правильно будет? Ну, когда желудок слишком хорошо работает... В общем, он малость того в Судетах, вот и решил авторитет свой укрепить, подпереть, так сказать, Эйгером. Тем более, Олимпиада скоро. А еще со Швейцарией думает помириться, правительство в Берне успокоить. Здешние tedeschi бучу подняли — не хуже, чем в Чехословакии, кричат, что наступило «Немецкое лето»...
Хинтерштойсер слушал и беззвучно двигал губами, подбирая словечки позаковыристей. Бежали на Эйгер, а попали прямиком в Большую (scheisse! scheisse! sch-sch-scheisse!) политику! Влипли, вгрузли по самые уши. А он еще надеялся, что штабная бумажка с разрешением на отпуск если не отмажет, то хоть немного отдалит неизбежное разбирательство с раздачей пряников личному составу. А если самому Богемскому Ефрейтору про их побег сообщат? Только и выход — лезть на Стену, притвориться замороженным трупом и сидеть там лет десять, пока не забудут.
Arschgefickter Weihnachtsmann!
Горы за окном тамбура подступили к самому стеклу, беззвучно вознеслись вверх, дохнули ледяной промозглой стужей...
4
Далеко не уехали. «Антилопа Канна» неспешно, с немалым достоинством, оторвалась от бордюра и проследовала вдоль каменного забора, за которым зеленели верхушки деревьев. Тиргартен тянулся на много километров, поэтому Марек остановился у ближайшего перекрестка. Подождав, пока светофор мигнет зеленым, свернул налево.
Улица, многолюдная, полная машин... Переулок, здесь уже тише. Еще, еще...
Стоп!
Оглянулся по сторонам, заглушил мотор.
— Поговорим!
Герда, сидевшая рядом, на переднем сиденье, потянулась к ручке двери. Открыла, обернулась:
— Ты сказал «Иди гуляй!» Я не ослышалась?
Он поцеловал девочку в пахнущую шампунем макушку.
— Можешь остаться. На повестке дня два вопроса, и первый, между прочим, твой. Кто сказал, что нас каждый шуцман проверять будет?
Герда понимающе кивнула:
— Подойдем к вопросу творчески, да?
Марек улыбнулся.
— Что-то не так с машиной? — негромко поинтересовалась учительница детской музыкальной школы.
Соломенную шляпу отправили в багажник. Без нее Вероника Краузе-Трапп смотрелась опасно: памятные синие глаза, яркие полные губы, вызывающе огромный лоб. Марек Шадов с трудом отвел взгляд.
— С машиной полный порядок. С документами тоже. Есть доверенность на мое имя: по поручению владельца перегоняю только что купленный «Lorraine Dietrich» в город Дерлиген, это в Швейцарии на Тунском озере. Дело не в документах.
— А в чем? — удивилась Вероника.
Мужчина и девочка переглянулись.
— Дело в шляпе, госпожа Трапп, — пояснила Герда. — Вы ее сняли, и папа только на вас и смотрит.
Девушка не смутилась, взглянула серьезно:
— Извини, Гертруда. Когда мы с твоим папой встретились, то обсуждали исключительно инопланетян. Но он сразу предупредил, что женат.
Герда тяжело вздохнула:
— И тут искажение восприятия. Кай, объясни, у тебя лучше получится.
Марек кивнул:
— Слушаюсь! Герда вот о чем говорит. «Lorraine Dietrich» этой модели — очень редкая машина и очень дорогая, а значит, приметная. Зачем нам такую подсунули, можно только догадываться.
— Потому что приметная, — тихо проговорила девочка. — Следить проще. Но они перестарались...
— Да, каждый дорожный патруль станет брать на заметку. Это еще ничего, документы в порядке, но нас непременно будут останавливать, выяснять, придираться. И задержать могут, просто из вредности.
— Могут, — Вероника на миг задумалась. — Может, поискать другую машину? Или просто сесть в поезд?
Марек и сам был не прочь. План сложился сам собой. Из Берлина выехать конечно же на «Антилопе», пусть видят и на карандаш берут. А затем — оставить машину где-нибудь у вокзала, хоть в Дессау, хоть в Лейпциге, сесть на поезд до Берна. Пока разберутся, пока предупредят пограничные заставы...
Он вспомнил лицо Черного клоуна, знакомый взгляд, знакомую улыбку. Близнецы — не два человека, а две половинки. Что сделал бы он на месте брата? И думать нечего! Предупредил бы всех заранее, разослал бы фотографии, приметы. Рост, телосложение, цвет глаз, особенности речи. «Я не Каин». Нет, не Каин. Просто гауптштурмфюрер СС.
— Ехать придется на «Антилопе», — констатировал он. Заметив удивление в синих глазах, хотел пояснить, но Герда успела первой.
— На «Лоррен Дитрихе». Вы, госпожа Трапп, привыкайте. Кай — он как маленький, до сих пор игрушки любит. Увидел машину и от радости запрыгал. «Ой, какая красивая, давай ей имя дадим!» А еще он любит ходить в зоопарк...
Карающая длань вознеслась ввысь, девочка зажмурилась, втянула голову в плечи... Обошлось. Пальцы лишь слегка коснулись светлых волос.
— Может, не будем брать с собой Гертруду? — негромко проговорила губастая. Серые глаза тут же открылись, плеснули огнем:
— Я — не предмет для переговоров, госпожа Трапп!
Марек поднял руки ладонями вперед:
— Брэк! Переговоров не будет. Едем на «Антилопе Канне», но сперва наденем на нее шляпу...
Поглядел на часы, кивнул:
— Успеваем. Сперва на главный почтамт, надо забрать пакет с документами одного вредного докторишки, а потом съездим к моему знакомому. Хороший парень и не из болтливых. Но сначала...
Герда поймала его взгляд, взялась за дверную ручку:
— Поняла. На повестке дня — второй вопрос. Я недалеко — вдоль дома и назад. Там киоск с мороженным. Вам купить?
Негромкий стук дверцы. Мужчина и девушка с синими глазами взглянули друг на друга.
***
— Кольцо вы, я вижу, сняли. То, с приметным камнем?
— Естественно. Настроилась играть учительницу пения из маленького городка в Тюрингии, заблудившуюся в каменных дебрях Берлина. А что, плохо получилось?
— Тюрингия? Почти угадал... Получилось неплохо, особенно шляпа хороша. Беда в том, что вывести вас в Швейцарию мне поручил сотрудник «стапо». Отказаться не могу, могу лишь предупредить.
— Катился черный мячик — и прикатился... За то, что сказали, спасибо, храбрый доктор Эшке. Я этого сотрудника знаю? Извините, глупый вопрос.
— Совсем не глупый. Вы его не знаете, Вероника. Значит, это не личная инициатива. То-то он мне про Козла рассказывал!
— Любите ходить в зоопарк? Герр Шадов, мы оба рискуем, но вы — не только своей головой. Поэтому раскрою карты, а вы решайте... Я — летчик, испытатель аппаратов совершенно нового типа...