Но, тем не менее, его заставляли открыть ее.
Его пальцы загорелись, затем начали пылать его руки, он завизжал.
Языки пламени касались его плеч, затем перекинулись на грудь и ноги, его лицо охватило огнем, а затем Дерек О’Баннион, ослепительно вспыхнув, со взрывом превратился в пепел, разлетевшийся на десять футов вокруг.
Я принялась яростно соскребать его с себя, стряхивала с волос, сплевывала изо рта. Ледяной порыв ветра смел все следы того, что когда-то было О’Баннионом.
А Синсар Дабх упала на асфальт к моим ногам.
Открытая.
Глава 25
По мере взросления я всегда четко осознавала свои возможности. Я была достаточно миловидна, чтобы один из спортсменов в моем классе пригласил меня на танцы, но я бы никогда не охмурила квотербека.
У меня хватило мозгов, чтобы пролезть в колледж, но я никогда бы не смогла стать нейрохирургом.
Я могла достать свой собственный велосипед с алюминиевой рамой с верхней полки нашего гаража, но ни за что не сдвинула бы с места велосипед отца, который остался у него со времен юридической школы.
Когда знаешь пределы своих возможностей, это успокаивает. Это зона надежности и комфорта. Многие люди находят свою, забираются в нее и остаются там на всю жизнь. Я думала, что проживу именно такую жизнь.
Есть тонкая грань между глупостью и осознанием того, что тебе придется испытать свои пределы, если ты вообще хочешь жить.
Это была та грань, на которой я и балансировала в данный момент.
Синсар Дабх лежала открытой у моих ног.
С того момента, как она коснулась тротуара, я старалась на нее не смотреть.
– Не смотри вниз, не смотри вниз, – повторяла я, как мантру.
Не успев полностью открыться, Книга испепелила О’Банниона. А если я посмотрю на ее раскрытые страницы, что тогда случится со мной?
Я то ли прошептала, то ли прошипела имя Бэрронса, и только потом поняла всю глупость своего поступка. Неужели я думала, что если не буду шуметь, Книга меня не заметит?
Приехали! Она уже заметила меня. Собственно говоря, я была ее единственной целью. Она играла со мной с того момента, как я засекла ее сегодня ночью. Потому что это была именно я? Или она играла со всеми, кто попадался ей на пути?
– Бэрронс! – закричала я, – где тебя черти носят?
Моим единственным ответом было эхо, отражающееся от кирпичных домов в зловещей тишине улицы. Я смотрела прямо перед собой и пыталась найти штуковину у моих ног с помощью центра силы ши-видящей в моей голове.
Есть! Но она… бездействовала.
Я не получала от нее никаких сигналов. Может, это из-за камня в руке? Или она притворялась передо мной так же, как и перед всеми остальными? Маскировалась под нечто, не представляющее важности?
Это было очень даже возможно. Слишком много неясного. Я ошибалась. Я не балансировала между глупостью и проверкой своих возможностей. По обе стороны от линии, на которой я стояла, на целые мили простиралась беспросветная глупость.
Я должна была пойти назад, двигаясь только по этой узкой дорожке, прикладывая огромные усилия, чтобы не свалиться ни в одну сторону.
Мне надо было подождать Бэрронса. И не рисковать.
Я сделала шаг назад, потом еще один. Затем третий, мои каблуки наткнулись на что-то твердое, я запнулась и начала падать.
Это был основной инстинкт – расправить руки для равновесия и посмотреть на землю.
– Вот дерьмо! – вырвалось у меня, и я подняла голову.
Но было уже слишком поздно. Я увидела страницы и не могла не посмотреть на них еще раз.
Я упала на колени и склонилась над Синсар Дабх.
Я упала перед ней на колени, потому что на ее постоянно меняющихся страницах, я успела увидеть блондинку с ледяными глазами – ту самую женщину, что стояла на страже и не давала мне войти в одну из важнейших библиотек Хэйвена. Я видела, как она перемещается в Книге с одной картинки на другую.
Мне необходимо было узнать, кто она такая, чтобы понять, как пройти мимо нее. Мне необходимо было знать о ней все, что было известно о ней книге. Откуда она ее знала?
– Вамнеобходимобылознать, – позже высмеял бы меня Бэрронс, – разве это не то, что Ева сказала Адаму, срывая ваше яблоко?
– Это не мое яблоко, – возразила бы я, – ты тоже пытался сорвать его. Разве не все мы гоняемся за одним и тем же, думая, что нам «необходимо» то, что скрывается на страницах Книги? Скажи мне, Бэрронс, давай начистоту – как долго ты охотишься за ней и почему?
Разумеется, он бы не ответил.
Как я и говорила – по обеим сторонам от линии, на которой я стояла, на мили простиралась глупость.
Но сейчас, упав перед ней на колени, я была абсолютно уверена, что нахожусь на пороге прозрения. И эти по-настоящему полезные, доступные знания были в минуте, даже в секунде от меня. Знания, с помощью которых я сама буду управлять своей жизнь, смогу победить врагов; знания, которые прольют свет на тайны, что я не могла разгадать, научат меня как руководить, как достичь успеха, дадут мне то, чего я хотела больше всего.
Пока я исследовала эти две постоянно изменяющиеся страницы, меня достало какое-то насекомое, жужжавшее у меня над ухом. Я постоянно от него отмахивалась, но оно не улетало. Я была занята. Здесь было то, что мне было необходимо узнать, просто я не могла пока это осознать. Все что мне было нужно – просто перестать сопротивляться, перестать беспокоиться. А узнавать, впитывать, быть. И все будет хорошо.
Через какое-то время жужжание превратилось в вой. Вой стал воплем. Вопль перешел в рев, пока я не поняла, что это вовсе никакое не насекомое, а кто-то на меня рычит. Говорит обо мне. Говорит, кто я и кем я не была. Чего я хотела.
И чего я не хотела.
– Отойди! – прогремел голос, – встань, Мак. Сейчас же уноси оттуда свою задницу! Или я приду и убью тебя собственными руками!
Я подняла голову и всмотрелась в улицу. Я прищурилась. Бэрронс появился в поле зрения. На его лице было выражение ужаса. Но его взгляд был направлен не на Книгу, лежащую у моих ног, и не на меня. Он смотрел на что-то позади меня.
Я почувствовала озноб. Что же заставило ужаснуться Иерихона Бэрронса?
Что бы это ни было, оно дышало мне в шею. Теперь, когда я вышла из транса, я чувствовала это, нечто злобное, оно насмехалось, забавлялось и смеялось у меня над ухом.
– Что ты такое? – прошептала я, не оборачиваясь.
– Бесконечность. Вечность, – услышала я звук лезвий пилы, на своей щеке почувствовала дыхание, пахнувшее машинным маслом, металлом и гнилью. – Никаких ограничений. Свобода.
– Испорченность. Мерзость, которая не должна существовать. Зло.
– Две стороны одной монеты, Мак, – сказал голос Риодана.
– Я никогда не переметнусь на другую сторону.
– Может, с тобой что-то не так, младшая, – сказало нечто, голос был мягкий и нежный – голос Алины.
Бэрронс пытался добраться до меня, молотя кулаками по невидимой стене.
Я повернула голову.
Позади меня склонился О’Баннион, его истощенное тело прижалось к моему, нас окружил запах смерти, и эти отвратительные лезвия пилы находились в дюйме от моего лица.
Он проскрежетал зубами и рассмеялся.
– Сюрприз! Попалась, да?
Мне не надо было оглядываться, чтобы узнать, что на тротуаре нет Книги. И никогда не было.
На самом деле я ее не видела. Это была иллюзия, чары. А это означало, что СинсарДабх каким-то образом просканировала мою голову и извлекла оттуда образы, чтобы привлечь меня, удержать мое внимание. Наверняка, часть меня продолжала думать о той женщине, гадая, как пройти мимо нее завтра.
Она показала мне отрывки того, что я хотела увидеть, чтобы я продолжала искать нечто неуловимое – призрачные образы, только обещания и ничего существенного.
В то время как на самом деле она склонилась надо мной, занимаясь… чем? Что она делала, пока я глазела на страницы, которых там и не было?
– Знакомилась с тобой. Пробовала тебя. Узнавала тебя, – рука О’Банниона, с лезвиями, погладила меня по плечу.
Я стряхнула ее.
– Сладкая. Такая сладкая, – О’Баннион дышал мне в ухо.
Я собрала всю волю в кулак, рванулась вперед и попыталась отползти от него подальше.
– Я СКАЖУ, КОГДЫ МЫ ЗАКОНЧИМ!
Я рухнула на асфальт, скорчившись от боли. И тогда я поняла, что это не камни защищали меня и не мои усилившиеся способности. Это Синсар Дабх избавила меня от боли и могла вернуть ее в любой момент, когда захочет.
Она захотела сейчас.
Она возвышалась надо мной, растягивалась, превращаясь в Зверя, расписывала мне в деталях, что именно я могу сделать с этими ничтожными маленькими камешками. И что только глупец мог верить в то, что они смогут окружить, ослабить, или даже просто надеяться на то, что они смогут хотя бы прикоснуться к бесконечному величию и такому безграничному совершенству, как она. Она раздирала меня докрасна раскаленными клинками ненависти и ледяными черными ножами отчаянья.
Я горела в агонии. Я не могла бороться, не могла спастись. Я могла только лежать там, скованная болью, и хныкать.
Когда я пришла в себя, мне потребовалась несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь. Я моргнула от неяркого света и, сохраняя неподвижность, быстро оценила свое состояние. Я испытала облегчение от того, что боль постепенно проходит. Моя голова была одним сплошным ушибом. Я чувствовала себя так, будто мне сломали все кости, затем наложили шину, и они только начали срастаться.
Завершив внутреннюю проверку, я решила осмотреться снаружи.
Я была в книжном магазине, лежала на своем любимом диване перед камином в задней части магазина. Я промерзла до костей и была укутана в одеяла.
Бэрронс стоял напротив камина, спиной ко мне, его высокая, сильная фигура была окружена пламенем.
Я с облегчением выдохнула, издав едва различимый звук в огромной комнате, но Бэрронс тут же повернулся, в его груди возник рокочущий звук, гортанный, звериный. От него моя кровь застыла в жилах.
Это был один из самых нечеловеческих звуков, что я когда-либо слышала. У меня в крови подскочил уровень адреналина. Я поднялась на четвереньки, не слезая с дивана, как будто сама была диким существом, и уставилась на него.
– Что, черт побери, вы такое? – прорычал он. Его глаза горели древним огнем, а лицо светилось холодом. На его щеках была кровь. Кровь была и на его руках. Мне стало интересно, не была ли эта кровь моей. И почему он не потрудился ее смыть? И как долго я была без сознания? Как я вернулась обратно? И вообще, который час? И что книга со мной сделала?
А затем я вникла в суть его вопроса. Я отбросила волосы с лица и рассмеялась.
– Что я такое? Что я такое?
Я все смеялась и смеялась и не могла остановиться. Я обхватила себя руками. Может, это звучало немного истерично, но после всего, через что я прошла, мне кажется, у меня было право на легкое помешательство. Я смеялась так, что стало трудно дышать.
Иерихон Бэрронс спрашивал меня, что я такое!
Он снова издал этот звук – словно гигантская гремучая змея предупреждающе хлестнула в его груди хвостом. Я прекратила смеяться и взглянула на него. От этого звука меня бросало в озноб так же, как и от Синсар Дабх. Это навело меня на мысль, что кожа Иерихона Бэрронса могла служить обивкой для кресла, причем такого, которое мне никогда не захочется увидеть.
– На колени, мисс Лейн!
Вот дерьмо! Он применил Глас!
И он сработал!
Я свалилась с дивана на ворох одеял и встала на колени, сжимая зубы. Я думала, что теперь невосприимчива к Гласу! Глас Гроссмейстера ведь не сработал! Но, видимо, Бэрронс лучший во всем.
– Что вы такое? – прорычал он.
– Я не знаю! – выкрикнула я. Я и не знала, но уже начала строить предположения. Я стала все чаще вспоминать замечание В’лейна в ту ночь в аббатстве: «Они должны бояться тебя, – сказал он, – ты только начала понимать, что ты такое».
– Чего от вас хочет Книга?
– Я не знаю!
– Что она с вами делала, пока держала там на улице?
– Я не знаю! А сколько она меня там держала?
– Больше часа! Она превратилась в Зверя и как-то заслонила вас. Проклятье, я не мог до вас добраться! Черт побери, я даже не видел вас! Что она делала?
– Знакомилась со мной. Пробовала меня. Узнавала меня, – я заскрежетала зубами, – это то, что она сказала. Хватит использовать на мне Глас!
– Я прекращу использовать Глас, когда вы сможете меня остановить, мисс Лейн. Встаньте.
Я резко поднялась, мои ноги дрожали, тело все еще болело. В тот момент я его ненавидела. Не было нужды пинать меня, когда я и так чувствовала себя разбитой.
– Боритесь со мной, мисс Лейн, – прорычал он, не применяя Глас. – Возьмите нож и порежьте свою ладонь.
Я взглянула на кофейный столик. Нож был с рукояткой из слоновой кости со страшным зазубренным лезвием, в котором отсвечивалось пламя камина. И я с ужасом обнаружила, что тянусь к нему. Со мной такое уже было. Именно так он пытался обучать меня в прошлый раз.
– Боритесь!
Но, как и в прошлый раз, я продолжала тянуться к ножу.
– Вашу мать! Загляните внутрь себя! Возненавидьте меня! Боритесь! Боритесь изо всех сил!
Мои руки остановились. Подались назад. Снова потянулись вперед.
– Сделайте глубокий порез, – прошипел он, используя Глас, – сделайте себе чертовски больно.
Мои пальцы сжались вокруг рукоятки ножа.
– Вы натуральная жертва, мисс Лейн. Ходящая, говорящая Барби, – издевался он. – Только посмотрите: сестру Мак убили. Мак изнасиловали. Мак отымели. Мак скрутила на улице Книга. Мертвая Мак валяется в куче мусора на заднем дворе.
Я резко втянула воздух, ощутив боль.
– Возьмите нож!
Я рывком схватила его.
– Я побывал внутри вас, – насмехался он. – Я знаю вас вдоль и поперек. Внутри вас ничего нет. Сделайте нам всем одолжение и умрите, чтобы мы начали разрабатывать другой план и прекратили думать, что, возможно, вы повзрослеете и, черт возьми, станете на что-то способной.
Ну все, хватит!
– Ты не знаешь меня вдоль и поперек, – прорычала я, – может, ты и побывал внутри меня, но ты никогда не бывал в моем сердце. Давай, Бэрронс, заставляй меня нарезать из себя кубики и ломтики. Давай, играй со мной в свои игры. Издевайся надо мной. Лги мне. Запугивай меня. Будь таким же неизменным придурком, как обычно. Продолжай ходить тут весь такой задумчивый, раздраженный и таинственный, но насчет меня ты ошибаешься. Есть что-то внутри меня, чего тебе лучше опасаться. И ты не сможешь затронуть мою душу. Ты никогда не затронешь мою душу!
Я подняла руку, отвела ее назад и метнула нож. Он полетел, разрезая воздух, прямо ему в голову. Он уклонился от него со сверхъестественной грацией, почти незаметным движением, ровно настолько, чтобы его не задело. Рукоятка вошла в дерево декорированной каминной доски прямо за его головой.
– Так что, имела я тебя, Иерихон Бэрронс, и не так как тебе это нравится. Иди ко всем чертям – ты не сможешь даже прикоснуться ко мне. Никто больше не сможет.
Я толкнула на него стол. Он врезался ему в ноги. С края стола я подняла лампу и бросила ему прямо в голову. Он снова увернулся. Я схватила книгу. Она отскочила от его груди.
Он рассмеялся, его темные глаза сверкали от возбуждения. Я кинулась на него, врезав по лицу кулаком. Я услышала соответствующий хруст и почувствовала, как что-то треснуло у него в носу.
Он не пытался дать мне сдачи или оттолкнуть. Он только обхватил меня руками и крепко прижал к своему телу, удерживая мои руки на уровне своей груди. Затем, когда я уже подумала, что он может просто стиснуть меня до смерти, он наклонил голову к впадинке между моим плечом и шеей.