– Вы соскучились по нашему траху, мисс Лейн? – промурлыкал он мне в ухо. Его Глас резонировал в моем черепе, заставляя ответить.
Я была высокой, сильной и гордилась собой. Никто не будет мне хозяином. Больше я не должна была отвечать на вопросы, если сама того не хотела.
– Ты же не просто так интересуешься? – промурлыкала я в ответ. – Ты хочешь от меня большего, не так ли, Бэрронс? Я глубоко забралась к тебе под кожу. Надеюсь, ты успел ко мне привыкнуть. Я была дикаркой, разве нет? Готова поспорить, что за все время твоего существования у тебя не было такого секса, правда, о Древнейший? Готова поспорить, что я поколебала твой идеально упорядоченный маленький мирок. И надеюсь, тебе адски больно хотеть меня!
Внезапно его руки больно сжали мою талию.
– Есть только один вопрос, который имеет значение, мисс Лейн, тот, который вы никогда не зададите. Люди способны принять разные виды правды. Большинство проводит всю свою жизнь, создавая сложную паутину лжи, а затем убеждают себя в том, что это правда. Они делают все, чтобы чувствовать себя в безопасности. У того, кто живет по-настоящему, бывает всего лишь несколько бесценных моментов, когда он в безопасности, он учится выживать при любом шторме. Вот та леденящая кровь правда, которая делает вас тем, кто вы есть. Слабым или сильным. Живым или мертвым. Испытайте себя. Как много правды вы сможете вынести, мисс Лейн?
Я чувствовала, как его разум соприкасается с моим. И это было потрясающе чувственное ощущение. Он пробирался в мои мысли так же, как я в его, только он соблазнял меня распахнуть свое сознание, заставлял меня раскрыться, как цветок под его солнцем, заманивая меня в свои воспоминания.
Я уже не была в книжном магазине, я была на волосок от того, чтобы убить или – кто, черт побери, его знает? – поцеловать Иерихона Бэрронса, я была…
В палатке.
Вонзил в грудь мужчине окровавленный клинок.
Отвел руку назад и кулаком пробил кости в его груди, что защищали его сердце.
Сжал его пальцами.
Вырвал его.
Я уже изнасиловал его жену, но она была все еще жива, смотрела, как умирает ее муж. Так же, как она смотрела, как умирали ее дети.
Я поднял руку с его сердцем перед своим лицом, сжал его, позволяя крови стекать…
Он пытался запугать меня этим кровавым зрелищем. Заставляя меня видеть каждую мельчайшую деталь происходящего. Но там было что-что еще. Что-то за этой кровавой сценой.
И это было то, что я хотела увидеть.
Я собрала всю свою волю, подалась назад и ринулась в то воспоминание, куда он силой меня направлял. Оно прорвалось по центру, как полотно экрана в кинотеатре, и за ним появился новый экран.
Еще больше кровавой резни. Он рассмеялся.
Я потянулась к тому темному зеркальному озеру в моей голове, что было центром силы ши-видящей. Я не стала призывать то, что покоилось в его глубинах. Я просто взяла у него немного силы. И, чем бы оно ни было, оно с охотой предложило мне ее, накачивая силой мускулы моего разума.
Я разрывала экран за экраном, пока их больше не осталось, и тогда я рухнула на колени в мягкий песок в…
Пустыне.
Вокруг сумрак.
Я держу на руках ребенка.
Я вглядываюсь в ночь.
Я не буду смотреть вниз.
Не могу столкнуться с тем, что увижу в его глазах.
И не могу не посмотреть.
Мой взгляд нехотя, но с жадностью скользит вниз.
Ребенок смотрит на меня с безграничным доверием.
Его глаза говорят: «Я знаю, ты не позволишь мне умереть».
Его глаза говорят: «Я знаю, ты заставишь боль отступить».
Его глаза говорили: «Я доверяю тебе, люблю, обожаю. Ты безупречен. Ты всегда будешь оберегать меня от опасности. Ты мой мир».
Но я не уберег его.
И я не могу заставить его боль отступить.
От горечи мой рот наполняется желчью. Я отворачиваюсь, и меня рвет. До этого момента я ничего не смыслил в жизни.
Я всегда преследовал только собственную выгоду. Корыстный до мозга костей.
Если ребенок умрет, больше ничего не будет иметь значения, потому что часть меня умрет вместе с ним. До сего момента я и не подозревал об этой частице самого себя. Не знал, что она существует. Не знал, что она имеет значение.
Вот так ирония, найти ее и в тот же момент потерять.
Я держу его.
Я качаю его.
Он плачет.
Его слезы стекают на мои руки и обжигают кожу.
Я, не отрываясь, смотрю в эти полные доверия глаза.
Я вижу там его. Его вчера. Его сегодня. Его завтра, которое никогда не наступит.
Я вижу его боль, и это разрывает меня на куски.
Я вижу его абсолютную любовь, и мне стыдно от этого.
Я вижу свет, этот прекрасный совершенный свет, который является жизнью.
Он улыбается мне. В своих глазах он дарит мне всю свою любовь.
Свет начинает угасать.
Нет! Я кричу. Ты не умрешь! Ты не оставишь меня!
Я смотрю в его глаза и, кажется, что проходит тысяча дней.
Я вижу его. Я держу его. Он здесь.
Его больше нет.
Есть такой предсмертный, переходный миг. От жизни к смерти. От полного к пустому. Вот он здесь, а потом его нет. Слишком быстро. Вернись, – хочется закричать тебе, вернись. Мне только нужна еще одна минута. Только еще одна улыбка. Только еще один шанс все исправить. Но его уже нет. Его больше нет. Куда он отправился? Что происходит с жизнью, когда она оставляет нас? Уходит ли она куда-то, или она, черт бы все побрал, просто исчезает?
Я пытаюсь плакать, но ничего не выходит.
Что-то грохочет глубоко в груди.
Я не узнаю этот звук.
Отныне я не тот, кем был прежде.
Я смотрю на остальных.
Мы все стали другими.
Образы прекратились. Я вновь оказалась в книжном магазине. Меня колотила дрожь. Горе было открытой раной в моей груди. Сердце обливалось кровью из-за ребенка, которого я только что потеряла, из-за Алины, из-за всех людей, которые погибли в этой войне, которую мы не смогли предотвратить.
Я дернулась и посмотрела на него. Если он думал, что таким образом он отплатит мне за мое вмешательство, то он ошибся.
С меня будто содрали кожу. Я была не в себе. Если он прикоснется ко мне прямо сейчас, я буду с ним нежной. Если он будет нежен со мной, то я сама прикоснусь к нему.
Его лицо было бесстрастным, глаза – безжизненно черными, руки были сжаты в кулаки с обеих сторон его тела.
– Бэрронс, я…
– Спокойной ночи, мисс Лейн.
Глава 26
– А нельзя ли было взять что-нибудь побыстроходнее? – пожаловалась я, пока мы объезжали брошенные машины и уворачивались от МЭВов и поэтому ползли со скоростью улитки.
Бэрронс одарил меня взглядом.
– Все Охотники сегодня были заняты.
– Ну, прибавь что ли газу? – проворчала я.
– И оказаться в одном из МЭВов? Они перемещаются, если вы не заметили.
Я заметила, и это казалось мне ужасно несправедливым. Находясь на одном месте, они были предсказуемыми, но последние два, которые мы встретили на нашем пути в деревенскую ирландскую глушь, не были привязаны к одному месту, они парили в нескольких футах над землей, и их могло отнести ветром в любую сторону. Было достаточно сложно уворачиваться от неподвижных МЭВов. А ускользать от неустойчивых было все равно, что «танцевать» так, как бывает, когда, столкнувшись с кем-то на улице, вы одновременно пытаетесь уступить друг другу дорогу и поэтому делаете шаг в одну и ту же сторону. Вот только в этом случае МЭВы хотели, чтобы ты с ними потанцевал. Чтобы ты попал к ним руки. Хотели проглотить тебя.
– У нас ушло сорок минут на то, чтобы увернуться от последнего.
Проблема была в том, что из них было непросто выбраться обратно. Как только ты оказался внутри, МЭВ начинал хитро видоизменяться, скрывая место входа. И приходилось долго искать выход.
– Убедил, – уступила я.
Мне было скучно, не сиделось на месте, и я просто не могла дождаться, когда мы доберемся до домика старушки. И вот мы громыхали по дороге, казалось, навечно застряв в нашем Хаммере Альфа.
Я осмотрелась в салоне Хаммера и увидела СD плеер на заднем сидении. Мне стало интересно, что Бэрронс слушает, когда один. Я нажала на кнопку воспроизведения. Rob Zombie проревел:
– Ад их не любит. И дьявол отвергает, дьявол отвергает…
Он стукнул кулаком по плееру.
Я подняла брови.
– Можно ли быть еще более банальным, Бэрронс?
– «Банальный» – просто еще одно слово, означающее, что нечто слишком раздуто СМИ, и поэтому обыкновенные люди (под обыкновенными я имею в виду вас, мисс Лейн) потеряли полноту ощущений, и чаще всего это вредит им самим, поскольку они стали неспособными увидеть опасность, глядя прямо в глазах дикого животного или в дуло заряженного пистолета.
– Я не обыкновенная, и ты это знаешь, – я бы никогда не признала, что в его словах была большая доля правды. Зеркальные нейроны творят с нами занятные вещи: заставляют нас мысленно переживать то, что мы видим, и мы реагируем независимо от того, сами ли мы совершаем какое-то действие, или просто наблюдаем за действиями кого-то другого, и так, понемногу, мы становимся все безразличнее к происходящему. Так что кому нужны СМИ, чтобы стать менее чувствительным? Какой стану я через пару месяцев такой вот жизни? Безразличной ко всему. – О, посмотри на себя. Весь такой хитроумный и крутой.
– Хитроумный? Вы думаете, я такой мисс Лейн?
– Кем был тот ребенок?
Какое-то время он хранил молчание, а потом сказал:
– Вы задаете глупые вопросы. Что я чувствовал?
– Горе.
– Какое значение имеет что-то столь тривиальное, как имя ребенка или его роль в моем существовании?
– Может, это поможет мне понять тебя.
– Он умер. Я чувствовал горе. Конец истории.
– Но ведь все не так просто, правда, Бэрронс? – я сощурилась, – Это не конец истории.
– Только попробуйте, мисс Лейн.
Я почтительно склонила голову. Я ведь еще даже не пыталась дотянуться до границы его сознания, а он уже почувствовал это.
– Прошлой ночью я легко прогнал вас. Вы вломились ко мне в голову.
– Ты сам пригласил меня. Ты терся о мои мозги.
– Я пригласил вас посмотреть резню. А не туда, куда вы отправились потом. Все имеет цену. Не думайте, что вы так просто отделались. Я всего лишь отсрочил приговор.
Я вздрогнула на клеточном уровне, отказываясь распознавать свои чувства.
– Только попробуй, Бэрронс, – усмехнулась я, – только попробуй.
Он ничего не сказал. Я посмотрела на него. Его верхняя губа была как-то странно напряжена, и у меня заняло какое-то время, чтобы понять – он пытался не рассмеяться.
– Ты смеешься надо мной, – возмущенно сказала я.
– Посмотрите на себя, вы вся такая самодовольная. Забрались ко мне в голову прошлой ночью и теперь думаете, что вы до чертиков крутая, – он одарил меня тяжелым взглядом, который говорил: «Когда залезете мне под кожу так глубоко, как могу я, тогда и сможете гордиться собой. А пока вы слабачка, мисс Лейн», – и для записи – я мог бы вас остановить.
Он мог бы? Он не хвастался. Иерихон Бэрронс позволил мне увидеть свое горе? Почему? И что, черт возьми, это значит?
Мы оба одновременно увидели скользящую дыру.
Он резко крутанул руль. Мы едва не проморгали неустойчивый МЭВ.
– Эти штуковины опасны! Откуда они взялись? Они недавно возникли или это те, которые были стабильными, а теперь почему-то потеряли свою привязь к одному месту?
Он сосредоточился на дороге.
– Похоже на то, что они проявились недавно с чьей-то помощью. Возможно, Невидимые постарались, так сказать, в добавок к уже произведенному беспорядку.
Какое-то время мы ехали в тишине, каждый был погружен в собственные мысли. Я подозревала, что он все еще думал о неустойчивых МЭВах, а я стала думать о других вещах, волнуясь о предстоящей встрече с женщиной, к которой мы ехали.
После изматывающих событий прошлой ночи, я забралась в кровать только к восьми часам утра, и спала до тех пор, пока Бэрронс не заколотил в мою дверь в пять часов вечера.
Он сказал, что внизу меня ждет ши-видящая. Я натянула джинсы и рубашку и поспешила вниз, ожидая увидеть Дэни.
Это была Кэт, полная новых сведений. Они нашли женщину, которая могла бы с нами поговорить, которая могла бы рассказать нам об «ужасных происшествиях в аббатстве», случившихся двадцать два года назад. Они случайно наткнулись на нее, когда прочесывали окрестности в поисках выживших. Она отказалась покинуть свой дом. И не собиралась и близко подходить к «осквернителям нашей земли», настаивая на том, чтобы Грандмистрис о ней не говорили ни слова, или она навеки запечатает свои уста. Она размахивала зажатой в кулаке тростью, отлитой из чистого железа, и сказала, что она кое-что знает о Старейших и еще сказала, что «замечательно чувствует себя и сама по себе, так что валите отсюда по добру по здорову».
– Что она тебе сказала? – требовательно спросила я.
– Абсолютно ничегошеньки. Она потребовала, чтобы мы предъявили ей доказательства того, что мы не в сговоре с этими темными проклятыми бешеными даоин сидхе.
– Какие доказательства?
Кэт пожала плечами.
– Мне показалось, она имела в виду что-то Светлое. Мы подумали о Дэни и мече, но… – она запнулась, и я поняла ее опасения. Из нас двоих я внушала большее доверие, чем импульсивный подросток. – Похоже, что она боится того, что мы можем работать с Невидимыми. Но мне кажется, она совсем немного знает об эльфах.
Я рвалась пойти туда прямо сейчас.
Гораздо сложнее было убедить в этом Бэрронса. Он был твердо намерен не уходить далеко от хорошо защищенного магазина и собирался оставаться на своей территории, пока мы не разберемся с Гроссмейстером.
– Но мне надо разузнать о пророчестве, – настаивала я, – и обо всем, что связано с исчезновением Книги. Кто знает, что эта женщина может нам поведать?
– Мы знаем все, что нам нужно, – сказал он безразличным тоном, – у нас есть три камня из четырех и четверо друидов из пяти.
Я разинула рот от удивления.
– Те пятеро, что нам нужны – это Друиды? Пятеро – это люди? Что за черт? Неужели все, кроме меня, знают об этом пророчестве?
– Видимо, так и есть, – сухо сказал он, – Келтары, эти высокомерные ублюдки, верят в то, что они эти пятеро друидов: Дейгис, Драстен, Кейон, Кристофер и Кристиан. Но Кристиан пропал, а четвертый камень у В’лейна. Честно говоря, мисс Лейн, я думаю, что вы – та самая козырная карта, которая может побить все остальное. Я ставлю на вас.
К сожалению, я не была в этом так уверена. Я боялась, что в пророчестве есть что-то про меня и что это что-то отнюдь не хорошее. Но я не собиралась говорить ему об этом. Наоборот, я начала спорить, что будет ошибкой упустить возможность узнать о Книге все, что можно. А если эта женщина знала, как Книга пропала из аббатства, кто знал, что еще она могла бы рассказать нам?
– Привезите женщину сюда, – ответил он.
– Нет ни единого шанса, что она поедет, – проинформировала нас Кэт, – ее возраст равняется ее упрямству, сварливости и ярко выраженной склонностьи засыпать в мгновение ока.
Вот поэтому мы и были здесь, прокладывая себе путь вглубь графства Клэр. Где нас ждала девяносто семилетняя Нана О’Райли.
Раньше я уже видела небольшие фермерские домики, но этот точно получил бы главный приз среди прочих. В свете фар Хаммера он казался воплощением чьей-то фантазии. Покосившаяся дымовая каменная труба, соломенная крыша и мох, покрывший весь двор и сад, который летом будет изобиловать цветами и который украшали причудливые статуи и каменный фонтан в стиле Эшера. А позади всего этого Атлантический океан отливал серебром в лунном свете, принося соленый бриз.