На встречу взволнованной молодой женщине из комнаты Ривы вышел мужчина среднего возраста и они быстро заговорили на иврите. По голосу, а затем, по рыданию внучки, до Фроси сразу дошло, произошло самое ужасное. Врач положил руку на плечо Майи и завёл её в комнату, из которой раздался душераздирающий крик. Фрося вдруг почувствовала дурноту, ноги вмиг ослабели, и она опустилась на пол прямо у дверей лифта. Она не потеряла сознание, но голоса и звуки стали слышаться как будто издалека, а фигуры людей и стены коридора поплыли в тумане. Трудно сказать, сколько времени она пробыла в таком состоянии, сидящей на полу, но рыдающий голос внучки привёл её в чувство:
- Бабушка, миленькая не смей, ты хоть не, не уходи, я этого не переживу.
Фрося попыталась сфокусировать взгляд на плачущей внучке, она вскинула вверх голову и тут же окончательно потеряла сознание. Очнулась она от покачивания и лёгкого стука колёс. Приоткрыла тяжёлые веки и поняла, что её везут на каталке по широкому коридору, рядом с ней шли, переговариваясь люди, среди которых она узнала полный слёз голос Майи. Фрося догадалась, что она находится в больнице и, с ней произошло что-то весьма нехорошее. Каталку завезли в палату и аккуратно перенесли больную на кровать. Фрося осмотрелась - возле неё стоял штатив с прикреплённой к нему ёмкостью с жидкостью, от которой тянулся шланг к её руке. Она со страхом смотрела, как к ней подключают различные аппараты, берут кровь на анализ и медперсонал серьёзными голосами переговаривается между собой. Фрося попыталась обратить на себя внимание.
- Простите, что со мной?
Палец предостерегающе лёг ей на губы. Люди, сгрудившиеся вокруг кровати о чём-то, переговаривались на иврите. Раздался стук каблучков и к ней приблизилась Майя:
- Бабушка, миленькая, помолчи некоторое время, пусть тебя обследуют как полагается, а потом мы с тобой поговорим.
Фрося вопросительно смотрела на внучку. Та поцеловала её в щёку и быстро отвернулась, вытирая тыльной стороной ладони глаза. Фрося вдруг вспомнила, что привело её в это состояние - Рива, бедная Ривочка, дождалась её и не попрощавшись, тихо ушла, никому, не доставив особых хлопот, похороны уже не в счёт. Фрося давала себе полный отчёт, что дни Ривы уже были сочтены, но почему, почему это должно было случиться именно тогда, когда она приехала к ней. Вдруг Фрося неожиданно успокоилась, но ведь они встретились, успели наговориться и только не попрощались, но разве это так важно. Нет, нельзя ей раскисать, а сердце бывало хандрило и раньше. По всей видимости, действовало лекарство из капельницы, она расслабилась и погрузилась в глубокий оздоровительный сон. Фрося выплыла из сна и открыла глаза. Увидев перед собой спинку больничной кровати и почувствовав запах стерильного помещения, сразу же вспомнила, где она и, что произошло с ней, а главное, что произошло с Ривой. Скосив глаза, увидела сидящую в пластиковом кресле внучку, свесившую голову на грудь, Майя спала. Бедная девочка, пережить смерть любимой бабушки, а тут ещё я со своими обмороками. Тихо, скорей всего сейчас ночь, надо дождаться утра и к чёртовой матери выписываться отсюда, похоронить вместе со всеми близкими Ривочку и отправляться в Москву. Нечего тут со мной нянёхаться, вон, как девочку укатала. Ехала бы она домой и поспала, как человек, на кой это надо возле меня дежурить, ведь чувствую себя великолепно, как будто и не теряла несколько часов назад сознание. Фу-у, чёрт, в туалет ужасно хочется, придётся разбудить внучку, хотя очень жаль её:
- Майечка, девочка моя, проснись пожалуйста.
Майя тут же открыла глаза.
- Бабушка, как ты? У тебя что-нибудь болит? Давай, я тебя послушаю.
- Майка, если ты сейчас не поможешь мне опорожнить мочевой пузырь, будешь не слушать меня, а купаться вместе со мной в моей моче.
- Бабушка, как я рада...
- Майка, неси быстрей судно, сейчас будет радости полная кровать.
Внучка печально улыбаясь, подсунула под Фросю больничную посудину.
- Бабушка, правда, как ты себя сейчас чувствуешь?
- Фу, отлично, наверное, никогда в жизни не хотела так писать.
Майя просмотрела все показатели аппаратов, прослушала, померила давление и температуру, было видно по ней, что обследованием она осталась довольна.
- Майечка, что было со мной, что говорили врачи?
- Бабушка ты забыла, я сама врач-кардиолог и могу с уверенностью ответить на твой вопрос.
- Так ответь.
- У тебя был микроинфаркт и уже не первый. Хорошо, что бригада амбуланса оказалась рядом и не дала тебе довести себя до обширного инфаркта миокарда.
- А, что дальше будет со мной?
- Полежишь два-три дня в больнице и выпишут.
- А похороны Ривы когда?
Майя прошептала побледневшими губами.
- Завтра, у нас ведь хоронят быстро.
глава 17
Никакие уговоры бабушки на Майю не подействовали, Фросю оставили на три дня в больнице.
За эти дни никто её не навещал, и она спокойно отлёживалась, вставая с кровати только в туалет и помыться.
По всей видимости, внучка заказала в палату телевизор, ей также передали несколько книг на русском языке и плейер с кассетами русских песен и расслабляющей музыки.
Фрося не таила ни на кого обиду, разве близким Ривы было сейчас до неё.
Одна из врачей, подружка Майи, сообщила, что на следующий день после смерти Риву похоронили, а сейчас её родственники сидят по ней шиву - семь положенных дней в доме покойной.
После тщательного обследования Фроси, врачами было принято решение, как и предполагалась ранее, через три дня выписать больную и за ней приехал Бени.
Фрося вновь переступила порог дома, где провела две ночи после приезда в Израиль и, где жила до недавнего времени её названная сестричка Рива, с которой их связала до крайности запутанная судьба.
В салоне стоял длинный стол с лёгкими закусками и напитками, вокруг которого сидели знакомые и чужие люди.
К ней тут же подошла Майя и крепко обняла бабушку:
- Прости меня, я всё время звонила в больницу и справлялась о тебе, но прийти никак не могла, ведь эти дни положено по нашему обычаю быть близким покойным всё время дома, да, и надо было кому-то взять все хлопоты с похоронами и шивой на себя, кроме меня этого по сути никто не мог сделать.
- Полно, моя девочка, я же не маленькая и была не тяжело больная.
За мной был хороший уход, я прекрасно отдохнула от всей нашей беготни и уже готова отправляться в Москву.
- Ты, уже хочешь уехать?
- Да, моя хорошая, хочу и, если можно завтра.
Вам тут не до меня, Ривы больше нет, а в Штатах, сама хорошо знаешь, меня ждёт не совсем здоровый муж.
Майя заплакала и уткнулась лицом в плечо Фроси.
- Бабушка, миленькая, как всё скверно получилось, я потеряла самого своего дорогого человека, а теперь уезжаешь ты, а я прикипела к тебе всей душой.
Не оставляй меня, звони часто и приезжай ещё, я буду очень, очень рада тебя встретить и в следующий раз уделю максимум времени.
- Не плачь, моя миленькая внучечка, ты тоже тёплым лучиком вошла в моё сердце и, конечно же, мы должны с тобой поддерживать связь и мой дом будет всегда для тебя и твоей семьи открытым.
- Прости бабушка, приходят новые люди и мне необходимо уделять им внимание.
Идём, я тебя познакомлю с Меиром и подведу к своему папе.
Фрося обменялась холодным рукопожатием с младшим сыном Ривы, брат Анютки был для неё чужим, а затем в сопровождении внучки подошла к сидящему на краю стола бывшему зятю, который уже давно наблюдал за их разговором с его дочерью.
Это уже был далеко не тот Миша, которого Фрося увидела впервые в Поставах на свадьбе у Стаса и даже не тот, приехавший с Анюткой на похороны мамы Клары.
Куда девались его лоск, элегантность и манеры аристократа?!
Ей на встречу поднялся для приветствия стареющий мужчина с почти облысевшей головой, с изборождённым глубокими морщинами лицом, сутулый и с потухшими глазами.
- Здравствуй, Ефросинья Станиславовна!
А может предпочитаете, чтобы я к вам обращался, госпожа Фрося?
- Здравствуй, Миша!
Да не имеет особого значения, как ты будешь ко мне обращаться, а вот пообщаюсь с удовольствием, ведь кроме Майечки здесь для меня практически все остальные чужие люди.
Майя увидев, что между бабушкой и её отцом завязалась беседа, удалилась встречать и провожать людей, без конца меняющихся за столом.
Она на минутку подбежала к ним, удостоверилась, что между её отцом и бабушкой не возникла неприязненная атмосфера и заверила Фросю, что Бени займётся её билетом на самолёт, он же отвезёт завтра в аэропорт.
Миша отодвинул от стола стул для Фроси, пригласив жестом присесть.
- Ефросинья Станиславовна, я узнал от дочери, что вы должны сегодня выписаться из больницы и прийти сюда и поэтому специально задержался, ведь и у меня здесь, кроме дочери, все остальные чужие.
Скажу честно, очень волновался, что вы не захотите со мной общаться.
- Ну, это Миша, ты зря, нам уже давно нечего с тобой делить, а главное, некого.
- Тут вы в яблочко, а, впрочем, когда Вы стреляли своими словами мимо.
- Миша, мы с тобой не в тире и не на дуэли, просто скажу, что во многом ты виноват в том, что моя Анютка вынуждена была уехать от меня в Израиль. Я же считаю себя, в какой-то степени виноватой в том, что она погибла, хотя все уверяют меня, что Анютка никогда не искала для себя лёгкой жизни.
Всё, мой бывший зять уже в прошлом, а настоящее поросло быльём и накрыто мраморной плитой.
- Я согласен с вами, поздно каяться и посыпать голову пеплом, дороги в прошлое нет, но нам господь даровал память, по которой мы можем без конца путешествовать.
- Ах, Миша, это награда и проклятие одновременно.
Как говорит, мой нынешний муж Марк, главное, пройдя по лабиринтам судьбы, не оказаться на обочине жизни, и жить, чтобы тебе кто-то был нужен и в тебе кто-то нуждался, поэтому лучше всего доживать на пару, ведь в определённый момент ты становишься не нужным детям и внукам и финал видится таким, какой я наблюдала нынче у Ривы.
Бывший зять хмыкнул.
- Ефросинья Станиславовна, чтобы финал был таким, как у Ривы, надо иметь состояние и не малое.
- Ну, для этого нам и отписана богом длинная жизнь, чтобы подготовиться к достойной старости.
- Вы, бросаете в мой огород острый камень, чтобы побольнее ранить?
- Прости, я честное слово, не хотела этого сделать, но скажу тебе, как на духу, с такой дочкой, как наша Маейчка тебе унывать нечего, она унаследовала добрейшую душу от Ривы, а ещё в большей мере, от своей матери.
- Ефросинья Станиславовна, когда я узнал от дочери, что вы прибываете в Израиль, с ужасом для себя понял, что приезжает укор всей моей жизни.
- Миша, я вижу, что к нам приближается Майечка, поэтому скажу тебе напоследок - нет смысла сейчас себя укорять, когда всё лучшее, что мы могли сделать для себя и близких уже осталось позади.
Нам надо постараться, как можно меньше омрачать своим старческим видом, болезнями, а особенно нытьём общение с людьми, не потерявших к нам интерес и сердечные чувства.
Миша улыбнулся и повернулся к подошедшей дочери.
- Знаешь доченька, мне сейчас твоя бабушка опять преподнесла урок, которым я пренебрег почти сорок лет назад.
И уже к Фросе:
- Ефросинья Станиславовна, благодарю вас от всей души, что вы изволили со мной пообщаться, будто камень упал с души и более того, я почувствовал желание стать кому-то нужным, а, в первую очередь, себе.
Рано утром Фрося тепло распрощалась с Маейчкой, осунувшейся за эти тяжёлые для неё дни и выглядевшей крайне уставшей.
- Спасибо тебе, моя миленькая, ты мне дала почувствовать, что я не совсем дрянная бабушка, ведь о многих своих внуках я ничего не знаю и даже не представляю, как они выглядят.
Твой папа сказал, что я ему преподнесла урок жизненной мудрости, нет, моя хорошая, это ты мне преподнесла урок доброты и сердечности, который я никогда уже не забуду.
Пользуясь тем, что у них ещё предостаточно времени до отлёта самолёта в Москву, Бени предложил Фросе, свозить её на кладбище, попрощаться с могилкой Ани.
- Нет, я больше не хочу обнимать холодный мрамор, пусть доченька по-прежнему живёт в моей памяти той кипящей энергией молодой женщиной, с которой наша встреча всё ещё впереди.
Если ты, конечно, не против, я бы хотела подняться в вашу квартиру и посмотреть на море глазами Анютки, ведь она много раз описывала мне этот прекрасный вид из своего окна.
Перед тем, как сдать свой чемодан в багажное отделение, Фрося достала из него свои зимние вещи - норковую шубу и шапку, в которых десять лет назад прилетела в Америку из январской Москвы.
Сейчас был в разгаре февраль и тепло укутаться ей совсем не помешает.
Сидя уже на своём пассажирском месте в самолёте, она подводила итог её пребывания в Израиле.
Вот, и промчалась неделя, запланированная для посещения могилы дочери и для встречи с её близкими.