Нервно постукивая о ножку стула, я пытался отвлечь себя любой другой мыслью, любым странным затягивающим рассуждением, только бы не думать о Нем. Тщетно. В голову все равно до отказа набивались вопросы, словно в последнюю электричку народ: «Вот так встретиться после трех лет молчания – это нормально?»; «Что я ему скажу, когда мы выйдем отсюда?»; «Интересно, Тень сильно изменился?» и «Как вообще обращаться к нему при встрече? Сделать вид, будто ничего не было?»
За дверью послышались уверенные шаги – я напрягся. Звякнула связка ключей, открылся замок, а следом на пороге возникли две фигуры – обе знакомые: зоркий бдительный говнюк-охранник и человек, которого три года моя память пыталась вытошнить изнутри.
— Ну, привет, воришка, — с легкой улыбкой на губах произносит уже не Тень, а Саша. Самый настоящий и обычный Саша, в котором не осталось и следа прежнего образа: вместо цепочек на шее галстук, вместо браслетов – часы, вместо кед – туфли, длинные волосы превратились в короткую стильную стрижку, а на губах остались лишь едва заметные следы от проколов, и только в ушах по-прежнему четыре дырки, как далекое, едва уловимое напоминание о былом времени. Он стал тенью своей Тени.
— Здравствуй, — стараясь скрыть в голосе горечь, склоняя голову, ответил я.
Я думал, мне будет сложно или неловко рядом с ним.
Я ждал, что где-то внутри всколыхнется старая рана, и я снова возненавижу его, как когда-то.
Но просчитался.
«Слишком много дыма от костра, что залило дождем…»
Стоило лишь раз посмотреть ему в глаза, и все встало на свои места: жутко захотелось курить. А я ведь давно бросил…
***
Февраль, 2008 год.
— У меня крышу сносит, когда ты рядом, — высовываясь из-под высокого ворота пальто, привел меня в очередное замешательство Тень. За эти без малого полгода я так и не привык к его неожиданным словесным выпадам.
Не торопясь мы шли по улице, стараясь не обращать внимания на промозглую, сырую февральскую погоду. Тень шел совсем близко, время от времени потирая своим плечом мое. Вытащив из кармана руку, он осторожно поймал мою, сплетая наши пальцы, как можно плотнее прижал к себе.
— А ну стоять, пидоры! — неожиданный гаркающий возглас откуда-то сбоку заставил вздрогнуть и отпрянуть от парня.
А после - только урывками, обрезками старой пленки воспоминания.
Помню, как побежали, утопая в каше из тающего снега и грязи, кое-где подмороженной ночью и все еще скованной льдом. Помню, как проводил взглядом сворачивающего в противоположную от меня сторону Тень – мы разминулись. Помню, как забежав во двор, врезался в находящийся впереди тупик, как упал в холодную, серо-желтую кашу, как принял позу эмбриона, когда тяжелые ботинки трех-четырех пар ног принялись прощупывать тело, уделяя особое внимание животу и ногам.
Пришел я в себя уже в карете скорой помощи – вызвал кто-то из неравнодушных очевидцев. Сломанная нога – меня ждали долгие месяцы лечения и восстановления.
Помню, как включив режим «Хатико», как преданная собачка ждал объявления Тени, хотя бы по телефону. Как игнорировал сообщения и сбрасывал звонки остальных членов «Легиона», все потому, что не мог найти в себе силы ответить, все потому, что скованный обидой на Тень, пропавшего из моей жизни, так и не получил от него желанной попытки узнать мое состояние ни через неделю, ни через месяц после…
Открыв спустя два с половиной месяца в социальной бело-синей сети фотографию, на которой Тень обнимал новенькую, я понял – в тот день Он и «Легион» окончательно потеряли для меня всякий смысл.
***
— А ты подрос, — растопыренная пятерня грузно падает на макушку, взъерошивая светлые волосы. — А так, ничуть не изменился, — произносит это с такими странными нотами в голосе, не получается распознать их оттенок, раскусить. К чему он клонит? Упрекает ли, что не вылез из своей скорлупы?
Вечерело, воздух, пропитанный запахом мокрого асфальта, постепенно охлаждался. Саша предложил остаться на ночь у него, обещал утром проводить на вокзал и помочь с билетом. Я хотел сократить список до одного пункта – уехать прямо сегодня, но промолчал - побоялся, что он согласится. За какие-то считанные мили-мгновения я успел все решить для себя: мне хотелось узнать как, чем и кем он живет, и для этого был готов воспользоваться предоставленным шансом.
Метро, дорога до дома, быстрый душ, ужин с совершенно поверхностными разговорами и попыткой узнать, как я умудрился за ночь сменить город без своего ведома – все проходит в каком-то напряжении. За прошедшее время я так и не получил ни одного ответа на свой вопрос.
Попытка определить по обстановке в доме – какой там?
Сидя рядом с ним, ничего не вижу. Меня не волнует, какие обои на стенах, насколько удобное кресло или как часто на кровати по назначению используется вторая подушка. Саша принес кофе и, опустив кружки на журнальный столик, ответил на входящий вызов – телефон в беззвучном режиме жужжал в кармане с минуту.
— Твоя девушка? — решив не ходить вокруг да около, сразу после окончания разговора спросил в лоб.
— Да, — отвечает и смотрит на меня слишком пристально, не стесняясь. Ждет реакцию?
— В принципе, я так и думал, поэтому не удивил, давно вместе? — нахожу спасение в кружке с кофе, опуская взгляд в отражение.
— Полгода.
«Как и мы когда-то», — подсказывает сознание.
И когда я успел докатиться до такой драмы?
Втягиваю носом аромат напитка, вместе с тем особенно остро ощущая Его запах чересчур близко – Сашина футболка на мне.
— А ты… встречаешься с кем-нибудь?
— Нет, — бессовестно вру, не до конца понимая, зачем хочу, чтобы он думал, будто я одинок.
— Расскажешь о себе?
— И что бы ты хотел услышать? — ощущение, словно с парашютом прыгнул, а он не раскрылся, и вот я лечу, предвкушая скорую кончину, а земля все не становится ближе.
Я подвис на невидимых ниточках.
Где мой кукловод?
— Где живешь, учишься, как давно переехал?
— Сразу после окончания школы. Филиал, в котором работает отец, перебросили в Великий Новгород, я сопротивляться не стал и поехал с ними. Там поступил в мед, на этом вроде и все… — кофе обжигает язык, даже не приходит в голову остановиться, так и продолжаю глотать кипяток.
— А я, как видишь, закончил универ, сразу устроился на работу и недавно съехал от родителей, до этого не было желания, да и нужды, — поправляет волосы, взъерошивая короткую челку на голове, беспорядочно раскидывая пряди.
«Нужда» - звучит смешно и грустно одновременно, интересно, как она выглядит?
Сколько еще продлится это глупое ощущение внутри? В голову потихоньку начинает закрадываться мысль, что я сделал ошибку: зачем приехал – нужно было разойтись еще у магазина, а теперь, скованные какими-то обязательствами и рамками приличия, мы вынуждены сидеть и продолжать этот абсолютно бестолковый разговор.
Вытаскивает из пиджака, лежащего на диване, белую пачку «Kent» и протягивает мне. Отрицательно мотаю головой:
— Спасибо, откажусь.
— Не куришь такие? — и погодя, чуть более удивленно: — Бросил?
— Что-то вроде того, — пожимаю плечами, ковыряя пальцем кружку, словно надпись на ней и вправду сотрется или отлетит, как краска со стены в подъезде.
Подходит к окну, дергает фрамугу на себя и, устроившись на подоконнике, подкуривает сигарету.
— Не против? — зачем-то спрашивает.
Отрицательно мотаю головой – а с чего я должен возражать, кури сколько влезет! Ветер, потоками ворвавшийся в комнату, доносит до меня сизый дым. Вдыхаю запах, не чувствуя ничего особенного, никакой ностальгии – если бы только это был «Captain Black». Наверное, к счастью, что он курит другие.
— Почему решил бросить? Я бы никогда не подумал, что ты способен на это, — цепляется за тему о сигаретах только потому, что нам больше не о чем разговаривать. Или его и правда так волнует это?
А похуй, была не была, иначе когда я еще смогу поговорить с ним? Наверное, знакомство с Сашей научило меня куда большей прямолинейности.
— Из-за тебя.
Искоса смотрит, не моргая, переваривает сказанное, подносит сигарету к губам и затягивается.
— И при чем тут я?
— Только если косвенно – мое подсознание почему-то решило стойко ассоциировать процесс курения с тобой.
Задумчиво тушит сигарету, следом вытягивает из пачки новую, задерживая руку с зажигалкой в сантиметре от кончика, резко разворачивается, бросая пронзительный взгляд в мою сторону.
— И это для тебя так хуево?
— О чем ты? — действительно не улавливаю его мысли.
— Думать обо мне, когда что-то делаешь.
Ах, вот оно как…
Внутри все клокочет - чувство, словно я - кастрюля с водой, которую давненько поставили на слабый огонь, забыв накрыть крышкой, и вот запущенный процесс медленно, но верно протекает, на дне начинают появляться мелкие пузырьки, постепенно сменяясь на куда большие по размеру, превращаясь в одну кипяще-бурлящую массу.
— Блять, а ты как думаешь? Мог ли я позволить себе такое удовольствие? Торчать в кровати с переломанной к хуям ногой и ассоциировать, ассоциировать и еще раз ассоциировать что-либо с тобой, когда ты вдруг резко пропал из моей жизни, как спущенные в унитаз подгоревшие макароны?! — я вскочил с кресла, но приближаться к нему не стал. В комнате стало невыносимо душно даже с открытым окном.
Кто-нибудь, вылейте на меня ведро воды!
— Наверное, так же, как мог позволить себе я со сломанными челюстью и руками, если бы кто-то придерживал сигарету и вовремя вынимал. Знаешь, когда-то давно я думал, желал и надеялся, что этим человеком будешь ты! — в его голосе столько злобы и скопившейся годами обиды, что снова прихожу в недоумение, как он держится, почему не ударит, не заставит ответить за причиненную боль.
Почему все еще держусь я?
«Никита, ты был не прав», — как заезженная пленка эхом в голове.
— Почему не позвал?
— Наверное, по той же причине, что и ты… — уже тише добавляет он, выбрасывает замусоленную сигарету в окно и хватается за новую. — Скажи, Ник, ты хотя бы пытался?
Отрицательно качаю головой, с полуслова понимая о чем он.
— Я только ждал, — не узнаю собственный голос. Почему правду говорить так сложно?
— А я… Хотя, уже не важно, — и его потухший взгляд говорит о многом.
Пытался ли он на самом деле или нет – не имеет больше никакого значения. Саша прав – уже не важно. Вот только почему сердце так неугомонно стучит? Почему мозг в панике кричит, что все оказалось так банально и просто, что верится с трудом, но с досадой все же принимает итог, как истину.
Подхожу ближе, перехватываю из его рук сигарету и затягиваюсь, наполняя легкие едким горьким дымом, как произошедшая три года назад история.
Стоим. Молчим. Курим.
Процесс самоедства и поглощения уже запущен: все это время я был слеп и сколько бы еще оставался, живя в собственных иллюзиях, если бы не этот столь короткий, но наполненный глубоким смыслом разговор?
Я только теперь понял, что находясь рядом с Ним, постоянно злился, ходил как сгусток накопившейся отрицательной энергии: дотронешься – и тут же получишь удар током. Я все время и всегда был чем-то недоволен, по любому, даже самому незначительному поводу. Как Он вывозил общение со мной? Мне же было не угодить! Как он вообще получал наслаждение, когда спал со мной? Как умудрялся получать его я, когда голова была забита дерьмом. Вспомнить даже ситуацию с плакатом… Большой ошибкой являлся я сам. Видимо, тогда кроме себя мне был никто не нужен! А сейчас уже поздно об этом задумываться.
Вынырнув из мысленного омута только во втором часу ночи, я понял, что больше не могу оставаться в этой квартире. Саша спал в другой комнате, и мои сборы его не разбудили: я оделся, забрал заряженный телефон, вытащил из его бумажника пару купюр и, оставив на столе записку «Я одолжил немного наличных. Записал номер твоей карты, как доберусь, обязательно перечислю их обратно. И еще… Прости, что всегда был таким говном», вышел за дверь.
***
Осень была в самом разгаре, Великий Новгород стоял под желто-оранжевой шапкой из опавшей листвы. После окончания пар я плелся домой на ватных ногах, держа в руках сумку Марины. Всю ночь мы провели в клубе, а наутро прямиком направились на защиту совместного проекта. Мама прислала СМСку, что обязательно ждет обоих на обед, и я беспрекословно плелся исполнять ее просьбу. Девушка набрала целую охапку кленовых листьев, предпочтительно красного цвета и, закрепив их резинкой для волос, держала в руках импровизированный букет.
— Как думаешь, твоей маме понравится?
— Из них получится отличный гербарий для воспитанников ее группы, — мягко улыбнулся я, стараясь не моргать, как в замедленной съемке.
— И красиво, и полезно.
Мы подошли к домофону, ключи от которого искать было лень и, набрав номер квартиры, стали ожидать, когда нам откроют.
— Ого, смотри, — воскликнула Марина.
Подняв глаза на дверь, я буквально врос ногами в землю: по центру висело старое, помятое, испорченное белыми витиеватыми полосами изображение – некогда знакомый плакат «Hasta the day» с адресованной мне надписью.
В груди больно кольнуло. Силой заставив себя отмереть, я заоборачивался по сторонам, судорожно ища взглядом человека, который мог его прикрепить. Тем временем, мама открыла дверь, и девушка, забрав свою сумку, прошмыгнула вперед, искренне веря, что я последую за ней. Я же, заприметив у соседнего подъезда знакомую фигуру, ринулся туда. Саша стоял возле лавочки и курил, молча наблюдая, как расстояние между нами сокращается.
— Ты?
— Я.
— Что ты здесь забыл? — дыхание сбилось, хоть я и бежал всего секунды. Сердце выстукивает бешеный ритм, как умалишенное бьется о ребра.
— Тебя.
— То есть? — не верю своим ушам.
— Подумал, если не решу все за нас, так и не дождусь от тебя встречных действий. Я разгреб все свои «дела». Теперь твоя очередь, — тушит ботинком бычок, поднимая на меня взгляд своих серых глаз.
— И ты думаешь, я стану?
— Я просто не оставлю тебе выбора, — а на губах снова та теплая, лукавая улыбка Тени.
Преодолеваю расстояние между нами, влипая в него своим телом, обхватываю шею и на самое ухо, почти без воздуха в легких:
— Пожалуйста, не оставляй!