Я пожал плечами и как нефиг делать раскрыл молнию, сунув ему под нос наполовину пустой предмет – сотовый на дне не в счет, а лежавшую там ранее кофту я предпочел натянуть на себя.
— Могу идти?
— Ступай, — не добрея во взгляде, дождавшись, когда я рассчитаюсь и сгружу в сумку покупки, охранник проследовал за мной, а перед самым выходом, дергая меня за руку и задирая кофту, рявкнул. — А ну стоять!
И я замер, понимая, что все – конец.
— Ах ты воришка! — взревел он, вытаскивая заткнутую за джинсы вакуумную упаковку нарезанной колбасы.
— Пиздец.
— Вот то-то же, — хватая меня за шкирку и затаскивая в подсобку, заверил служащий магазина.
Нет, ну а что от меня хотели в таком состоянии, чтобы я давился хлебом? Я все же мужик и после такой убойной пьянки неплохо бы опрокинуть в себя порцию-другую жирной добротной пищи.
— Слушай, Геннадий, — прочитав на бейджике имя, обратился я, — давай договоримся!
— Ну, рискни. Я посмотрю, как это у тебя выйдет, поганец, — охранник только усмехнулся.
***
Позже выяснилось, что облажался я сильно: схваченная впопыхах упаковка колбасы оказалась вдвое дороже той, чья цена была указана на прилавке. «Тебе пиздец», — пронеслось угрожающе в голове.
— Геннадий, ну послушайте, я же рассказал Вам свою ситуацию. Ну неужели мы не можем разойтись мирным путем, списав все на человеческий фактор? Какой смысл вызывать полицию, это же даже не статья… — пытался я рассуждать здраво, заставив охранника хотя бы выслушать меня – и на том спасибо.
— И какие у тебя предложения? Сам же говоришь, что ты в город приехал впервые.
— Могу я воспользоваться телефоном? Я позвоню своему старому знакомому – он выручит меня, — я попытался сделать как можно более жалостливое лицо, умоляюще смотря на Геннадия, и тот все-таки сдался.
— Я пойду на обход, запру тебя здесь для надежности, окон нет – не выскочишь. Телефон рабочий лежит на столе – пользуйся, вернусь через пятнадцать минут. Если ситуация не прояснится, сдам тебя ментам и дело с концом. Штрафы на работе я за тебя получать не намерен! — и он скрылся за дверью, а следом щелкнул замок.
Первое, куда я дернулся, оказался не телефон, а бутылка воды в сумке. Только осушив ее наполовину, принялся обмозговывать ситуацию, пытаясь найти грамотный выход…
Позвонить маме в Новгород и что сказать? Мама, я в Питере и я украл несчастную упаковку колбасы, не могла бы ты выслать немного денег? И даже если вместе с деньгами она вышлет мне свои фирменные пиздюли, какова вероятность, что они дойдут быстро и меня не отпустят отсюда через неделю?
И чего я ломаюсь, когда для себя уже решил, кого следует вызвать на помощь? Минуты тикают, нужно решаться, и если его не окажется в городе, если не ответит, то придется еще быстрее придумывать новые варианты.
А пока…
Я потянулся к телефону, набирая заученный наизусть номер, на который не звонил уже больше трех лет. В голову запоздало закралась мысль: «А если сменил?», но идущие длинные гудки дарили надежду. Где-то глубоко внутри начинала подниматься паника. А что я ему скажу? Неужели по факту, как оно есть? А если Он решит, что я прикалываюсь над ним, и не придет? Сердце забарабанило о ребра, когда на том конце невидимого провода послышалось сухое «алло».
— Саша? — с надеждой в голосе.
— Да, кто это?
— Прости за беспокойство, это Никита. Я могу попросить тебя о помощи?
Голос по ту сторону молчал, а я мысленными рассуждениями довел себя до трясучки, ожидая, что через секунду-другую он скинет вызов.
— Что случилось? — к моему удивлению, обеспокоенно спрашивает он, и я понимаю, что не все потеряно.
***
Октябрь, 2007 год.
Зомби-апокалипсис, шабаш ведьм и нашествие приведений в одном лице? Хэллоуин в «Легионе» не отличался особой оригинальностью, однако относительно прошлого раза подход к празднику кардинально переменился: за прошедший год мы сплотились, практически стали одной семьей, поэтому к возможности отмечать вместе особые даты в календаре относились с куда большим энтузиазмом.
«Сын, зачем тебе выбирать образ, когда круглый год ты сам – ходячий маскарад?» — шутила мама, наблюдая за моими сборами. В итоге ничего особенного придумывать я не стал: нарисовал на правой половине лица череп, вставил белую линзу с черной радужкой, вытащил из недр шкафа черную толстовку с глубоким капюшоном и был собой доволен.
Оживленная беседа, активное распитие и поедание всего, что имелось, громкая музыка и куча свечей в погруженном во тьму помещении – вписка была в самом разгаре. По традиции праздника не обошлось и без страшных историй, обязательно приправленных фразами вроде «достоверный источник», «основано на реальных событиях», «видел собственными глазами».
— Мы гнали по автомагистрали. Ночь, движение редкое, поэтому уверенно врубили дальний свет, — воодушевленно рассказывал Бим. — Кто-то вдалеке подозрительно медленно переходил дорогу, и дядя сбавил скорость. Мне тогда было лет одиннадцать-двенадцать, но в реальности происходящего я и по сей день не усомнился. Мы вырубили дальний свет, просигналили, но человек не обратил на нас внимания. Только когда подъехали ближе, нас передернуло: он обернулся, а на лице вместо глаз пустые провалы, и на щеках следы запекшейся крови, словно содранная кожа. Я впервые видел, что взрослый мужик так испугался: схватил с заднего сиденья ружье, выскочил из машины и пальнул в воздух раза три. Оно на нас даже не обернулось, просто скрылось с дороги в своем направлении. Дядя обратно в машину и по газам. Мы еще час поочередно оглядывались в зеркало заднего вида, — выдохнул Бим.
Раздался резкий стук в окно – все подскочили, кто-то вскрикнул. От неожиданности происходящего, находясь во власти атмосферы рассказа, мы не сразу поняли, что произошло, но уверен, сердце в пятки ушло не у одного меня. Позже оказалось, что причиной звука стал лопнувший провод.
— Обосраться! — в сердцах выкрикнул Бим, держась за грудь. Нет-нет, причиной столь громкого возгласа оказался не страх от удара в окно, а нечто иное: от испуга Мэри упала к парню на колени, обхватив руками за шею и вжавшись в него. Бедный Бим аж растерялся, не зная, что предпринять.
Я смял в руках пустую пачку.
— Я в магаз за сигаретами. Еще заказы будут?
Совсем рядом, прямо в затылок, раздалось едкое:
— Испугался?
И меня передернуло во второй раз – Тень в своем репертуаре.
— Уверен, если повернусь и гляну на твою рожу – точно коньки двину.
— Не страшно одному будет? С тобой сходить? — проигнорировал меня Тень.
— Не откажусь. Дай только поссать схожу, — обогнув парня, я скрылся за дверью. Конечно же, с походом в сортир я повременил, прыгнув в кеды, схватил кожанку и вышел из квартиры.
Жди сколько влезет, детка!
А компания мне не нужна – хочу проветрить мозги.
Вообще, не знаю, что со мной творилось в последнее время: держусь особняком, все больше и больше отдаляюсь от «Легиона», хоть и прекрасно осознаю, они – мои единственные друзья, больше я никому не нужен. Но желание вливаться в коллектив нулевое, поддерживать беседу или же участвовать в жизни компании практически нет. Совесть, считывая меня как сканер, говорит, что моя апатия - своего рода форма осенней депрессии. Советует особо не грузиться по этому поводу, мол, не замечу, как само отпустит. И я пользуюсь ее советом…
На обратном пути подъезд встретил мраком – кто-то разбил последнюю рабочую лампочку. Чиркнув крикетом, подкурил сигарету и осторожно побрел на последний этаж, жалея, что в доме Тимы не было лифта. На пролете между четвертым и пятым меня ждал Тень, сидя на ступеньках – я едва не налетел на него.
— Осторожней, — он подхватил меня под локоть.
— Нахер ты тут расселся? Я чуть лоб из-за тебя не расшиб!
— И все же ты цел, так что ротик свой прикрой, а то помогу!
— И чего ты тут ошиваешься? Не меня, часом, ждешь?
— Тебя!
Я был в хорошем подпитии - голос приобрел серьезный тон, черпая из неизвестного мне источника куда больше решительности, чем на трезвую голову. Со стороны казалось, что я и вовсе не пил, но те, кто знал мое обычное поведение, поняли бы с первого взгляда: излишний официоз и сосредоточенность – признак последней стадии опьянения, после только отключка.
— И чего тебе в квартире не сидится? — я присел на ступеньку рядом.
— Скучно.
— А мое появление сразу все изменит, прибавит веселья? Я же такой мастер-фломастер!
— Именно, — Тень перехватил мою сигарету, затягиваясь, и, прежде чем я успел возразить, добавил: — Не жадничай.
Хоть я и не видел лица Тени, но мог представить, как оно исказилось в жуткой улыбке. В качестве образа на Хэллоуин он выбрал печально известного персонажа из фильма «Ворон», и признаться, он чертовски шел ему: грим подчеркивал высокие скулы и выразительные надбровные дуги. Но верхом эстетического наслаждения были губы: чуть припухлая нижняя, приподнятые уголки.
Тень придвинулся ближе, склонив голову над моим лицом, я чувствовал его дыхание в миллиметрах от своих губ.
— Ник, ты совсем дебил или прикалываешься?
— О чем ты?
Тень выдохнул сигаретный дым, и я против воли втянул его в себя. Частичное лишение зрения придавало остроты всему происходящему.
— Все еще не понимаешь моих намерений? Тебе как ребенку разжевать или продиктовать по буквам?
Столь неожиданное откровение ничуть не удивило, я никогда осознанно не раздумывал над происходящим, но где-то внутри догадывался, что все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— И что, хочешь сказать, что влюбился в меня? — вместо насмешки в голос будто вросли нотки тяжести, придавая вопросу куда более интимный тон.
Делает очередную тяжку и на выдохе в самые губы:
— По уши!
— Суицидник!
— Отчего же?
— Я – парень. Очнись уже.
— Мне похуй. Забей уже!
— Отлично.
— Хуично. Что скажешь?
— А должен? Я твоих чувств не разделяю, в любви в ответку признаваться не намерен.
— Я и не жду.
— Вот и славно.
Сидим, молчим, курим. Каждый в своих мыслях, но ни я, ни он не предпринимаем попытки встать и уйти. Между нами, не происходя ничего в данную секунду, все же что-то происходит, как я понял позже – внутренняя борьба с собственными желаниями и порывами. И хоть в наличии данных у Тени я не сомневался, узнав о своих, испугался, пребывая в культурном ахуе – на каком-то подсознательном уровне я чувствовал, что не хочу заканчивать этот разговор. Наверное, поэтому и продолжил.
— А ты точно уверен, что не спутал свои чувства с временным помешательством? Мы ведь даже не контактируем особо.
— Мне достаточно изредка смотреть на твою противную, вечно недовольную рожу, — как-то печально отвечает Тень.
— Я могу больше не приходить в «Легион», — зачем-то предложил я, до конца не веря, что смогу выполнить обещание.
— И зачем идти на такие жертвы?
— Чтобы помочь тебе избавиться от навязчивой идеи.
— Не веришь мне?
— Просто считаю, что она не задержится с тобой надолго. Поверь, знаю, о чем говорю, — конечно же, в мои шестнадцать у меня была не одна симпатия, но стоило объекту воздыхания скрыться с глаз – она сходила на нет.
— Эй, — на этих словах Тень перехватил мою руку, сжимая. — А если я предложу другой вариант? Если тебе так хочется чем-то пожертвовать, что не раздумывая готов отказаться от единственных друзей, может, попробуем? Никто не узнает, а я не буду навязчив, лишь позволь изредка делать это, — закончил он резко, впечатав меня, сидящего, затылком в стену, накрыл мой рот своим, жадно целуя. Холодный металл в его губе обжег кожу. Все происходило в какой-то спешке, отчего создавалось впечатление, словно за нами кто-то гонится, словно он боится не успеть, а может, считает, что я передумаю. Но я еще ничего для себя не решил, продолжая плыть по течению вместе с ним, не видя в его предложении ничего сверхъестественного и пугающего.
Его руки под толстовкой задрали футболку, холодные пальцы скользят по коже, постепенно нагреваясь. Вжимает меня в бетон, нависая всем телом, отстраняется от губ, касаясь языком места за ухом, целует, кусает мочку, зажевывая, вбирает в рот, и электричества в теле, кажется, хватит, чтобы осветить целый дом. Хочу задрать голову, подставиться под его губы, но положение настолько неудобное, что затылок уже сросся со стеной.
— Остановись… Нас может кто-нибудь увидеть, — закрываю глаза, срастаясь с тенью во всех смыслах этого слова, мои руки в его волосах, сжимают, не дают отстраниться. Не могу представить, что будет, если он послушает меня и отринет, остановится, перегорит.
Но Тень даже не собирается выполнять мою просьбу. Касается нежной кожи на шее – несколько секунд сладкого вакуума, уверен, позже на том месте обнаружится алый засос. И, возможно, не один.
— Если будешь вести себя тихо, никто не высунется из квартир. Время видел?
— Но я же высунулся и ты тоже!
— Что, не хватает камер и зрителей? Непривычно сосаться с парнем по углам, пока никто не видит?
Во мраке не видно его лица, даже не могу представить, с каким выражением он произносит каждую фразу, но его тело, отзывающееся на мои прикосновения, вздымающаяся в глубоких вдохах грудная клетка и тяжелое сердцебиение говорят мне о многом. Камера? Да будь она здесь, все было бы куда более энергично, признайся уже! Правда, так заводит? Или хочешь и этот момент пересматривать раз за разом?
В его руках скрипит дешевый ремень в черно-белую шашку, слабеет, выпуская из захвата мои штаны, тянет вниз за собачку, расстегивая молнию.
— Ты сдурел? Что ты… — свободной рукой затыкает мой рот, целует свою ладонь, сжавшую мои губы.
— Заткнись уже и просто наслаждайся, я же обещал, что никто не узнает. Значит, так и будет!
Большим пальцем поддевает резинку трусов, и от прохладного воздуха мурашки по коже – все же на улице не летняя ночь. Убирает руку от лица и, целуя напоследок, опускается ниже, склоняясь над расстегнутыми штанами. Горячая слюна спускается на головку члена, стекает по стволу, а следом его губы обхватывают, проталкивают стояк вглубь. Насаживается ртом до упора. Чувствую его изнутри, головка проходится по небу, скользящими движениями язык двигает кожу, то спускаясь ниже, то поднимаясь выше, почти выпускает член изо рта – высшая степень удовольствия. Слишком хорошо, слишком похуй одновременно.
Кажется, я до блеска натер своей задницей грязную заплеванную ступеньку. Кажется, находиться в одежде резко стало жарко. Кажется, контроль над действиями и эмоциями мне больше не подвластен. Толкаюсь навстречу, проникая в его рот. Свисающие черные волосы щекочут; сгребая их в кулак, стягиваю чуть сильнее на затылке, ловя довольный полустон. Звон цепочек, в захвате утянул одну на затылок вместе с волосами, заставив обвить шею, натянуться, сдавить. Все-таки мазохист?
Жарко, мокро, скользко. Готов прям здесь отключиться через секунду, потому что уже на пределе, потому что все настолько кайфово, что хочется выть. В голову ударяет шальная мысль – я хочу это видеть. И сам не зная, как успел среагировать на нее так быстро, чиркаю раздобытой зажигалкой – тусклое пламя озаряет его силуэт, прикрытые веки, очерченные, втянутые скулы и его рот. Грим на нижней части лица уже не спасти. Пламя гаснет, в отличие от ощущений, секунды до финала, а внутри все кипит и дрожит, словно тело вот-вот готовится выполнить самый сумасшедший трюк: впереди - мертвая петля. Размашистыми движениями, так и не притронувшись рукой, скользит по члену языком, поднимаясь от основания, вновь втягивает головку в рот, толкая глубже внутрь. Настойчивый и уверенный толчок завершается ярким оргазмом, и я чувствую как немеют ноги, будто их ампутировали, а тело растекается на ступеньках, а щека утопает в спасительной прохладе стены.
Тень поднимает на меня глаза, вытирает рот рукавом, окончательно размазывая остатки грима.
— Судя по твоему виду, не все так плохо! — ухмыляется он.
— Да иди ты!
— Только после тебя!
В квартиру мы вернулись по очереди. Тень скрылся в ванной, смывая все с лица, а я – за дверью балкона и еще долго курил одну за другой.
Все началось той промозглой осенью 2007 года.
Когда же все закончилось?
***
«Приеду через час, раньше никак», — эхом отдавалось в голове, пока я гипнотизировал циферблат настенных часов – они точно не спешат? Семь вечера – сразу после работы?