Глава первая
Сообщение, переданное по радио, было кратким: сегодня, в 3 часа 47 минут по московскому времени, в воздушном пространстве России над небольшим поселком Рамино, что в ста сорока километрах к юго-востоку от Нижнего Новгорода, потерпел аварию самолет делийской авиакомпании «Боинг-747» с двумястами сорока шестью пассажирами и четырнадцатью членами экипажа на борту, рейс № 214, следовавший по маршруту Дели-Москва. По предварительным данным, никто из пассажиров и членов экипажа не остался в живых. Причины катастрофы выясняются.
- Над поселком Рамино! Это же где-то совсем неподалеку от нас! - воскликнул Андрей Семенович Радов, шестидесятидвухлетний пенсионер-геолог, отодвигая лежащую перед ним рукопись и поспешно подкручивая регулятор громкости приемника. Но веселый голос диктора, захлебываясь от восторга, уже расхваливал какой-то новый сорт жевательной резинки, «сохраняющий абсолютно свежее дыхание с утра до вечера».
- Боже! Такая трагедия, а им - жевательная резинка! -с болью прошептал старый геолог. - До чего мы дожили!
Он рывком распахнул окно дачного домика, расстегнул верхнюю пуговку на рубашке. Ему мучительно не хватало воздуха. А из приемника неслись уже бравурные, бьющие по нервам ритмы и завывающий женский голос непрерывно повторял одни и те же слова: «только меня, только меня...».
Радов с отвращением выключил приемник и выскочил на свежий воздух.
Утро было великолепным. Солнце только что поднялось над цветущими деревьями сада и яркими искрами брызнуло из бесчисленных капелек росы, обильно покрывшей молодую, только что распустившуюся зелень.
Но эта феерическая картина только усилила душевный шок, вызванный известием о гибели самолета. Да и было отчего. Здесь - такой праздник жизни! А там, у тех двухсот шестидесяти... Как можно совместить такое? Куда и зачем пустились они в путь, влекомые иллюзорным стремлением к перемене мест, положившись на более чем сомнительные блага цивилизации? Неужели было что-то более притягательное и значимое, чем этот пронизанный солнцем окоем, этот напоенный утренней прохладой воздух, этот божественный аромат пробуждающейся природы?
И вдруг словно молния пронзила его мозг. Как там было сказано: рейс № 214? Так это тот самый рейс, каким много лет назад он сам летел из Дели в Москву после длительной трехлетней командировки в Индию в качестве консультанта одной из геологических экспедиций.
Тогда также была весна. И также земля пробуждалась от долгой зимней спячки. Но как все изменилось за эти годы! Тогда он был молод, полон сил и здоровья. А главное - душа была переполнена огромным, ни с чем не сравнимым счастьем. И перед глазами неотступно стоял незабываемый образ той, которая только что проводила его в делийском аэропорту и с кем, как он думал, его не разлучит ни расстояние, ни время.
Рейс № 214... Рейс его ушедшей молодости. Рейс его надежд и разочарований. Рейс, навсегда отнявший у него самого дорогого, самого близкого человека. Так вот почему так поразило его в общем-то ординарное известие! Вот почему так полоснуло по сердцу сообщение о гибели в сущности чужого самолета и совершенно незнакомых ему людей!
Он взял лопату и принялся с ожесточением раскапывать оставшуюся необработанной пустошь. Только так он мог унять расходившиеся нервы, только так мог отделаться от навалившейся вдруг душевной боли. Так было всегда. Особенно в последнее время, когда он остался один.
Да, теперь он был один. Совсем один. Жена умерла. Дети разъехались. Друзья, его сверстники, замкнулись в своих невзгодах, своих болезнях, своих заботах. И только книга, над которой он работал в последние годы, осталась единственным смыслом его жизни, заменив ему и родных и друзей. Она должна была стать своего рода итогом его жизни, плодом его многолетних исканий и раздумий.
Нет, Радов не был профессиональным литератором. Первую свою книгу он написал как бы между делом вскоре после возвращения из Индии, прямо по следам своих путешествий по Гималаям и под впечатлением шока от потери любимой женщины, но совершенно неожиданно для себя встретил прямо-таки восторженный прием у читателей. Более того, год спустя книга была переведена на английский язык и
переиздана в Дели, а сам он был принят в члены Союза писателей СССР.
Казалось, сама судьба толкала Радова на то, чтобы всерьез заняться литературной деятельностью. Но уже следующая его рукопись была «зарезана» по идеологическим соображениям, и руководство Союза писателей «серьезно предупредило» своего молодого члена о возможности разделить участь некоторых опальных литераторов. Тогда Радов понял, что при своем прямолинейном и бескомпромиссном характере он может ужиться только с миром таежных дебрей и горных круч.
Этому миру он отдал всю жизнь, не изменил ему вплоть до выхода на пенсию и только теперь, став пенсионером, вновь решил взяться за перо, чтобы поделиться своим жизненным опытом, своими взглядами на жизнь.
Впрочем, была у него еще одна привязанность. Это его сад. С ним, с растущими в нем деревьями он общался как с близкими, одушевленными существами, разговаривал с ними, делился своими бедами и невзгодами, поверял им свои думы. И даже забывал средь них о своем одиночестве и своих все усиливающихся недомоганиях.
Вот и теперь, помахав с полчаса лопатой, он сел на небольшую скамеечку под сенью старой яблони и прижался лбом к ее шершавому стволу:
- Так-то вот, старина, мы с тобой еще скрипим, а там где-то ушли в мир иной абсолютно невинные, может быть, очень хорошие, только начинающие жить люди. И каждый из них, возможно, как и я, летел за своей мечтой. И у каждого была своя, уже прожитая, совершенно особенная, не похожая на другие, жизнь.
Радов тяжело вздохнул, и мысли его снова обратились к тем далеким временам, когда он, совсем еще молодой человек, но уже признанный специалист-геолог, оказался в далекой Индии, чтобы помочь своим коллегам из этой солнечной страны в поисках необходимых ей полезных ископаемых. Здесь Радов и познакомился с юной Джуной Парвати - тоненькой черноволосой, черноглазой девушкой, почти девочкой, со смуглым миловидным лицом и стройной, точеной фигуркой.
Впрочем, знакомство это было чисто вынужденным: индийское руководство экспедицией назначило ее на должность коллектора радовской партии и на первых порах не могло не вызвать ничего кроме обоснованного протеста.
- Не хватало еще с малыми детьми возиться, - недовольно буркнул он в разговоре со своим русским начальником.
- Ну, во-первых, этот «ребенок» успел закончить геологический колледж и получить степень бакалавра, - возразил тот, - а во-вторых, как ты знаешь, мы здесь, в соответствии с контрактом, должны не только работать, но и передавать свой опыт местным кадрам.
- Как же я буду передавать ей свой опыт, на пальцах объяснять? - не сдавался Радов.
- Не беспокойся, я слышал, Джуна немного знает русский язык. А потом... неплохо было бы и тебе помаленьку начать учиться индийскому языку, если ты всерьез решил здесь работать.
Что можно было возразить на это? Пришлось смириться. Тем более что юная коллектриса действительно оказалась очень дельным и старательным работником. А в один прекрасный день и вовсе поразила Радова сверх всякой меры.
В тот день они вели рекогносцировочную съемку на склоне небольшого, поросшего кустарником холма, и Радов, увлеченный работой, лишь услышав подозрительный шорох в траве, заметил в двух шагах от себя высоко поднятую голову королевской кобры.
Змея была небольшая. Но, увидев ее раздувшийся капюшон и хищно поблескивающие глазки, юноша мгновенно похолодел от страха. Ужас не позволил ему даже сдвинуться с места. Он словно окаменел в предчувствии неотвратимой развязки. И в тот же миг увидел, как его молодая помощница вихрем рванулась к разъяренной змее, прижала каблуком ее шею к земле и одним ударом молотка расплющила подергивающуюся из стороны в сторону голову отвратительной гадины, затем отбросила носком ботинка все еще извивающееся тело кобры далеко в сторону и совершенно спокойно произнесла:
— Когда приходится видеть такая змея, главное — нужно не есть бояться. На ваша родина нет, наверное, такой ядовитый хищник?
- Да, у нас нет таких страшных змей. Но нет и таких храбрых девушек, как вы.
Лицо Джуны покрылось ярким румянцем.
- Не надо говорить так. Это не есть храбрость. Это есть привычка.
- Ну, знаете!.. - воскликнул Радов. - Если бы не вы... -Он схватил руку девушки и крепко сжал ее. - Спасибо вам, Джуна. Огромное спасибо!
Пальцы девушки дрогнули в его руках:
- Не надо спасибо ко мне. Надо спасибо к вам. Это вы хотите научить меня, как надо работать.
Радов взглянул в ее глаза и впервые увидел в них нечто гораздо большее, чем просто уважение к своему учителю, нечто такое, что отозвалось в его душе мощным ликующим аккордом и заставило забыть и о только что пережитом страхе, и о всех неудобствах кочевой жизни геолога, и о начавшихся было терзать его муках тоски по родине. Он снова взглянул в бездонные, как омут, глаза девушки и неожиданно для самого себя сказал:
- Джуна, а вы не взялись бы научить меня вашему языку? Она потупилась:
- Если вы хотите... я была бы рада...
Так растаял ледок, доселе сковывавший их отношения, так началась их дружба, а затем любовь, и к концу пребывания Радова в Индии они поклялись друг другу быть вместе до конца дней своих.
Правда, Радов не мог остаться с Джуной в Индии - это было бы расценено как измена Родине, и не мог сразу захватить ее с собой - это потребовало бы длительного оформления всякого рода формальностей. Но он не сомневался, что сейчас же по приезде в Союз вышлет Джуне вызов, она приедет к нему, и они станут мужем и женой. Да и могло ли быть иначе?!
Могло! Слишком мало знал молодой геолог порядки, господствовавшие в его стране. Несмотря на все хлопоты, ему так и не удалось устроить приезд Джуны в Союз. Более того, на выезд самого Радова за границу было наложено жесточайшее табу. И осталась юная индианка лишь предметом его воспоминаний, да еще прототипом главной героини в его книге «В предгорьях Гималаев».
Вот о чем напомнило Радову краткое сообщение по радио. Вот что заставило его заново прочувствовать всю нелепость и жестокость нашей «высокоразвитой» и «высокогуманной» цивилизации. Там в прошлом злополучный рейс № 214 в прах развеял все его мечты, все надежды на счастье, сегодня тот же рейс № 214 оборвал жизнь других, почему-то проклятых судьбой, людей.
Долго еще сидел одинокий пенсионер под своим любимым деревом, перебирая в памяти события далекого, и не столь далекого, прошлого. Потом встал, оделся, взял свою неизменную кошелку и отправился в расположенный неподалеку райцентровский сельмаг, чтобы купить кое-что из продуктов.
Глава вторая
Путь до сельмага был недолгим. И все-таки около трех километров надо было прошагать по глухой проселочной дороге, где не то что машину или повозку, но и одинокого пешехода можно было встретить лишь от случая к случаю.
Однако Радов любил эту дорогу. Любил именно за ее пустынность. А еще за то, что пролегала она через светлую березовую рощу, полную птичьего гомона и запаха травы и цветов. Он знал каждый ее поворот, каждую пересекающую ее тропинку. И тем не менее всякий раз она открывалась перед ним как-то по-новому, какой-то иной, невиданной прежде, красотой.
Вот и теперь в небе появилось небольшое облачко, и тень от него побежала по дороге, как живая пугливая черепашка. Она торопливо перебиралась через длинные, неподвижно лежащие тени от деревьев, и оттого казалось, что сама дорога бежит путнику навстречу.
Увлеченный этой игрой теней, Радов остановился у знакомой молодой березки и вдруг вспомнил, что он уже видел нечто подобное. Да, именно такая картина осталась в его памяти от того дня, когда он впервые увидел представленного ему коллектора их геологической партии. Тогда он также стоял у небольшого деревца и смотрел на бегущую от облака тень, а на дороге, что вела к базе партии, показался начальник экспедиции с тонкой, как тростинка, черноглазой девушкой в белом сари и с непокрытой гладко причесанной головой.
Какая буря протеста поднялась в его душе, когда он понял, что с этим хрупким созданием ему придется ходить в маршруты по горным тропам и каменистым ущельям! И какой грустью и болью наполнилась она три года спустя, когда пришла пора расстаться с этим созданием, ставшим самым дорогим, самым желанным человеком на свете!
Радов обхватил руками прохладный ствол белоснежной красавицы и вновь, как это уже было сегодня утром, унесся в мыслях в те дни тридцатилетней давности, когда он знал, что такое счастье.
Но так продолжалось недолго. Что-то заставило его вновь взглянуть на дорогу, и он увидел, что из-за поворота показалась маленькая человеческая фигурка.
Менее всего расположенный к каким бы то ни было встречам, Радов хотел сейчас же отойти в глубь рощи. Но, как нарочно, именно в этот момент выкатившееся из бегущего
облака солнце особенно ярко осветило приближающуюся фигурку, и он застыл на месте от неожиданности и изумления. Навстречу ему шла девушка. Но не просто случайная незнакомка. Одного взгляда, брошенного на нее, было достаточно, чтобы увидеть, что она как две капли воды похожа на его Джуну: тот же рост, фигура, то же смуглое, сильно удлиненное лицо, те же жгучие темно-карие глаза и иссиня-черные, отливающие вороненой сталью волосы. Даже походка и характерный поворот головы, чуть вбок от направления взгляда, были точно такими, как у Джуны.
Что это, бред, галлюцинация, сон наяву? Или какой-то фантастический сдвиг во времени? Радову представилось даже, что он снова на геологическом маршруте, как бывало в незабываемые дни гималайской экспедиции, и навстречу ему идет его юная коллектриса, его верная помощница и возлюбленная. Но в это время из-за того же поворота вывернула легковая машина и, не сбавляя скорости, помчалась по узкой дороге.
Объехать девушку она не могла. Единственное, что оставалось путнице, это как можно скорее отскочить в сторону. Но девушка почему-то побежала прочь от машины прямо по дороге.
Этого не ожидал ни Радов, ни, видимо, водитель машины. Пронзительно взвизгнули тормоза, и...
Все дальнейшее произошло точно в каком-то кошмарном сне. Девушка упала. Машина на миг остановилась. Дверка ее раскрылась и вновь захлопнулась. Взревел мотор. Машина рванулась с места и, обдав Радова облаком вонючих газов, скрылась за следующим поворотом. На дороге осталась лишь распростертая фигурка девушки.
Радов подбежал к ней, поднял на руки, приложил ухо к груди. Глаза девушки были закрыты, но сердце прослушивалось отчетливо. Слава Богу, жива! Он снял у нее с шеи тонкий шелковый шарфик, расстегнул верхнюю пуговку на платье.
Легкий вздох вырвался из груди пострадавшей, веки дрогнули, но глаза оставались закрытыми. Сильная бледность покрыла смуглое лицо.
Радов растерянно огляделся по сторонам. Что же теперь делать? Сбившая девушку машина умчалась. Ждать здесь другую - бессмысленно. Значит, надо нести ее в медпункт.
До больницы, что была по соседству с сельмагом, оставалось не больше километра, а девушка, к счастью, оказалась
легче, чем он думал. Да что там легче, она была словно невесомой. Радову показалось даже, что на руках у него не прелестная молодая женщина, а всего лишь сгусток уплотненного воздуха, принявший вид человеческого тела. Но в тот момент это не удивило его. Мозг все еще отказывался воспринимать все происходящее как реальную действительность.
Однако в следующую минуту глаза девушки раскрылись. Она быстро, словно спохватившись, взглянула на Радова и вдруг вскрикнула на знакомом ему индийском наречии:
- Ой, что это?! Пустите меня!
- Простите, пожалуйста, - ответил он, с трудом припоминая слова когда-то выученного языка. - Я не хотел сделать вам ничего плохого, но...
Он осторожно опустил ее на дорогу, однако едва ноги девушки коснулись земли, как сдавленный стон вырвался из ее груди и она как подкошенная повалилась на траву.