- Вот видите, - продолжал Радов, едва успев подхватить ее за талию, - вам надо немедленно показаться врачу, а сами вы пойти пока не сможете.
- Что же делать?..
- Я попробую нести вас. Это недалеко. Потихоньку доберемся...
- Нести меня на руках?.. Как можно?! Мне, право, неудобно... И потом, кто вы? Я слышу, вы говорите на моем родном языке. Я просто не ожидала... Вы жили в Индии?
- Ну, это длинная история. А время не терпит. Ухватите меня за шею и постарайтесь расслабиться. Вот так... -он снова поднял девушку на руки. - Я не причиняю вам боли?
- Нет, мне повредили, кажется, только ноги... Но вам, наверное, будет тяжело.
- Ничего! Когда-то я носил тяжести и побольше. Кстати, на вашей родине. А как вы оказались здесь, у нас? И как мне называть вас?
- Мое имя Нуэла. Но больше я, к сожалению, ничего не могу сказать вам. Разве лишь то, что я с самолета, недавно разбившегося тут неподалеку. Поэтому у меня нет ни вещей, ни документов. Мы летели из Дели, и... Только ради всего святого, - вдруг спохватилась она, - не говорите никому об этом. Умоляю вас!
- Хорошо, хорошо, пусть будет так.
- Поверьте, это не каприз, - продолжала Нуэла, испуганно оглядываясь по сторонам. - Есть люди, которые преследуют меня. Могут даже лишить жизни. И эта машина... Вполне возможно, что это был не просто несчастный случай. И если бы не оказалось поблизости вас... Словом, мне невероятно повезло. Но если вы куда-то торопитесь...
- Никаких если! Я должен доставить вас в больницу. И как можно скорее. Потерпите немного, тут недалеко. Вам очень больно?
- Ноги... - прошептала девушка сквозь слезы. - Обе ноги как в огне...
- Бедная девочка! И надо же было случиться такому несчастью. Но сейчас вам помогут. Только бы добраться до медпункта.
Однако дойти до больницы оказалось действительно не так просто. И хотя Радов по-прежнему почти не ощущал тяжести Нуэлы, возраст и не совсем здоровое сердце его давали знать о себе. Тем более что день становился невыносимо жарким, а только что пережитое потрясение не могло пройти бесследно. Дыхание его срывалось. Несколько раз он вынужден был останавливаться и отдыхать то прислонившись к дереву, то опустившись на придорожный пенек.
В такие минуты Нуэла принималась убеждать его не рисковать своим здоровьем, оставить ее, ждать какого-нибудь попутного транспорта. Но он снова и снова подхватывал ее на руки и нес все дальше и дальше, пока не ввалился, вконец обессилевший, в крохотный вестибюль районной больницы.
И вот здесь его ждало испытание покруче. Едва он начал излагать сидящей за окошечком регистратуры женщине суть дела, как та, не поднимая головы от разложенных перед ней бумаг, грубо оборвала его на полуслове:
- Паспорт больной!
- Да понимаете, у нее нет паспорта, - снова принялся объяснять Радов. - Она шла по лесной дороге, и совершенно неожиданно из-за поворота...
- Без паспорта больных не принимаем! - еще резче отрезала регистраторша. - Следующий!
Радов беспомощно огляделся вокруг. Люди, столпившиеся у окошечка, сочувственно пожимали плечами. Но во взглядах всех читалось одно: жаль, конечно, но против правил не пойдешь. И только один из толпы, хорошо знакомый Радо-
ву майор КГБ в отставке, хлопнул его по плечу и зычно пророкотал:
- Ба, Андрей! Вот так встреча! - и, отведя Радова в сторону, доверительно добавил: - А чего ты растерялся? Скажи, что это твоя дочь, и дело с концом.
- Как моя дочь?! Что ты, Виктор! Ведь это...
- Вижу, что девушка из Индии. Так ведь ты три года прожил там. Все об этом знают. Вот и...
- Нет, как можно... - смутился Радов.
- Можно, Андрей, можно! С такими порядками, как у нас, все можно!
Радов взглянул на Нуэлу. Лицо ее исказилось от боли. На лбу выступили маленькие капельки пота. И он махнул рукой.
- Послушайте, - снова обратился он к регистраторше, - я привез свою дочь.
- Дочь? Так бы сразу и сказали. Что вы мне голову морочите! Давайте ваш паспорт. Так... Радов Андрей Семенович... Проживает... Так что с вашей дочерью?
- Ее сбила машина.
- Значит, к хирургу. Он как раз принимает. В десятом кабинете. Если не уехал на вызов.
Радов снова поднял Нуэлу на руки и поспешил в указанный кабинет.
В коридоре было пусто, и он шепнул девушке, что в силу кое-каких формальных обстоятельств он вынужден был назвать ее своей дочерью. В ответ Нуэла лишь слабо кивнула, но руки ее заметно дрогнули, а глаза наполнились слезами.
- Но это ничем не обяжет ни меня, ни вас, - поспешил успокоить ее Радов. - Просто в наших больницах приходится соблюдать иногда некоторые нелепые правила, так что вы уж не подведите меня.
- Я все сделаю, как вы скажете. Только... Мое лечение будет стоить, наверное, много денег. А у меня...
- Не беспокойтесь, в наших больницах лечат бесплатно. И вообще - постарайтесь пока ни о чем не думать, кроме того, чтобы как можно скорее выздороветь. А вот и десятый кабинет. - Он постучал в дверь. - К вам можно?
К счастью, больных в кабинете не оказалось и врач был на месте. Радов положил Нуэлу на кушетку, коротко объяснил, в чем дело.
- Тэк-с... - склонился над ней хирург. - Посмотрим, посмотрим. А вы, папаша, подождите за дверью.
Радов послушно вышел и принялся мерить шагами полутемный коридор. Так прошло минут двадцать. Наконец из кабинета выпорхнула медсестра:
- Кто здесь отец пострадавшей - вы? Радов поспешно подошел:
- Да, я. Что с ней?
- В общем, ничего страшного: переломов нет, вывих мы вправили. Но, возможно, есть трещинки в костях голени. Надо будет посмотреть. Так что дней на пять-семь мы положим ее в стационар. Сейчас прибудет санитарка с каталкой и отвезет ее в отделение. А она что, плохо говорит по-русски?
- Да... - растерялся Радов. - Она... в общем, она только что приехала ко мне из Индии, где все последние годы...
- Ладно, - махнула рукой медсестра, - пройдите с ней в отделение и там все сами объясните.
Санитарка не заставила себя ждать, и уже через несколько минут они катили Нуэлу к пристрою, где размещались хирургическое и терапевтическое отделения стационара.
- Как хорошо, что вы не ушли, - шепнула ему Нуэла, когда санитарка оставила их вдвоем перед дверью отделения. - Я ведь почти не знаю русского языка, и у меня действительно нет при себе никаких документов. Вы уж простите, пожалуйста, что из-за меня вам приходится терять столько времени.
- О чем вы говорите, Нуэла?! Каким временем можно измерить то, что случилось с вами! Я не оставлю вас, пока вы не выйдете отсюда абсолютно здоровой. И только после этого... Кстати, а есть ли здесь, в России, близкие или хотя бы знакомые вам люди?
Она лишь обреченно покачала головой:
- Были в самолете. Теперь нет никого...
- Так как же я могу бросить вас одну, больную, беззащитную!
- Спасибо вам, хороший, добрый человек. Только, пожалуйста...
Однако дверь в приемный покой раскрылась, и санитарка проворно подкатила каталку с Нуэлой прямо к столу заведующей отделением:
- Вот, принимайте.
Радов подошел, сдержанно поздоровался. Заведующая положила телефонную трубку на рычаг аппарата, отбросила со лба непослушную прядку волос:
- Да, мне только что звонил Игорь Петрович, хирург. А вы отец пострадавшей? Он сказал, что больная не совсем свободно владеет русским языком, так что помогите мне заполнить историю болезни.
Радов, уже свыкшийся со взятой на себя ролью отца Ну-элы и даже набросавший в голове ее «краткую биографию», без труда ответил на все вопросы врача, не преминув добавить, что она всего лишь несколько дней назад «вернулась» к нему из Индии.
- Ну что же, - заключила заведующая, - сейчас мы поместим ее прямо в палату. Можете больше ни о чем не беспокоиться. А завтра утречком принесите все необходимые ей предметы туалета, ну и что там еще найдете нужным.
Радов поблагодарил врача и, поцеловав Нуэлу в голову, шепнул ей на индийском языке:
- Там, в коридоре, вы что-то не договорили мне как будто? Да, я хотела еще раз просить вас никому не говорить,
что я с разбившегося самолета. Поверьте, так нужно.
- Хорошо, Нуэла. Выздоравливайте. И ни о чем не беспокойтесь. Завтра я навещу вас.
Она с чувством пожала ему руку:
— Вас послал мне сам Бог...
Глава третья
Вся оставшаяся часть дня прошла как в тумане. Радов то пытался браться за неотложные домашние дела, то выходил в сад поработать на грядках. Но, чем бы он ни занялся, мысли его неотступно вращались вокруг черноглазой смуглянки, что, как яркий болид, по какому-то щедрому капризу судьбы вдруг ворвалась в его тусклую, размеренную жизнь. И что самое удивительное - во всем этом он не увидел ничего случайного, неожиданного, ему казалось, что так и должно быть, что все прошедшие тридцать лет он только и мечтал об этой девушке, только и ждал встречи с нею.
Ночью мужчина почти не сомкнул глаз. Услужливая память то переносила его в дни далекой молодости, прошедшие в геологических маршрутах по горным тропам Гималаев, то рисовала во всех подробностях недавнюю встречу на лесной дороге и все, что произошло вслед за этим, вплоть до последнего взгляда, брошенного на него Нуэлой с больничной каталки в приемном покое.
А утром Радов быстро собрал все необходимое, наполнил сумку всевозможными гостинцами, нарезал букет самых лучших тюльпанов и отправился в больницу. Прибыл он туда, конечно, задолго до того как разрешалось свидание с больными, и ему больше часа пришлось просидеть на скамеечке в больничном сквере. Но от одной мысли, что он снова увидит прелестную индианку, будет говорить с ней и, может быть, как и вчера, прочтет в ее глазах искреннее расположение к себе, на душе у него стало светло и радостно.
День был воскресным и потому в сквере вокруг Радова постепенно собралась целая толпа пришедших, как и он, на встречу с больными. Тут были и мужчины и женщины, и молодые и старые, и скромно одетые и вырядившиеся как на праздник. Но все они стояли молча с унылыми лицами, точно пришли не на свидание со своими близкими, а на похороны. И лишь молодой мужчина - маленький толстячок в светло-коричневом костюме и соломенной шляпе явно не разделял общего подавленного настроения. Он суетливо шнырял в толпе, заговаривал то с одним, то с другим из собравшихся и каждого одаривал веселой, жизнерадостной улыбкой никогда не унывающего человека.
Подошел он и к Радову, даже присел с ним рядом на скамейку.
- Скажите, и долго еще нам здесь ждать? - заговорил он, приподняв шляпу.
- Сказали, в десять откроют. - Радов взглянул на часы. -Значит, через пятнадцать минут.
- А у вас, простите, кто здесь лежит?
- Дочка в хирургическом, - коротко ответил Радов, не желая вступать в разговор с незнакомым человеком.
Но незнакомец и не думал прекращать расспросов.
- Что, была сложная операция? - продолжал он участливым тоном.
- Нет, ее сбила машина, вот и...
- Какое несчастье! И эти негодяи, наверное, как всегда, укатили с места происшествия.
- Почему вы так думаете? - насторожился Радов.
- Я сам год назад был свидетелем такого случая. Эти автомобилисты-любители совсем распоясались.
- Да, машина уехала, - вздохнул Радов.
- Но вы запомнили ее номер? Или хотя бы марку, цвет?
- Нет, не запомнил ни того, ни другого. Не до этого было...
- Жаль, жаль! А как дочка, в реанимации?
- Нет, все обошлось без больших травм.
- Ну, слава Богу, слава Богу! - воскликнул толстяк с неподдельным участием, и Радов даже пожалел, что слишком холодно отвечал на его вопросы. Следовало, хотя бы ради приличия, и ему поинтересоваться, к кому пришел незнакомец в больницу. Но в это время толпа заволновалась и хлынула к дверям. Радов поспешил вслед за всеми.
Отыскать Нуэлу не составило большого труда. Но с каким волнением переступил он порог указанной ему палаты! '
Нуэла лежала в дальнем углу, у окна, и еще издали протянула обе руки ему навстречу, а в глазах ее было столько радостного ожидания, что тугой комок подкатил к горлу Радова и в груди стало тесно от нахлынувшей нежности и боли. Трудно было вообразить положение более безвыходное, чем то, в какое попала Нуэла, в сущности совсем еще девочка, оказавшись в чужой стране без родных и близких, без каких бы то ни было документов, без средств к существованию, да еще угодив на больничную койку. Но чем он мог помочь ей?
Радов постарался согнать с лица следы этих скорбных
мыслей и подошел к кровати Нуэлы.
Она приподняла голову с подушки, поправила на груди простыню. Глаза ее светились мягкой, доверчивой улыбкой.
- Ой, какие шикарные цветы! И это мне?! - воскликнула
она вполголоса.
- Конечно тебе, - ответил Радов, легонько сжимая тонкие пальцы девушки и даже не замечая, что говорит ей «ты».
Впрочем, Нуэла, кажется, тоже не заметила перемены в обращении к ней. Она зарылась лицом в тугие полураскрывшиеся бутоны роскошного букета, и только он один мог услышать ее прерывистый шепот:
- Как мне благодарить вас за такую радость? Чем отплатить за вашу заботу обо мне? Ведь я не знаю даже, как вас зовут, - добавила она чуть слышно.
- Как меня зовут? Разве ты забыла, что для всех здесь, в больнице, я твой отец?
- И значит, должна называть вас папой?
- По крайней мере, пока не выйдешь из этой палаты.
- О, я готова называть вас так всегда.
- Вот и отлично. А как ты себя чувствуешь?
- Да в общем... хорошо. Почти хорошо. Вчера мои ноги просветили рентгеном. Нашли небольшие трещинки.
Но сказали, что они срастутся без всякого хирургического вмешательства. А сегодня я пробовала даже ходить. И знаете, ничего...
Она не сводила с него больших блестящих глаз, а ему снова и снова казалось, что все это сон, галлюцинация, чудесное возвращение в прошлое; что не могло возникнуть столь поразительного сходства в силу простой случайности. Ведь даже выражение глаз Нуэлы, малейшая черточка ее лица, тончайшие оттенки ее голоса были точно такими же, как у оставшейся в его памяти Джуны. А само появление ее! Он отлично помнил, что именно о ней, Джуне он думал в тот момент, когда из-за поворота показалась Нуэла. А ее странная невесомость! А непонятная связь с только что разбившимся самолетом, на котором, как сегодня еще раз подтвердили, не спасся ни один человек!
Все это было более чем необъяснимо, и десятки вопросов готовы были сорваться с языка Радова. Но он видел нежелание Нуэлы рассказывать о себе и потому продолжал говорить лишь о ее самочувствии, о погоде, о больничных порядках и тому подобных вещах.
Впрочем, уже через несколько минут она сама вернулась к событиям вчерашнего дня:
- Скажите, а что нового говорят об этой кошмарной авиакатастрофе?
- По-прежнему ничего определенного. Предполагают теракт. Подтверждают, что никто из пассажиров и членов экипажа не остался в живых.
- Это ужасно, конечно. Но для меня даже лучше, что и я считаюсь погибшей.
- Почему же, Нуэла?!
- Позже я расскажу вам все, и вы поймете. Я ведь вынуждена была бежать из Индии. Но только в самолете поняла, что... — она зябко поежилась, быстро обежала взглядом дверь и окна. - Нет, об этом тоже после. Все это так страшно! И в двух словах не скажешь. А вы... Вы еще придете ко мне?
- Конечно! Завтра же. Что тебе еще принести?
- О, ничего! Вы и так завалили меня гостинцами. Мне ничего не нужно. Приходите только сами. Если сможете...
Радов ласково погладил ее по голове. А Нуэла, высвободив руки из-под простыни, робко коснулась кончиками пальцев его груди и тихо повторила:
- Приходите... пожалуйста... Я буду ждать вас... папа.
Полный самых сложных чувств и переживаний вышел Радов из палаты Нуэлы. А по выходе из больницы его ждала еще одна неожиданная встреча.
Не успел он пересечь сквер, как кто-то стукнул его по спине и знакомый рокочущий бас прогремел над самым ухом: