— Ячейку.
— Что?
— Ничего. Так. А где Фор и его девка?
— Я не знаю где Фор, где Трис не знаю тоже.
— Что ты знаешь про сопротивление?
— Какое сопротивление?
— Не строй из себя дуру. Ты с ними все время терлась, они не могли тебе не сказать.
— Эрик, я не понимаю что, вообще, происходит. Почему мы в Эрудиции, почему я оказалась посреди Отречени…
Подхожу к установке, врубаю самую малую мощность. Ее тело на кресле выгибается, но не сильно. Черт, где сил на все это взять?
— Больно? Еще раз задашь вопрос и раскроешь хавальник без разрешения, будет больнее. — говорю равнодушно, но черт знает чего мне это стоит, вот ведь дерьмо! И надо было так вляпаться!
— Ты можешь убить меня прямо сейчас, можешь до смерти замучить, но я просто не знаю ничего. НЕ. ЗНАЮ. НИЧЕ…
Пускаю ток. Той же мощности, хотя ручку покрутил типа. Интересно поймет или нет. Ну же, мелкая, ты же умная, тебе ведь не отшиб страх последние мозги, давай, выгнись посильнее. Под Сэмом небось хорошо выгибалась? Еб*ный Сэм, сука бл*дская. Неа, не поняла, похоже.
— Второй вопрос: (Как бл*дь из всего этого выбраться? Клянусь, если выберемся, лично вложу тебе пистолет в ладошку, пристрелишь и забудешь.) Какова твоя роль в сопротивлении? Где ваша точка дислокации? Кто у вас лидер?
Молчит. Только смотрит злобно.
— Отвечай, иначе будет ЕЩЕ больнее, ЯСНО?
Молчит. Ну ладно. Тест на понятливость. Пускаю ток, все той же мощности, но тем, кто смотрит в монитор этого знать необязательно. Сначала смотрю, терпит. Потом гляжу — дошло. Выгнулась, застонала. Черт, черт, черт, не стони так сладострастно, дура.
— Я предупреждал что будет больнее. Отвечай.
— Я ничего не знаю и не понимаю. — взгляд стал доверительный. Поняла, что не собираюсь ее убивать. Ну и на том спасибо тебе, милая. Я-то, конечно, урод. Сначала ебу, потом в топку, ага.
— Неправильный ответ. — Пускаю ток. Вот молодец, закричала, даже слюну пустила. Откуда у нее столько, интересно? — Повторяю вопрос. Какова твоя роль в сопротивлении? Кто лидер сопротивления?
— Повторяю для тех кто… не понимает. Не знаю ни про какое сопротивление. И уж тем более ничего не знаю про лидера.
Смотрю на нее внимательно, ловлю взгляд. Ага смотрит, читай по губам, девочка: «Сейчас я тебя вырублю». Опустила ресницы, поняла, умница.
— Я разрешал огрызаться, дрянь! — Бью по голове. Сильно. Маленькая теряет сознание. Стараюсь не вздыхать глубоко. Короткая передышка. Слышу шаги, неа, не будет передышки.
— Ну что тут у вас? — Макс. Не верит, сука. Я даже знаю что будет дальше.
— Похоже, она ничего не знает, Макс. Слишком тупая, ей не доверили ничего. Вон, вырубилась, я вроде и не сильно ее приложил.
— Так. Приводи ее в сознание, будем допрашивать под сывороткой.
— Делай, конечно, как знаешь, но это только сыворотку переводить. Она ничего не знает. Надо кончать с ней.
— Это, само собой, но сначала под сывороткой. Нам сейчас любая информация важна.
Ну вот и все. Под сывороткой она все и расскажет. И про сопротивление и про нас. И на расстрел пойдем оба. Бл*дь насрать на мою жизнь, а дурочка не жила еще вообще. И девка классная, вообще-то. Ей бы жить и жить. Со мной. Или без меня, но жить, да, маленькая?
— Не вопрос. Отправлю ее в клинику, потом сыворотка. Идет.
Отстегиваю ее, беру на руки. Легкая какая, она, вообще, ест что-нибудь? Черт, если выживем, подгоню тебе вагон твоих любимых шоколадных пирожных. Лопай — не хочу. Выношу ее из пыточной, то есть, конечно же, бл*ть, лаборатории для опытов под напряжением, несу лечить. Чувствую — в себя приходит.
— Тш-ш-ш, маленькая, не показывай вида что в себя пришла. — шепчу. Ага, услышала. Ну бл*дь, ебан*врот…
— Эрик, ты ублюдок и сукин сын. — чуть слышный шепот. А то я не знаю.
Мой взгляд падает на едва приметную дверь. Если сейчас быстро залезть в подсобку, то у нас будет две минуты, в подсобках камер нет. Точнее есть, но только одна и я знаю где она. Да ладно, все равно пропадать, хоть попробую. Резко метнувшись в сторону, толкаю дверь и оказываюсь вместе со своей ношей в полной темноте. Вот ведь, бл*дь, и не видно ни черта. Опаньки, да тут камера не работает. Надо же, твою мать, даже у эрудитов бывают вот такие подарочки. Ладно у нас две минуты.
— Мелкая, слушай. Тебя будут допрашивать под сывороткой правды. Постарайся сблевать в самом начале. Скажем, что у тебя сотрясение мозга, которого у тебя, дуры, нет. Сыворотка на мозг действует. В лазарете, ох ты ж бл*ть, в клинике, конечно, постарайся как следует поесть. А я буду думать как-бы тебя не пристрелили, все поняла?
— Твою мать, ты долбанный ублюдок хоть понимаешь, сколько я беззащитных людей сегодня убила? Погоди… Эрик, ты меня спасаешь?
— Не тебя, а себя, тупая идиотка, — да вот так, чем сильнее будешь ненавидеть меня, тем лучше. — Если ты расскажешь, что я тебя трахаю, нам обоим п*здец. Так что лучше бы ты сюда, вообще, не совалась.
— Ты сам придурок, что ж ты ток не увеличивал тогда?
— У нас всего две минуты и диспетчер посмотрит коридорные камеры и обнаружит что нас нигде нет, так что заткнись и слушай: Веди себя хорошо, уповай на верность Максу и Бесстрашию. А ток не увеличил, чтоб ты могла своими ногами передвигаться, так что я полный ублюдок, тут ты не ошиблась.
— А в чем я ошиблась, интересно?
— Что связалась со мной. Я предупреждал.
— Какой бы ты ни был крутой, а подыхать не хочется, да? Или меня жалко стало?
— Заткнись. Еб*ть тебя было ничего так, можно было бы и продолжить, но, видимо, не судьба.
Даже в темноте я не увидел, а скорее почувствовал выплеснувшуюся волну ненависти и ее кулак впечатывается в мое лицо. Хорошо. Отлично. Злись сильнее. Злость придаст тебе сил, отвращение к моей персоне позволит жить дальше. Знать бы еще как самому дальше жить, черт. Как можно презрительнее ухмыльнувшись, спокойно спрашиваю:
— Ты закончила? Тогда двигаем.
Она выскальзывает из подсобки первая и идет впереди, гордо расправив плечи, так что до клиники добираемся без приключений. Оставляю ее там и испытываю жгучее желание напиться до отключки. Тут ее подлатают, глядишь чего и получится. Надо найти Тори и Зика. Пора им уходить. Может, хоть они не подведут и выведут мелкую в безопасное место.
====== «Глава 4» ======
Эшли
Слишком яркий свет от флуоресцентных ламп ввинчивался стальными винтами в мозг, ослеплял своим холодным жжением глаза так, что хочется зажмурится со всей силы, сомкнуть их до черных точек и больше ничего не видеть. Черт, как-же кружится голова, раскалывается, просто взрывается от боли. Не могу поверить… Боже, ну как он мог… этого не может быть. Предатель! Променял свою фракцию, предал своих людей… предал меня. На что… ради чего? Ради власти. Как все просто… до омерзения просто… господи, все ради власти. Они уничтожили, стерли с лица земли целую фракцию, погубили сотни жизней… бесценных человеческих жизней.
Хочется стиснуть кулаки до скрипучего хруста суставов так, чтобы фаланги окрасились в бледный цвет и онемели, сцепить челюсть до противного и яро раздражающего скрипа от своего бессилия и неспособности что-то изменить, исправить. Меня все еще трясет от допроса с пристрастием, подонок… посадил меня на электрический стул. Лицо все в крови, глаз заплывает так, что нихрена не видно. Эрик… ну как-же… не понимаю, все никак не получается осознать. Сволочи… всё из-за вас… продажные ублюдки… Будьте прокляты, гореть вам всем в аду. Предатель!
Эшли, милая, ну какая-же ты все-таки идиотка-то… тьфу. Так облажаться могла только такая влюбленная дура, как ты. Приперлась… Эрик, милый… БЛ*ДЬ, а он тебе в морду и на допрос. Рада, да? Овца тупорылая… Как ты могла забыть, что он бывший эрудит, как? Сука. Последние мозги про*бала в его кровати… Конечно же он знал обо всем, знал… тварь. И что за сопротивление, где оно?
«Еб*ть тебя было ничего так, можно было бы и продолжить, но видимо не судьба». — Мразь, не верю… но ядовитые слова, брошенные в презрительной усмешке, до сих пор звучат в ушах. Как-же невыносимо противно, невероятно грязно, до тошноты, просто разъедающе больно. Больно… Очень важно незаметно и беззвучно сглотнуть слюну и протолкнуть влагу по саднящему и выжженому огнем горлу. До невозможности важно. Ненавижу… ненавижу. Кулаки в бессилии и обреченности лупят по твердому матрасу больничной койки. Влажные струйки, слезы паскудные отчаянно расползаются солью по щекам. Презираю…
А ну взяла себя в руки, дрянь, немедленно успокоится. Он не стоит не одной твоей слезинки, не смей, слышишь, не сдаваться. У тебя есть шанс, есть. Не смей так бездарно его просрать. Давай, включай мозги, соображай… Что он говорил? Сыворотка правды… вашу мать, нельзя, ни в коем случае нельзя им рассказывать о Эде и его людях. Пошли вы на йух, скоты, стройными рядами… я откушу свой поганый язык, если понадобится, но ничего вам не скажу, ни слова. Нельзя, любыми средствами, они безжалостно уничтожат их так-же, как и Отречение. Они ни перед чем не остановятся… Давай девочка, думай же, ты обязана вытащить свою прекрасную задницу из этого дерьма. Горло сдавливает жалкими спазмами, мешая несчастным потугам глубоко вздохнуть. Сейчас самое главное — это выбраться отсюда, нужно сбежать.
«Если ты расскажешь, что я тебя трахаю, над обоим п*здец» — вот же ж сволочь, да я бы и с огромным удовольствием рассказала бы, только бы увидеть твою никчемную смерть. Но не могу, черт, Эдвард и Майра пострадают. Я не должна этого допускать!
Эрик… скотина, безжалостный убийца, монстр. Наш крутой, непробиваемый лидер. Только я все равно поломаю вашу игру, долбанные ублюдки. Уничтожу. Плавящаяся, густая патока ярости, черной злости заливает мой мозг, алчно требуя жажды мести. Вы за все мне ответите, за каждую погубленную душу… за всех. За Ала, за Суно, за Девида… сотру в порошок. Отомщу. Господи… помоги мне… Сердце сочится кровью…
Сосредоточься… что он говорил, какие установки давал? Иуда… ненавижу. Ошибся ты любимый, очень ошибся… Да, ты сильный, умный, расчетливый, жаждешь власти и пойдешь по трупам ради нее, да. Но ты слишком просчитался, невероятно лажанулся… Есть у тебя слабость, есть, пусть маленькая и ты всеми силами пытаешься это скрыть, но она есть… Я — твоя главная слабость, я! Чтобы ты не говорил, чтобы ты не делал, но есть червоточинка, ахиллесова пята, уязвимое место, брешь, в твоей стальной броне… И я воспользуюсь этим по полной, использую свой шанс…
Дверь в палату тихо открывается, заставив меня обернуться на вошедшего и замереть в ступоре. Вот это денек… Бл*дь! Ну что ж, я уже ни чему не удивлюсь… уж слишком много сегодня я испытала предательств. Человек в белом халате, одетом на синие одежды Эрудиции не спеша прошел к ящикам с медицинскими инструментами и стал собирать в маленький поднос все необходимое, чтобы залатать мою рану. А у меня перехватило дыхание и замерло бедное сердце, готовясь расколоться на куски. Капельки холодного пота струятся по ребрам, щекоча кожу. Боже… хватит ли у меня сил… дай мне сил пережить все это.
Молодой мужчина аккуратно ступая направился ко мне, на бледном, узком лице не отражалось не одной эмоции. Да, ты всегда был слишком сдержанным в проявлении каких-либо чувств, особенно ко мне. Человек остановился возле моей кушетки, поставил поднос на тумбу и одним движением руки наклонил мою голову вниз, чтобы осмотреть рану на затылке. И я бы подумала, что ему плевать, что ему все равно, но руки, руки слишком сильно давят на голову, опуская мое лицо к коленям. Камеры… здесь наверняка тоже полно камер, ну конечно… Вот дура…
— Дин. — чуть слышно прорывается сквозь мои губы.
— Тш-ш-ш. Рад тебя видеть сестренка, хреновы твои дела. — тихий шепот вызывает только улыбку радости. Я не одна, не одна… есть еще те, кому на меня не плевать… Х*йня ваша всё — «Фракция выше крови»!
Дин. Самый старший из сирот попавший под теплый покров семьи Финн, мой старший брат. Истинный эрудит, светило жаждущее изучения медицины. У него даже серые глаза, свойственные большинству зазнаек. Серые глаза… нет, не думать, не сожалеть… не сейчас… Потом, все потом… и поскулишь вволю, и порыдаешь взахлеб, и навоешься до одури… только не сейчас. Длинные пальцы с осторожностью и легкостью пархают, обрабатывая пробитую черепушку. Он помогает мне, моя семья, мой брат… слишком серьезный и никогда не благосклонный ко мне, за мой вредный характер, за через-чур громкой и пронзительный голос и постоянные выходки. Впрочем я отвечала ему тем же. Но раздор в отношениях никогда не мешает любить близких людей. Сердце встрепенулось и отплясывает в неудержимом ритме… я чертовски рада его видеть.
— Чем я могу помочь? — как всегда краток и немногословен.
— Нужен антидот от сыворотки правды. — мой голос практически шипит, стараясь изо всех сил снизить свои обороты. Да блин, я даже когда еле-еле шепчу находясь в эйфории, меня слышно на всю округу.
— Хм, попробую достать. Еще что? — кровь взбурлила в счастье, приходится зажать ладошки между колен, скрывая свое волнение. Еще совсем немного и я начну прыгать на кровати от такого предвкушения, как поднасрать своим благодетелям.
— Еда, рвотное и что-нибудь очень забойное, чтобы очухаться и восстановить упадок сил. — обнаглела я.
— Это не проблема. Сделаю регенерирующий укол. — так спокойно, практически бесцветно, словно он читает таблицу умножения.
— Дин, ты сильно рискуешь? — черт, а вдруг они догадаются и он пострадает из-за меня.
— Я способен о себе позаботится, не волнуйся. — холодно усмехается. Эрудит, мать его…
— Как отсюда выбраться? — теперь самый главный вопрос, смогу ли я удрать из самой штаб — квартиры.
— Все входы и выходы находятся под надежной охраной вооруженных бесстрашных, везде видеонаблюдение. Но есть один способ… крыша.
— Что там? Она открыта, с нее можно спрыгнуть? — шестеренки в моем мозжечке закрутились в усиленной скорости. Ну держитесь… еб*нные комбинаторы, только дайте мне малюсенькую возможность и я устрою вам революцию…
— Я открою люк. Ты бесстрашная, значит сможешь перепрыгнуть на соседнее здание. А сейчас отдохни немного, я скоро вернусь. — укол с регенирирующей сывороткой и он удалился.
И вот я снова одна лежу в чистенькой палате и отрешенно пялюсь в ослепительно белый, как снег, потолок, а в душе какая-то не то что кромешная пустота — бездонная бездна. Все как в каком-то дурном сне… Война, смерть, боль… Эрик… Я же любила тебя, отчаянно любила. Я бы жизнь за тебя отдала, я молилась за тебя… Не раздумывая пошла бы за тобой на край света, прыгнула бы в горящую преисподнюю… Предатель!
«Веди себя хорошо, уповай на верность Максу и Бесстрашию» — ага, суки, обязательно. Разве это Бесстрашие? Мы защитники, мы воины, а не куча беспринципных душегубов. Ну как-же ты мог? Ты же всегда был настоящим бесстрашным, ты никогда и ничего не боялся. Ты же был истинным лидером! НЕНАВИЖУ!!!
От бессилия я утыкаюсь лицом в подушку и жалко рыдаю, взахлеб, навзрыд, кусая хрустящую, накрахмаленную наволочку. Истерику не сразу получается остановить. Боже мой… а я тебе верила, я в тебя верила! Лежала испуганная, с разодранной в клочья душой на грязном полу вагона и скулила, звала… А ты… Отворачиваюсь к окну и равнодушно слежу за неспешно ползущими по небу облаками. У меня ничего не осталось в душе, кроме нестерпимого страдания! Ничего! Ты все растоптал, раздавил, предал, в сердце словно входят тысячи раскаленных игл. Как-же мне горько, совсем невозможно, ах, ну почему так мучительно…
Дин возвращается через час, осторожно подходит, неторопливыми и размеренными шагами. Холодный и бесстрастный, как всегда. Перегибается через спинку кушетки, делая вид, что проверяет мои конечности на наличие травм, а в зажатой ладони сверкнул шприц. В тоже мгновение в мою ногу вошла тонкая игла…
— Антидот, — одними губами объяснил он. Черт, еле удержалась чтобы не вздрогнуть от боли. Слабачка.
Потом мне выдали целый поднос еды. Фу-у-у, брокколи… Брат только усмехается, видя мою скорченную физиономию. Знает, что не перевариваю я эту вкуснятину. Но мету все, что дают, нехрен тут голодовку объявлять. Желудок набиваю под завязку, что аж дышать трудно. На десерт горсть таблеток. Ой, мамочки, только бы все донести до допросной. Надеюсь лидеры еще не ужинали, паскуды. Приятного вам аппетита, ублюдки долбанные.
Мужчина снова осматривает мою голову и удовлетворенно кивает, но пластырь переклеивает, скрывая подживший рубец.