========== Пролог ==========
— Ваше пребывание на земле продлено на месяц. Официально. Неофициально же, мистер Оттон, — демон отстраненно поглядел в чистое предутреннее небо, — решите все дела с живыми родственниками в три дня. Ваше присутствие мешает беременности вашей внучки, она родит внепланово раньше срока, если вы… — у фразы не было продолжения. Вежливая угроза просто витала в воздухе. — Вы…
— Я повинуюсь, милорд, — проситель съежился, кутаясь в плащ по брови.
— Знаю, вы сбиты с толку. Не понимаете, что случилось. Она стала верующей после вашей смерти. Она верит, что вы отправились в мир иной, мир лучший, чем здешний. Ваша призрачная форма пугает ее. Довольно и того, что вы умоляли ее простить вас, врываясь в сны.
— Моя девочка работала детективом. Привыкла общаться с неадекватными костоломами и мерзавцами любого пошиба. Ей не пристало бояться немощного старика.
— Материнство меняет всё. Оставьте ее в покое. Утрясите вопрос с наследством. И затем валите, наконец, туда, где вам уготовано существовать дальше, в плотной и удобной материи. Призракам тут не место.
— Благодарю, благодарю вас…
— Следующий, — демон поднялся со скамейки, где обыкновенно принимал просителей, обошел ее, не оставляя, впрочем, следов в рыхлой земле, и приблизился к любимому кусту. Розарий в красноватом свете солнца не более чем оправа для его главной сияющей драгоценности. Темно-изумрудные листья, черные мощные стебли и длинные, с палец толщиной шипы. Этот куст пока не цветёт. Но скоро. Скоро…
Он поговорит с корневищем шепотом, когда оно очнется от летаргии, узнает, чего не хватает для питания. Возможно, золы из человеческих костей. Возможно, крови девственниц, как это случалось раньше, забавно и по старинке. Всё легко можно добыть, в два счета. А пока — последний на это утро посетитель.
— Следующий, — повторил демон, не услышав хруста камушков на гравийной дорожке. Обернулся. — Рудольф?
Человек в кожаном фартуке и коротких шнурованных штанах мял в руках зеленую охотничью шапочку. Мужественный квадратный подбородок, ершик светлых волос, да и весь крепко сбитый облик выдавали в нём коренного немца. Посетители бара «Freezing Point», да и прочие обыватели, воображали, что он баварец, выписан корпорацией из Мюнхена — прямиком с того развеселого Октоберфеста, где, по убеждению американцев, пиво льется рекой круглый год. На самом деле хозяин бара был родом из Франконии, очень гордого и самобытного региона, не признающего полновесной связи со знаменитой Баварией. Хозяин розария знал об этом очень хорошо. Он тонко чувствовал разницу — в своих интересах. И пригласил гостя на резную скамейку, сам оставаясь поодаль, у необычного — почти трехметрового — розового куста.
— Вы знаете, о чём я попрошу, герр Мортеаль, — негромким, но твердым голосом начал Рудольф. — Вопрос в том, что вы стребуете взамен.
— Новой сделкой нельзя отменить старую, милейший мой Кле. Вы очень устаете. Мечтаете передать дело дочери, а она ни в какую.
— После того, что с ней сделал Сайфер…
— Лишаться невинности в вашей подсобке ей премного понравилось, заверяю.
— Он опозорил ее!
— Мы живем не в Средневековье, Кле. Когда же вы поймете? Когда привыкнете?
— Я не привыкну, — в упрямстве пробормотал трактирщик. — Зря вы меня спасли. Зря перенесли в новое время, герр.
— Вы хотели этого ради нее, Кле. Ради Анны-Магдалены. Вы самоотверженный человек, прошедший сквозь адские фильтры и коварство проверок на прочность души, устроенные моим старшим сыном. Вы идеальный работник. Так же, как и другие сотрудники Хайер-билдинг, никогда не проболтаетесь, отвечая на каверзные вопросы о том, кто вы и откуда.
— Она уедет! Бросит меня ради этого вашего университета в Солт-Лейк-Сити. Вы соблазнили ее перспективами и независимостью, заразили этой… имансипу… имансопе…
— Эмансипацией, — поправил демон улыбаясь. — Она прибыла сюда девочкой, любопытной и восприимчивой, ей легче далась интеграция и ассимиляция, рост самосознания, поиск себя. Но она не бросит вас. Вы — вся ее семья. Где бы она ни была, чем бы ни занималась — она помнит о вас. И примчится на помощь, едва вы позовете.
— Но мой виртсхауз¹! Она не хочет продолжать наше дело!
— Это бар, Кле, бар. Прошу, не путайте, не забывайте. «Freezing Point» — одно из самых шикарных и оборудованных по самому последнему слову техники питейных заведений Гонолулу. И вы не нуждаетесь там в руках дочери. Лаборатория прислала вам гениального повара-андроида. Хорошенькие человеческие официантки дополнили интерьер зала. Ваша же задача — украшать собой барную стойку, разговаривать с пьяными, протирать кружки и разливать двести сортов отборного пива со всего мира.
— Но я несчастен! Мне плохо, мне одиноко без Анны-Магдалены! Без старого домика на берегу Рёслау, без дыма печей, без запаха дегтя и пережженной шерсти. Новый мир прекрасен и безопасен, но я скучаю по грязи, из которой вы меня вытащили.
— Себялюбец, — холодно припечатал демон. Правый глаз его зажегся багрянцем. — Желаешь вернуться в тысячу семьсот сорок седьмой год?
— Нет, герр. То есть я бы с радостью, но Анна-Магдалена не разделит мой выбор, а без нее я не уйду. Ей хорошо здесь, в мире, где женщину поставили на равных с мужчиной. И на моём несчастье растет ее счастье. Я не привыкну, но смирюсь.
— Желай, — еще холоднее бросил Асмодей.
— Я хочу отойти от дел. Найдите… назначьте мне помощника. Того, кому я однажды — скоро! — передам виртсха… бар.
— Это всё?
— Да, герр, — Рудольф со страхом посмотрел, как демон вдруг исчез. На секунду. А появился — перед самым его носом, в мокром черном одеянии до пят, но пронзительно бледный, как тысячелетний мертвец, замораживающий гравий под своими ногами, полированное дерево скамейки и сам воздух. — Г-герр?
— Будущее нестабильно, — прошипел потомок Люцифера. — Сущность времени, изобретенного для вас и только для вас, такова, что вы встаете перед вечным выбором. Ты жаждешь моего пророчества, чтобы склонить голову перед неотвратимостью, но это испытание души, напиток ее радости. Или ее муки. Решать тебе.
— Я вынесу всё. Откройте мне будущее.
— Через месяц, самое большее два, состоится четвертый призыв в ELSSAD. С Марса прибудет новая партия юношей, среди них — талантливый, но скромный парнишка, мнящий себя обыкновенным оборотнем. Он надеется мыть посуду в твоём баре. Он надеется, ты возьмешь его к себе. Он не верит, что пройдет медосмотр, и обратится к тебе до того, как всё состоится. Примешь его — и обретешь наследника, продолжателя древнего пивоварного дела. Собственную пивоварню вы вскоре построите на острове Ланаи. Анна-Магдалена улетит на материк, но твой приемыш станет тебе сыном, ближе и роднее того, которого ты потерял в битве при Лауфельде². У парнишки нет отца, он осчастливит тебя и сам будет счастлив.
Левый глаз демона обратился в чернильную бездну. Рудольф смотрел в него не дыша, гусиная кожа покрывала его с ног до головы.
— А если я не возьму юношу в бар?
— Он пройдет медосмотр и станет величайшим героем ELSSAD. Он совершит деяние, равного которому нет в летописи оборотней. Он победит в поединке с Тьмой, праматерью всех демонов. Моей праматерью. Но он не будет знать о величии поступка. И никто ему не скажет.
— Обретет ли он затем своё счастье?
— Будущее слишком нестабильно, мой дорогой Кле. Может, да. Может, нет. Ты останешься один в баре на целый год. А через год я смогу обещать тебе другого претендента в помощники. Не менее старательного. Ты сможешь передать ему дела еще лет через пять.
— Но вторым сыном никто мне уже не станет, — глухо проговорил Рудольф. — Всё ясно.
— Выбор за тобой, — бархатно промурлыкал Асмодей. К его глазам вернулся прежний цвет, нежно-зеленый и карий. — Если ты намерен не упускать заветного мальчонку — оставишь бар открытым в выходной. Но если ты желаешь для него славнейшей участи — запрешь всё как обычно, по традиции оставив ключик лишь для ELSSAD, и уйдешь. На звонок домой и просьбу встречи не ответишь. Он обобьет пороги напрасно, огорчится, но пойдет по иному предначертанному ему пути.
— Благодарю вас, герр. Могу ли я просить о новой милости?
— Завтра, Кле. Аудиенции закончены.
Франконец поклонился и ушел, бесшумно ступая по неровным камням дорожки. Сатана вернулся на скамейку и достал сигару. Ухмыльнулся в сильно посиневшее небо, послал облачко дыма сонно потягивавшемуся солнцу.
— Внука хочешь… Хитрый старый торгаш. Посмотрим, что ты выберешь — его и рак молочных желез Анны-Магдалены… или ничего.
Комментарий к Пролог
¹ Das Wirtshaus – корчма, трактир (нем.), иногда постоялый двор, где путники также могли остаться заночевать.
² Сражение, состоявшееся 2 июля 1747 года, в ходе войны за австрийское наследство у деревни Лауфельд в шести километрах к западу от Маастрихта, между французской армией под командованием Морица Саксонского и союзной англо-голландско-австрийской армией под командованием герцога Камберлендского. Победили французы, это открыло им дорогу для вторжения в Голландию.
========== 1. Рейс ==========
Я забыл, как ты выглядишь. Я выбросил из головы вчерашний бред. Ты умерла, дорогая. У меня ничего нет, кроме тупой ослиной решимости покончить с собой. С собой старым, глупым и доверчивым, ведомым, а не ведущим. У меня заложены уши и завязаны глаза, выключен телефон и опечатана квартира. Я продаю её, я шлю всё к чёрту. Я улетаю и проклинаю город, плывущий за стеклом иллюминатора, мерцающий холодными огнями, безразличный и грязный. Я не тоскую, я зарезан и подвешен, как охотничья добыча над костром. Я горю… и поглощён ощущением нестерпимого жара и запахом своей обугленной кожи. Лучше пожар, чем ублюдочные слёзы. Лучше твоя смерть, чем моя скорбь. Я желаю попасть в ад, в котором тебя не будет, отдельный круг и отдельная мука. Я не желаю иметь ничего общего с тобой; воздух, которым ты дышишь, заражен гнилью и зловонием, и я сжигаю себя дотла, ведь ты прикасалась ко мне нечистыми руками, я ненавижу свою плоть и жажду очищения…
— Мистер Ван Дер Грует, вам что-нибудь принести? Стакан воды? — участливая стюардесса протягивала мне маленькую подушку и плед. Молоденькая совсем, симпатичная американка… исковеркала мою фамилию.
— Ван Дер Грот, — поправил я устало и выдавил улыбку. Потом заметил себя, мелькнувшего в чёрном стекле иллюминатора. Мелко дрожащего, зелёного от едва сдерживаемой тошноты… Пожилой сосед в кресле слева смотрит неприязненно и даже брезгливо. Очевидно, что это он нажал на кнопку вызова персонала. — Спасибо, ничего не нужно. Я в порядке. Правда.
Быстрей бы приземлиться. Трансатлантический рейс не оставляет иного выбора, кроме как тихо унывать в положении сидя, зевать, наблюдая бессмысленные картинки, бегающие по широкой плазменной панели, спать и видеть скучные сны и просыпаться от них ещё более зелёным и уставшим. Быстрей бы… упасть в ненасытную глотку нового огромного города, где меня никто не встретит, но я самостоятельно найду себе и цель, и средство для выживания. Солнечный Лос-Анджелес, который переварит меня или выплюнет наполовину прожёванного. Мои желудочные рефлексии закончатся рвотой, я доиграюсь.
Посеял где-то багажную квитанцию, пришлось воспользоваться обольстительной улыбкой, чтоб не остаться без вещей. Таможенники смотрели с подозрением в мой нидерландский паспорт, спрашивали, зачем пожаловал бездельником на целых три месяца, но всё же пропустили.
Зачем я здесь… чтобы не вспоминать. Чтоб не оставить ни единого шанса поймать меня и сжать за горло. Чтоб не принимать таблетки и не терпеть продажную жалость врача. Чтобы только небо во флуоресценте было моим хирургом, зашивающим рот и ампутирующим мышечный мешок, медленно пульсирующий в груди.
— Не надоели ещё поэтические стоны и сопли? Вялые, как жопа сорокалетней девственницы.
Я прикорнул в аэрокафе, слишком ленивый, чтобы набирать такси и ехать в отель. Клевал носом над чашкой супа, целиком погрузившись в свои невесёлые мысли. И человек, подсевший за мой столик с язвительными замечаниями, не смог прервать длительную медитацию, она началась ещё в Амстердаме.
— Таксист? Не заказывал. Иду в город пешком.
— Не угадал, — в мою шею сзади вошло что-то холодное и острое. Игла? Странно… надеюсь, я опять не угадал.
*
Пробуждение было сладким. Мягкая постель, приятные запахи, витавшие в воздухе, пряный вкус на языке, никакого утреннего гадкого послевкусия, даже зубы казались чистыми и не просили щетки и пасты. Полутьма или полусвет в незнакомой комнате… я протер глаза и потянулся. Из одной руки выскользнула тонкая трубка, её конец торчал в моем локте, но сейчас она лежала на одеяле, и только пятнышко крови указывало на то, что она действительно побывала в моем теле. Я посмотрел на неё с любопытством и потянулся снова, но уже аккуратнее. Мне всё равно, где я и что со мной сделают. Мне действительно плевать, я переступил грань, больше никаких забот о материальном благополучии, месте в социуме, чужом бизнесе и чужих прибылях, рисках и безопасности, никакого дурацкого страха за свою собственность или личную жизнь. Ничего нет, вообще. Попасть в лапы к бандитам, сектантам или какому-то современному безумному ученому для экспериментов — тем веселее.
— Таким ты мне нравишься больше, — интересный голос, сильный и красивый. Собеседник скрывается, как и в кафе, стоит за спинкой кровати. Мне лень поворачивать голову. — Винсент Ван Дер Грот, 1985 года рождения, рост сто восемьдесят шесть сантиметров, вес колеблется в пределах семидесяти пяти кило, горный альпинист-любитель, женат, подал на развод, детей нет. Работал разносчиком пиццы, уличным музыкантом, натурщиком, порноактёром, разнорабочим на станции переливания крови, волонтёром в центре реабилитации жертв изнасилования, ассистентом тюремного врача, фотомоделью в рекламе и уборщиком в кинотеатре. Предпочитаемые цвета — темно-зелёный и коричневый, женщины — шатенки и рыжие, болеет за футбольный клуб Аякс (Амстердам). Еда — французская, итальянская и средиземноморская. Напитки — вода и чай. Суровый трезвенник, агностик, противник арабов, абортов и ассимиляции Европы со всяким сбродом. Ты нам полностью подходишь. Но есть нюанс.
Он перегнулся, длинные волосы легли на подушку и на моё плечо. Я покрылся мурашками, неожиданно для самого себя: у него не было дыхания, только холодная кожа и холодные губы. От короткого прикосновения я непроизвольно вжался головой в подушку. Теперь его голос нагонял ужас, неуловимый и беспричинный. Я припомнил старые, очень старые детские страхи, те самые, которые крепко обнимали грудную клетку, заставляя сердце больно сжиматься и колотиться:
— Ты должен будешь забыть свою прошлую жизнь. Никаких воспоминаний, абсолютно. Невинный младенец и чистый лист. Мы научим тебя жить заново. Мы дадим тебе цель. А взамен ты отдашься нам без остатка. Будешь частью особой команды. Это будет твоим новым и единственным смыслом. Твоей семьёй и твоей работой. Твоими мыслями и твоими желаниями. Всем.
— А если я не соглашусь?
— В твоей крови уже плавает наркотик. Один час, и он убьёт тебя. Один час можешь думать о призрачной свободе в самом лицемерном обществе, созданном человекообразными обезьянами, или принять наше осознанное рабство. Через час я вернусь с антидотом. Не вставай с постели, иначе останется полчаса.
— Но почему смерть в случае отказа?! — я резко приподнял голову, оглядываясь, но за спинкой кровати никого. Пустая комната, сладко пахнущая какими-то травами и стерильностью.
Глубоко вздохнул, припоминая, с чего всё началось.
Алехандро, испанец, мой лучший друг. Соблазненный моей женой. Облапошенный ею до последнего цента. Алехандро, севший за долги и хулиганское поведение. Поклявшийся отомстить через два года, когда выйдет. И ей, и мне.
Теперь жена. Фамке, помогавшая мне не спиться в самые трудные времена. Снимавшаяся со мной в порно и собиравшая на улице мусор в большие синие пакеты. Фамке, закидывавшая ноги на стену и смеявшаяся моим попыткам надеть на неё чулки. Работавшая в казино и соблазнявшая особо трудных игроков в покер. Переспавшая однажды с боссом, но я простил её. Потом был Алехандро, и я снова попытался простить. Но потом началась крупная игра. Она украла деньги и сбежала. Но она забыла одну важную вещь. Казино всегда остается в выигрыше.