В этом Лили была права. И в то же время неправа. Он должен был вернуться в Дорсет, чтобы выздороветь, но должен был сделать это самостоятельно, доказать самому себе, что может жить один. Жить в Дорсете без матери. Жить в Лондоне без Чарли и Индии. Не цепляться за Лили, как тонущий человек, который уходит под воду и тащит за собой спасателя.
Он знал лишь то, что ему нужен покой, который может подарить только сельская местность, будь то пологие зеленые холмы с крестьянскими фермами, морской берег с его великолепными утесами и удивительными обнажениями горных пород, глубокие карманы лесов и огромная, прекрасная, опрокинутая чаша голубого неба. Ему нужен Дорсет, чтобы ощутить себя здоровым физически и духовно. Он устал быть бормочущим всякую ересь недоделком, который боится любой тени. Даже собственной. В сельской местности в чулане или под кроватью нет никаких чудовищ. Здесь есть лишь одна только сама сельская местность.
Его мать это знала. И Лили это тоже поймет.
Лили, подумал Голдейкер. Вчера он почувствовал, что способен вернуть ее. Нет, конечно, на это уйдет время, но время у них было, потому что они молоды и впереди у них еще долгие годы.
Ей ничто не мешает закрыть свой салон в Лондоне. И приехать к нему в Дорсет. Более того, он уже присмотрел место для ее тату-салона, хотя пока не сказал ей об этом. Главное, не торопить ее, а лишь нежно увещевать, что теперь у него получалось очень даже неплохо. И Лили поймет, что это ее судьба.
Да, из-за него она пережила жуткое время, но он знал: любовь такой женщины, как Лили, сдается не сразу.
Когда магазинчик открылся, молодой человек купил там все, что нужно для завтрака. Правда, ему пришлось слегка задержаться, чтобы принести для них обоих свежезаваренный кофе. Зная, какой она любит, Уилл специально попросил с молоком, но без сахара, после чего направился с покупками обратно в кемпинг.
Вернувшись, он увидел, что его подруга еще не встала. Бросив пакеты со снедью на землю, Уилл поставил на плоский камень две чашки с кофе и, опустившись на корточки перед входом в палатку, задумался над тем, как ему ее разбудить – лаской, поцелуем в шею?
Но Лили не спала. Он увидел это, как только расстегнул молнию на палатке. Более того, она была одета и сидела по-турецки на своем спальном мешке, нагнув нежную шею. Пробор разделил ее рыжие волосы на две части, открыв глазу белую кожу.
– А, так ты… – начал было Уильям, но ее испуганный возглас не дал ему договорить. Она быстро положила руки на колени, в попытке прикрыть то, что до этого рассматривала. Голдейкер сразу понял, что это. Лили произнесла его имя.
– О боже! – вырвалось у нее, и она мгновенно изменилась в лице, как будто его раскололи молотком.
Уилл со сдавленным криком попятился назад, вон из палатки. Куда бежать, на что смотреть, что делать, кого спросить…
Он бросился вверх по склону в сторону моря.
За два месяца до описываемых событий
Июль, 20-е
Виктория, Лондон
То, что привело инспектора Линли в кабинет суперинтенданта полиции Изабеллы Ардери, не имело ничего общего ни с каким расследованием. Зато имело прямое отношение к тому, что, по идее, вообще не должно было его волновать: сержант Барбара Хейверс вот уже два месяца держится тише воды, ниже травы, не позволяя себе никаких взбрыков.
Заветным желанием Линли всегда было, чтобы его давняя коллега узрела, наконец, свет разума и начала одеваться, говорить и вообще вести себя в манере, призванной снискать одобрение начальства, в чьих руках была ее судьба. И вот теперь он обнаружил, что та версия Барбары Хейверс, которую он все эти годы надеялся увидеть, отнюдь не ровня той Барбаре Хейверс, чье безумное общество неизменно вдохновляло его на их совместные подвиги.
Если честно, она бесила его с того самого дня, когда ее назначили ему в помощь. Увы, беда заключалась в том, что в былые деньки, когда бравада и самоуправство буквально лезли из нее наружу, Барбара была в два раза лучше любого из своих коллег, за исключением разве что сержанта Уинстона Нкаты. Да и тот, по большому счету, был на ее уровне, но ничуть не выше, не считая вкуса в одежде. Но эта, новая, якобы улучшенная версия Хейверс, строго следующая всем правилам?..
Кому стало лучше от того, что теперь она держит все мысли при себе, пока не станет ясно, с какой стороны дует ветер? Меньше всего это шло на пользу интересам установления истины. С другой стороны, до сих пор у Барбары не было абсолютно никакого выбора в том, что касалось линии поведения. А все потому, что в столе Изабеллы Ардери лежал подписанный рукой самой Барбары запрос о переводе, который вмиг отфутболил бы ее в глухомань, на север страны.
Одно неправильное движение – и в документе будет проставлена дата, гарантирующая ей удивительную новую жизнь в Бервике-на-Твиде. Вакансии там, разумеется, не было. Но у Изабеллы имелись свои люди в самых верхах, а как известно, услуга за услугу. Мало кто из главных констеблей в стране отказался бы иметь в своих должниках суперинтенданта лондонской полиции. По этой причине Линли и решил поговорить с Ардери. Он решил попытать счастья – уговорить начальницу отвести дамоклов меч, занесенный над головой Барбары.
Войдя в кабинет Ардери, Линли вежливо спросил, нельзя ли им кое о чем побеседовать.
Изабелла занималась какими-то бумажками, однако тотчас отложила их и с интересом посмотрела на инспектора. Тот знал: начальница, удивленная его почтительным тоном, моментально что-то заподозрила.
Она отодвинула кресло и встала, а затем подошла к довольно старому серванту у дальней стены и, налив из кувшина стакан воды, предложила его Линли. Тот отказался.
– Садись, Томми, – сказала Изабелла, но сама осталась стоять.
Инспектор знал, что, усевшись, сделает ей приятно, ибо тем самым унизит себя как в ее глазах, так и в своих собственных, поэтому не стал торопиться опустить пятую точку на стул. Вместо этого он встретился с ней взглядом. Ардери ждала, когда же он, наконец, примет решение. И он его принял.
– Если ты не против, я постою, – сказал он.
На что она ответила:
– Как хочешь.
Они с ней были одного роста. Он – благодаря наследственности, она – благодаря тому, что носила туфли на двухдюймовых каблуках. Каблуки добавляли ей роста до шести футов и двух дюймов – как у него, и когда он стоял перед ее столом, кончиками пальцев опираясь на столешницу, они могли смотреть друг другу прямо в глаза, зрачок в зрачок.
Линли понимал, что не может, как говорится, сразу взять быка за рога. С другой стороны, какой смысл тратить четверть часа на бессмысленные любезности. И он сказал:
– У меня тут проблема с Барбарой Хейверс, шеф.
Изабелла Ардери прищурилась.
– Что же эта несносная особа натворила на этот раз?
– Ничего. И в этом вся проблема.
– Потому что?..
– Потому что то, что сейчас она делает – если точнее, два последних месяца, – она делает не самым лучшим образом.
– Она приспособится.
– Это меня и беспокоит. То, какой она была и как она работала… Все это исчезает с каждым днем. Эта ее новая версия…
– Мне нравится эта ее новая версия, – не дала договорить инспектору Ардери. – Очень приятно знать, что я могу спокойно прийти утром в свой кабинет, и в него никто не ворвется и не станет трезвонить по телефону, требуя моего присутствия в руководящих инстанциях, чтобы обсудить ее последний прокол.
– Но в этом-то вся суть! – воскликнул инспектор. – Чтобы хорошо делать свое дело, приходится время от времени спотыкаться. Стоит же стать излишне осторожным, начать опасаться дисциплинарных взысканий или судебных разбирательств, бояться пройти через внутреннее расследование, или… – Томас помедлил. Если он выложит остальное, начальница мгновенно поймет, что у него на уме, а он не был уверен, что это ему нужно. Изабелла не любит, когда ей дают советы.
– Или? – Ардери поднесла стакан к губам и отпила из него. Пряди ее светлых волос на миг взметнулись, открывая взгляду золотые серьги, затем снова легли на место.
– Или когда тебя силой переводят на новое место, – добавил ее подчиненный, ибо терять ему уже было нечего.
– Ах, вот что! – Изабелла поставила стакан на стол, после чего села и жестом предложила последовать ее примеру. На этот раз инспектор принял предложение.
– Так вот зачем ты пришел, – произнесла Ардери. – Давай не будем топтаться на месте и избавим друг друга от пустопорожней болтовни. Мне и так ее хватает, когда я разговариваю с отцом моих сыновей. Ты хочешь, чтобы я аннулировала запрос о переводе сержанта Хейверс на новое место?
– Думаю, так было бы лучше для всех.
– А вот меня, Томми, такое положение вещей вполне устраивает.
Линли подался вперед, к ее столу. В ответ на его движение суперинтендант невольно отпрянула назад.
– Этот самый запрос о переводе, который ты заставила ее подписать, мешает ей работать в лучшем ее стиле, с полной самоотдачей, – заявил Томас. – Думаю, тебе было прекрасно известно, к чему это приведет, когда ты вынудила ее поставить под этой бумажкой подпись.
– Мы с тобой по-разному трактуем понятие «ее лучший стиль». Для меня «ее лучший стиль» – это роль осведомителя желтой газетенки…
– Шеф, она лишь намеревалась…
– Не считай меня дурочкой. Ты не хуже меня знаешь, что Барбара сливала информацию газете «Сорс», что она злоупотребляла служебным положением. Будучи офицером лондонской полиции, она имела наглость проводить собственное расследование, не подчинялась приказам и даже самовольно ушла в отпуск. Уехала, черт возьми, за границу и вляпалась в неприятности в чужой стране.
– Я ничего не отрицаю. Но и ты, как никто другой, знаешь, что такое постоянно работать под зорким оком начальства. Когда тебя постоянно разглядывают в увеличительное стекло, когда ты знаешь, что одно неосторожное движение – и тебя переведут на другое место или вообще дадут коленом под зад…
– Сержанту Хейверс следовало бы подумать об этом раньше, прежде чем она отправилась в Италию, не потрудившись оформить отпуск, прежде чем подробности расследования стали известны этому мерзкому журналюге, ее дружку, прежде чем она вынудила меня перевести на другое место другого инспектора лишь потому, что она, видите ли, не уживалась с ним в одном отделе.
– Думаю, ты прекрасно знаешь, что он ей никакой не «дружок».
– Кто?
– Тот журналист. Что же касается перевода Джона Стюарта в другой отдел, ты ведь не станешь отрицать, что он сам подписал себе приговор.
– На счету у твоей Хейверс чертова дюжина дурацких выходок, которые возмутили не только меня, но и вышестоящее начальство. Ты сам отлично это знаешь.
– Я бы сказал, что это преувеличение, – заметил Линли.
– Свой сарказм оставь при себе, Томми. Он тебе не идет.
– Извини, – сказал инспектор.
– Хочешь ты того или нет, но придется довольствоваться нынешним положением дел, да и ей тоже. Если Барбара не способна работать в команде, равно как и подчиняться известным требованиям в том, что касается поведения, то пусть ищет себе другую работу. Кстати, я могла бы предложить ей несколько вариантов трудоустройства, но все они связаны с овцами и Фолклендскими островами. Боюсь, правда, что мои вакансии вряд ли покажутся ей привлекательными. Впрочем, довольно. – Изабелла встала, и Линли понял, что разговор окончен. – У тебя еще есть ко мне вопросы? Меня ждут дела, да и Барбару тоже. Надеюсь, она уже явилась на работу. Причем вовремя, хорошо одетая и готовая выполнить любое порученное задание.
Этого Томас не знал. Сегодня утром он еще не видел сержанта Хейверс. Тем не менее Линли не моргнув глазом солгал суперинтенданту – мол, да, так и есть, хорошо одетая и готовая выполнить любое поручение, Барбара Хейверс уже на работе.
Виктория, Лондон
Линли шел по коридору, направляясь к себе в кабинет, когда услышал у себя за спиной Доротею Гарриман. О ее приближении возвестила морзянка каблуков-шпилек по линолеуму пола, а также ее привычка обращаться ко всем коллегам исключительно по фамилии и званию.
– Детектив-инспектор Линли! – окликнула она его.
Томас обернулся, и Доротея тоже воровато оглянулась.
Он подождал, пока она его догонит. Взгляд, брошенный ею в направлении кабинета Ардери, подсказал ему: эта дама – секретарша их отдела – явно не отказала себе в удовольствии подслушать разговор между ним и суперинтендантом. Впрочем, Линли удивился бы, будь это не так. Ди Гарриман хорошо знала: в том, что касалось полицейской службы, информация решает все, даже на секретарском уровне.
– Мы можем поговорить? – спросила она и указала на один из лестничных колодцев в центре здания, излюбленное укрытие здешних курильщиков. Те наведывались сюда, чтобы тайком сделать пару затяжек, которые придадут им сил продержаться до того момента, когда можно будет вынырнуть из офиса и, отойдя на необходимое расстояние от входа, раскуриться по полной. Линли последовал за женщиной в дверь.
Два констебля в форме стояли на площадке, скармливая монеты торговым автоматам и ведя разговор о некоем «мерзком ублюдке», который «получил по заслугам, если хочешь знать мое мнение». Доротея дождалась, когда те купят все, что им нужно, и спустятся этажом ниже. Подождав, когда внизу за ними захлопнулась дверь, она заговорила.
– Не хочу сообщать дурные известия, но раз вы все равно ходили к ней… – начала она.
– Господи, надеюсь, я не подтолкнул Ардери к тому, чтобы перевести Барбару в другое место?
– Нет, конечно же. Но будьте спокойны: она этого не сделает, если только детектив-сержант Хейверс сама не подтолкнет ее к этому шагу.
– Вы же знаете Барбару! От нее можно ждать чего угодно. Она в два счета может перейти любые границы, слететь с катушек…
– Вы пытались предотвратить то, что вам кажется неизбежным, – заявила Гарриман. – По крайней мере, я так поняла. Уверяю вас, на самом деле в этом направлении никаких изменений не предвидится, инспектор. – Доротея указала на путь, который она проделала от кабинета Изабеллы, после чего продолжила: – Она считает, что поступила правильно. На попятную она не пойдет.
– Если только не произойдет чуда. Я же пока таковых не видел, – согласился Линли.
– А вообще, детектив-сержант Хейверс выглядит теперь чуть более собранной, вы не находите?
– Дело не в ее внешнем облике. Вы наверняка это слышали.
Доротея опустила глаза, изображая смущение. Впрочем, Томас отлично знал: эта молодая особа не считает для себя зазорным подслушивать под дверью – умение, в котором ей не было равных.
– Согласна, – сказала она, – в ней нет больше того задора, той искорки, что раньше. Сейчас детектив-сержант Хейверс… уже не та, прежняя детектив-сержант Хейверс. Лично мне даже как-то грустно.
– Пожалуй, я соглашусь с вами, Ди. Но помимо попытки уговорить суперинтенданта не давать хода этому рапорту…
– Чего она никогда не сделает.
– …я понятия не имею, как вернуть Барбару в прежнее состояние, когда ее мозг извергал идеи подобно вулкану, и чтобы при этом этот самый ее мозг не соблазнял ее самовольничать, игнорируя приказы начальства. – Линли вздохнул и посмотрел на свои ботинки, которым, как он заметил, не помешала бы основательная чистка.
– Вот об этом я и хотела поговорить с вами, – призналась Доротея.
– О том, как вновь сделать из Барбары конфетку?
– Можно сказать и так.
– Это как понимать?
Секретарша разгладила несуществующую морщинку на шве своего платья.
Кстати, сегодня на ней было яркое летнее, все в оборках и рюшах, платье и ярко-розовый полукардиган, стиль которого покойная жена инспектора определила бы без колебаний. Увы, сам он сделать этого не мог. Наряд был слишком праздничным для будничного дня в лондонской полиции, но Доротее он очень шел.
– Так, – сказала она. – Похоже, детектив-сержант Хейверс жутко несчастна. Ее не узнать. Она как маятник, который качнулся слишком сильно в одну сторону и теперь слишком сильно качнулся в другую.