Он был омерзительно пьяным, зацепился за порог, с матюгами упал на
циновку и потребовал:
- Что вылупилась, снимай с мужа сапоги и помоги раздеться...
В покрасневших глазах его плясали злые огоньки. Фрося обиженно качала
головой, сквозь зубы поругивала и помогала ему раздеваться:
- Ну, приподнимись, дай стянуть с тебя штаны, вон какой бугай вымахал,
тебя тягать, так и скинуть можно, не ровён час... Нет, чтобы вместе отметить
нашу радость, так попёрся куда-то и неизвестно к кому, а я у него, как
прислуга и свиноматка, вот осчастливил...
Степан вдруг резко оттолкнул её и с ненавистью в пьяном голосе и с
ехидным смехом бросил ей в лицо:
- Что? Не того хотела бы раздевать, не за тем хотела бы ухаживать, не от
того хотела бы понести ребёнка?.. - и столько в этих словах было
неприкрытой ненависти к ней и к несостоявшемуся её жениху, что у Фроси
мороз пошёл по коже. Она резко выпрямилась, швырнула в угол сапог, что
держала в руках. Тыльной стороной руки откинула со лба прядь волос и
смело посмотрела ему в глаза:
- Ах ты, мой касатик, правды захотел, так ты её уже сам и высказал. Что
думал, начну отнекиваться или ноги тебе целовать, спаситель хренов,
бесплатную батрачку в дом взял и ещё в чём-то упрекаешь, за всё время
доброго слова от тебя не услышала...
Фрося схватила с кровати подушку с одеялом и с треском захлопнула за
собой дверь в будущей детской комнате.
Глава 3
Назавтра Степан встал как ни в чём не бывало, попил простокваши, съел с
жадностью яичницу со свиными шкварками и ушёл на кузницу, не сказав
Фросе ни слова.
Нет, больше не было несправедливых попрёков, не смотрел больше
Степан с той неприкрытой ненавистью на Фросю и не смеялся ехидно ей в
лицо, но внутри у молодой женщины что-то сломалось и, похоже, навсегда.
Она перестала быть той покладистой Фросей, что пришла в дом Степана, не
бежала к нему навстречу, когда он заходил в дом с работы, не пыталась его
разговорить, а молча ставила еду перед ним и занималась своими делами.
Наконец он не выдержал и обратил на это внимание:
- Что ходишь, как надутая индюшка, мову отняло? Подумаешь, что-то
спьяну сказал, гордая выискалась, хватит ломать комедию, сегодня же
возвращайся в нашу спальню, я в монахи ещё не записывался...
Фрося смерила его презрительным взглядом, пожала плечами и
отвернулась. Степан попытался обломать жену:
- Ты что, сука, из себя корчить начала, шваль подзаборная, до конца
жизни должна мне руки целовать, как ксёндзу.
Я её подобрал, я её от беды спас, живёт, как сыр в масле катается, а на
тебе, норов показывает, и ночи ждать не буду, быстренько пошли в
спальню...
- Нетушки, мой милёнок, с сукой подзаборной и спи, а я к лету рожу и
уеду назад в деревню, а с тобой, постылым, жить не буду.
Степан от этих слов обезумел и бросился со сжатыми кулаками на Фросю,
в ответ навстречу ему она выставила ухват:
- Нет, Стёпушка, не на ту нарвался, сунешься с кулаками, размозжу тебе
голову, лучше в тюрьму пойду, чем под тебя лягу...
И Степан отступил... Трудно сказать, что на него так подействовало,
угроза или стыд за тот ночной пьяный скандал, но с этого момента он больше
никогда не пытался поднять на Фросю руку, хотя в остальном мало что
изменилось в их отношениях.
Правда, ночью она всё же иногда подпускала его к своему телу, но
длилось это очень недолго, беременность протекала не совсем гладко.
Вначале её мучил дикий токсикоз, а потом она стала жутко отекать, и стала
болеть поясница, то ли от трудной домашней работы, то ли от беременности.
В эти месяцы Степан стал внимательней относиться к жене, начал
помогать по хозяйству, выполняя вместо неё тяжёлую работу, даже
предлагал ей полежать и не суетиться, не требовал постельных услуг и
старался в эти минуты быть не то что ласковым, но каким-то заботливым.
На смену затянувшейся зиме пришла благодатная весна, зазеленели травы
и деревья, зацвели сады, но последний месяц Фросиной беременности вовсе
превратился в страшную муку. Приближался срок родов, поясничная боль и
отёки достигли кульминации, и Степан позвал к себе местную бабку-
повитуху, слывшую на всю округу целительницей и знахаркой.
Та вошла в дом, присела на лавку и всмотрелась в молодую беременную
женщину, молчала и качала головой, что-то шепча себе под нос, а затем
изрекла:
- Я могу попробовать принять роды, но не уверена, что спасу жизнь
обоим. Младенец, а будет мальчик, или мать при этом уйдут на тот свет. Ты,
хозяин, коль надумаешь, зови, но не позже завтрашнего вечера, потом уже
будет поздно, спасать будет некого, плод лежит неправильно.
Уже выйдя за порог дома, сказала Степану:
- Там на краю города есть молодой жид-лекарь, свёз бы ты её к нему, чует
моё сердце, что только он может помочь страдалице... - и, что-то бормоча,
удалилась.
Ночью у Фроси начались роды. Вначале сошли воды, а затем тело стали
скручивать схватки со страшными болями.
Степан подогнал к дому коня с подводой, на руках перенёс на неё
корчившуюся жену и погнал лошадь на другой конец Постав к известному на
всю округу, несмотря на молодость, еврейскому врачу.
Подвода с Фросей буквально подлетела к добротному дому, где жил врач
Меир со своей молодой женой Ривой. Степан начал неистово колотиться в
запертые на ночь ворота. Ему открыла калитку запыхавшаяся, явно
беременная жена доктора, и, узнав в чём дело, распахнула настежь ворота,
впустив на двор Степана с подводой, на которой корчилась от боли
рожающая женщина.
Вслед за молодой хозяйкой Степан внёс в дом Фросю и уложил на
указанный ему топчан.
По зову Ривы в комнату вбежал молодой врач совершенно несолидного
возраста и вида, с взъерошенными после сна чёрными кудрями. Посмотрев
на Фросю, сразу оценил положение, выпроводил из комнаты в прихожую
Степана, на ходу отдавая жене какие-то распоряжения.
Наступило утро, а Фрося всё не могла разродиться, нечеловеческие крики
роженицы сотрясали стены дома. Молодая, уже на солидном сроке
беременности жена доктора почти не отходила от Фроси, смачивая губы ей
водой, обтирала тело мокрым полотенцем и следила за состоянием пульса и
кровяного давления.
Всё чаще в комнату, где лежала Фрося, входил и выходил с озабоченным
видом молодой врач, отмахиваясь от вопросов мужа, картавя:
- Простите, не до Вас, дорогой, не до Вас...
Степан бегал по двору, курил одну за другой цыбарку и иногда с его глаз
текли слёзы.
Уже под вечер во двор к нему вышел врач и уставился на Степана
уставшими выпуклыми глазами и спросил напрямик:
- Кого будем спасать, а то скоро и спасать будет некого...
Степан ковырял сапогом землю и молчал, врач смерил его осуждающим
взглядом и изрёк:
- Попытаюсь спасти обоих. Если не получится и если меня отдадут под
суд, позаботьтесь о моей жене и ребёнке...
Родить нормально Фрося уже не могла. Ребёнок рвался наружу, роженица
от боли и потери крови потеряла сознание, а пуповина, обкрученная через
тельце малыша, сделали роды невозможными.
И Меир решился на операцию, которую до сих пор никогда не делал, а
только читал о редких удачных случаях Кесарева сечения.
И вот марля с морфием на лице у Фроси, ассистирует врачу его молодая
беременная жена, уговорившая мужа на эту операцию. Скальпель разрезает
кожу на животе, и начинается борьба за жизнь...
Глава4
Меир отлично сознавал весь риск, и из специальной литературы знал, что лишь пятая
часть женщин после такой операции остаётся в живых, но он не мог отказать Фросе в
праве на жизнь. Хотя он ставил под угрозу благополучие, и возможно, даже жизнь своей
семьи.
Об этом он сообщил Риве, почему-то нисколько не сомневаясь в её ответе, потому что
прекрасно знал свою обожаемую жену:
Ривочка, ты осознаёшь степень ответственности, ведь не дай бог что, и наша участь будет
незавидной.
Ты же видела этого мужлана, если что не так, у нас прямая дорога в Сибирь, а то и того
хуже...
- Милый Меирчик, ты же великолепный хирург и господь тебе поможет, посмотри какая
она красивая и какая она несчастная, мужу, такое чувство, безразлична её судьба, он
только о ребёнке, похоже, беспокоится...
- Дорогая, я ведь могу без проблем освободить женщину от плода, и тогда её жизни
ничего не будет угрожать...
- Меирчик, но ведь есть шанс спасти жизнь обоим, я верю в силу твоего таланта, я
уверенна ты это сделаешь успешно, ведь какое будет для неё горе, потерять втаких муках
выношенного ребёнка...
А если бы я была на её месте...
- Я бы спасал вас обоих...
- Так представь, что это я...
Лицо эскулапа приняло одухотворённое выражение и смелым движением руки, он нанёс
на низ огромного живота роженицы вертикальный надрез.
Нет смысла описывать течение этой сложной операции, которую делали ещё много веков
назад, но в результате которой, чаще всего мать погибала, да и младенца далеко не всегда
удавалось спасти.
Уже через четверть часа Меир подал Риве спасённого от пут пуповины, почти
задохнувшегося и захлебнувшегося ребёнка, а это был мальчик, а сам продолжал бороться
уже за жизнь женщины.
Рива бережно обтёрла тёплой влажной пелёнкой тельце малыша, тихонько шлёпнула его
по попке, и мальчик зашёлся таким криком, что и Степан услышал на улице, и улыбка
осветила мрачное его лицо.
Рива уложила быстренько завёрнутого в пелёнки малыша и вернулась к операционному
столу, где Меир испачканный кровью и слизью, своими тонкими изящными пальцами
колдовал в чреве опавшего после извлечения плода, живота.
Уже с помощью своей незаменимой ассистентки он наносил и наносил один за другим
шов, и молил бога, что бы хватило у пациентки сил, крови и везения.
Все швы внутри завершены, последний стежок на коже живота, и врач сорвал с лица
Фроси марлевую тряпочку, смоченную морфием.
Отойдя от операционного стола, он с хрустом потянулся, и швырнул резиновые перчатки
в мусорный бачок:
А теперь будем молиться мы нашему, а они своему богу.
Уставший врач вышел из операционной привести себя в надлежащий вид, и что бы
побыстрей вернуться к умирающей, а возможно спасённой роженице, надо срочно
подменить не менее уставшую жену, которой было совсем нелегко на восьмом месяце
беременности выдержать все эти испытания физического и морального толка.
Путь ему заслонила мощная фигура Степана, и тот вопрошающе взглянул на доктора:
- Ну, что скажешь...
- Мальчик живой и похоже здоровенький, а жизнь вашей жены в руках божьих, я сделал
всё, что мог, всё, что может сделать современная медицина, но она потеряла очень много
крови, очень много крови, простите мне надо умыться, и подменить уставшую жену.
Степан сиплым от недосыпания и огромного количества выкуренной махорки голосом
спросил:
- Только минуточку доктор, а что нужно от меня, и когда я смогу забрать малыша... -
- На ваше усмотрение, на ваше усмотрение... быстро несколько раз повторил доктор и
поспешил уйти, приводить себя в порядок.
глава 5
Степан даже не помыслил, взглянуть на, возможно, умирающую жену и на только, что
родившегося ребёнка.
Он запряг коня в подводу и поехал в сторону дома, надо было подумать о замочке с
друзьями первенца, подыскать кормилицу в случае смерти жены, приготовить люльку и
много, много всего надо было сделать и обдумать.
Неделю Степан замачивал своего наследника, заходя под вечер в пьяном виде каждый
день к доктору, справиться о здоровье и о состоянии не приходящей в сознание жены и
новорожденного.
Он привозил продукты и деньги врачу, и уезжал, подержав парочку минут на руках
малыша, и только издалека смотрел на бледное лицо не приходящей в сознание жены.
Неделю сражалась за жизнь Фрося с помощью сердобольной Ривы и искусного врача
Меира, и молодой здоровый организм женщины победил, на седьмые сутки после
операции она открыла глаза и вопрошающе взглянула на докторшу, сидевшую возле её
кровати, и прошептала:
Скажите, что с ребёночком...
Рива смочила с доброй улыбкой потрескавшиеся губы Фроси:
- Миленькая, ребёнок жив и здоров, у тебя замечательный мальчик, дай бог здоровья и
долгих лет жизни моему Меиру, благодаря его таланту и самоотверженности, вы оба
остались живы...
Через неделю после того, как Фрося пришла в сознание, Степан увозил от доктора очень
ещё слабую жену и хорошо набирающего вес сына.
Всё время пока Фрося была без сознания, жена доктора подносила к груди матери
новорождённого, и диво, у той пошло молоко, поэтому не пришлось искать кормилицу
или начинать поить ребёнка коровьим молоком.
Дома Фрося быстро приходила в себя, появился аппетит, на исхудавшем лице начал
появляться румянец, большие, тяжёлые наполненные молоком груди буквально разрывали
сорочку, и Степан, задерживая на них взгляд, не раз уже смотрел на Фросю осоловевшими
от вожделения глазами, но та в ответ только качала отрицательно головой:
- Нельзя, доктор говорит нельзя...
Фрося представить даже не могла, что она допустит к своему телу мужа, она поняла, как
она мало значит для него, что в дом он взял не подругу, а удобную хозяйку, будущую
мать его детей, и близость с ней, только нужна ему для удовлетворения своей мужской
похоти, а никаких нежных чувств он к ней не питает, и питать уже не будет.
Ей было даже страшно подумать, что Степан вновь овладеет её телом, и у неё не раз уже
возникали мысли покинуть его и уйти в свою деревню.
Ещё две недели Фрося наведывалась на проверку к врачу, и Меир её заверил, что всё уже
в порядке, молодой организм победил, она целовала его руки и благодарила, благодарила,
благодарила...
Уходя от доктора, она крепко обняла уже дохаживающую последние дни перед родами
Риву, расцеловала несколько раз нежно в обе щёки и заверила:
- Милая Ривочка, я никогда не забуду твои добрые руки и сердце, и буду до конца жизни
молиться за твоё здоровье и за здоровье и благополучие твоих близких.
Для меня вы с Меиром святее, чем дева Мария.
Дай бог тебе успешно разродиться, я буду любить твоего ребёнка, как своего, вы для меня
стали, как родные... -
Ох, кто тогда мог подумать, насколько её слова окажутся пророческими...
Не смотря на то, что Степан входил в различные комиссии и правления новой власти, они
тайно, по традиции в окружении родни и друзей молодого отца окрестили мальчика в
местном костёле.
Службу проводил старый ксёндз, дядя Алеся.
Мальчика окрестили Станиславом, и все присутствующие на крещении приложились
поцелуем к руке священника.
Фрося, когда наклонилась поцеловать руку ксёндзу Вальдемару, взглянула вопрошающе в
глаза дяди бывшего жениха, и тот чуть заметно покачал отрицательно головой.
Через несколько дней проезжавшая на телеге в сторону леса соседка сообщила, что у пани
докторши родилась девочка, а на завтра было двадцать второе июня сорок первого года.
Весть о начале войны между Германией и Советским союзом пришла в Поставы