- Не переживайте, справлюсь!
Надо, так надо. Опыт командования отделением у меня был ещё с курсантских лет. Думаю, что со взводом должен справиться. Разместившись в одном вагоне, мы начали путь на восток. С пакетом приключилась беда. Он при посадке в вагон порвался и целебный кислород улетучился. Рыбок переместил в пластиковую полуторалитровую бутылку, обрезав горлышко. Сделал из капельницы этакий своеобразный воздуховод, через который периодически поддувал воздух. На ночь согревал их на титане у проводников, подбрасывая в воду кислородные таблетки.
Призывники временами не слушались. Домашние припасы не давали спокойствия и бодрили юные головы. Я обещал им настоящие марш-броски и "кузькину мать" по прибытию, но они посмеивались, глядя на мои "заботы" о рыбках. Первое ЧП случилось во вторую ночь, когда в вагоне прорвало трубу отопления, и вода из неё хлынула в вагон, заливая вещи и пассажиров. Второе - на вокзале Улан-Удэ. Где-то кто-то не передал о нашем прибытии в бригаду, и нас никто не встретил. Доехав до городской окраины на трамвае, я претворил обещанное в жизнь.
"Мороз и солнце - день чудесный!" - вспомнилось мне стихотворение. Они поначалу сомневались в моих кондициях и не верили мне, что тест "спецназовца" я выполняю семь раз, но после пяти-шести километров небыстрой трусцы стали умолять чередовать бег с ходьбой. Предстояло преодолеть ещё двадцать с небольшим километров. Лишь в Тальцах, на половине пути наш марш-бросок закончился. Из части приехали пассажирские "КАМАЗы". Я подал команду "к машине". Взмокшие и шатающиеся новобранцы залезали в салоны грузовиков.
Рыбки переезд перенесли хорошо. Лишь через два месяца они ненароком задохнулись от того, что в доме отключили электричество на ночь, а я был на суточном дежурстве. Десять из тридцати призывников заболели пневмонией в первый же месяц, так как командир роты проводил им утреннюю закалку в виде пробежек с голым торсом.
Через полгода они попали в Чечню, ну а я - чуть раньше. Через два года я узнал, что парень, который просился в спецназ, а потом на войну и которого мы не должны были брать из-за слабой физической формы, отсутствия отца и неславянской внешности (он прошёл только три ступени теста, воспитывался лишь матерью) погиб на растяжке, закрыв собою шедшего за ним командира взвода. Со старшим нашей командировки мы тоже встретились в Чечне, но через четыре года, но об этом другая история.
Тараска
Ночь в аэропорту Пекина. Вспомнился вокзал в Чите шестнадцать лет назад, когда я вёз кроватку Богдану. Настоящие китайцы отличаются от "забайкальских". Более интеллигентные, если можно так сказать. Не нашёл свободный отель в Пекине. Решил провести ночь в воспоминаниях. Иногда нужно чего-нибудь себя лишить, чтобы прочувствовать жизнь.
Сегодня я ничего не везу своему сыну. И не потому, что его мать не приняла подарков, а он не ответил по скайпу. Нет, обида сродни глупости и несёт на себе печать недоразумения. Каждое событие живёт по своим законам. В конце концов, время расставляет всё на свои места.
В марте я позвонил ему.
- Тарасик, поздравляю тебя с днём рождения! Желаю...
- А кто это?
- Это же я, твой папа... не узнал что ли?
- Да у меня телефон новый...
- Бывает... жму руку, учись хорошо.
1999 год. Бурятский гарнизон. Ноябрьская итоговая проверка закончилась. Медпункту поставили оценку "хорошо". Проверяющий из Читы - полковник Дураков спросил у меня перед отъездом.
- Чего ты хочешь, капитан?
- Я? Хочу в Чечню!
- Так там же война!
- Вот и хочу на войну... В госпиталь не переводят, на учёбу в академию не отпускают. Что мне здесь пропадать? Лбы разбитые зашивать да из запоев офицеров выводить...
- Хорошо подумал?
- А что думать-то?! За погибшего врача Алексея Леуткина, за попавшего в плен Вовку Пахомова... надо кому-то ответить.
- Вот тебе лист бумаги... пиши рапорт на имя командующего округом.
На капоте чёрной комбриговской "Волги" я написал рапорт с просьбой отправить добровольцем. Через два месяца позвонили и пригласили на собеседование в штаб СибВО (Сибирский военный округ). Его проводил командующий округом. Высокий, крепкий, своенравный полковник, который курировал нашу часть. Нас построили, осмотрели внешний вид и ещё раз уточнили: "Никто не передумал?". После генерал обошёл неровный строй, пожал каждому руку и напутственно пообещал жильё и любую должность для тех, кто вернётся обратно через два года.
Я не знал, что меня гнало из этого края, но был уверен, что обратно не вернусь, ни за какие посулы. До сих пор Бурятия приходит ко мне кошмарными сновидениями, в которых я командую медпунктом, ворую картошку под выстрелы дробовиков на грядках кооператоров, охраняю продуктовый магазин и убегаю от волков в тайге... Кричу и просыпаюсь мокрым от напряжения. Край красивый, но жизнь суровая.
Через полтора-два месяца должен был родиться сын, быт только наладился, два аквариума запустил, друзья появились, в гарнизоне стал пользоваться уважением, как врач. Кто лосятины принесет, кто щук с Байкала, а кто банкой помидор за капельницу отблагодарит. Но на сердце скреблось от такого покоя.
Неделя на сдачу дел и должности и пять дней на отпуск "по семейным обстоятельствам". Мать и сёстры плакали, отец предлагал остаться в Киеве, но отговаривать было бесполезно. Им была непонятна эта война. Как впрочем и мне сейчас.
Тамбов. Здесь на базе учебного центра формировался отдельный батальон радиоэлектронной борьбы. Полтора месяца на боевое слаживание. Первые три недели жили в казармах. Пили водку и присматривались друг к другу, получали имущество, заводили документацию. Вторую половину по замыслу командования мы должны были провести в лесу у села Трегуляй.
Я ещё не знал, бывают ли в Чечне двухметровые сугробы, но на Тамбовщине в середине марта это привычное явление. Тридцатилетний комбат выстроил батальон перед площадкой будущего лагеря, по которой утром проехался трактор.
- Наша задача следующая. За сегодняшний день мы должны расчистить лагерь от снега, установить палатки, печки, провести электричество, получить имущество! Всем всё ясно?
- Так точно, товарищ майор!
- Не слышу!
- Так точно, товарищ майор, - в унисон повторил строй из двухсот двадцати семи человек.
- Каждое подразделение разбивает для себя две палатки: жилую и рабочую... Вольно... разойдись...
Медслужба в то время состояла из трёх человек: я, начальник аптеки и водитель-санитар. В качестве помощника выделили хронически хромающего солдата из взвода материального обеспечения. Когда мы вчетвером вытаскивали из грузовика тюк с затхлым брезентом, мне казалось невозможным возвести из неё шатёр-палатку.
Что такое палатка УСБ или палатка унифицированная стандартная большая? Это полевой дом. Высотой три, шириной пять и длиной десять метров. Её-то и летом то тяжело ставить, а зимой, то бишь ранней весной, и подавно.
Имущества на всех не хватало, и мы ушли в посёлок за лопатами и ломами. Народ в российской глубинке добрый. Узнав, к чему мы готовимся, делились садовым инвентарём. К обеду мы лишь расчистили плацдарм для пола. К ужину установили палатку и нарубили дров. То и дело солдаты из рот норовили что-нибудь украсть, так как всего не хватало. Даже дрова, которые собственноручно спиливал с деревьев, - и за теми требовался глаз да глаз.
В десять часов итоговое построение под мерцающим фонарём. Доложил, что палатка установлена, печка разожглась, но коптит. Имущество для ночлега не получено, но готовы спать в спальниках, электричество не подключено. Такая же ситуация, несмотря на самоотверженный труд, во всех службах и ротах. Ночевать при минус десяти в спальниках на еловых ветках казалось смертоубийственным. Конечно, есть литр спирта, но на всю ночь не хватит. Я уже не говорю про то, что ни умывальник, ни душевую тыл не развернул, а из трёх дизелей запустился один, да и тот маломощный. Хорошо, что хоть полевая кухня раскочегарилась и на ужин дала промасленную гречку с тушёнкой.
- Ладно, так и быть... сегодня я договорился, что будем спать на нарах в казарме. Но завтра обещаю, что ляжем в лесу, - подводя итоги дня, завершил комбат.
- Урррааа! - шёпотом пронеслось по рядам.
Я был счастлив. За день работы ломом, топором, ножовкой руки не разгибались, спина ныла, кожа обветрилась и зудела. Завтра будет завтра, а сегодня мы не замёрзнем. Мы шли по хрустящему снегу с начальником аптеки, другом психологом и любовались полной луной, мерцающими звёздами, чувствуя себя маленькими детьми, которых угостили конфетами.
- Чего бы ты хотел, док? - спросил меня мой друг Эдик.
- Если честно, - попасть домой. Правда и дома-то у меня теперь не осталось. Лишь во сне вспоминаю родительский...
- Приезжай ко мне в Будённовск... места хватит всем... Я тоже о доме думаю. Эх, выпить бы чего-нибудь... настроения нет совсем... как лошади сегодня пахали.
- У меня есть чуток... отлили в медслужбе.
- С меня тушёнка и хлеб, если возьмёте в компанию, - вставил своё начпрод Сашуля.
Вот и казарма. Это летний лагерь учебного центра. Батареи не предусмотрены, но нам он показался райский местом в сравнении с палатками. Как только разлили спирт, меня разыскал начальник связи - худосочный лейтенант, призванный с "гражданки".
- Док, у тебя сын родился!
- Врёшь... Ему ещё рано появляться... недели через две...
- Он у тебя не спросил... вот, держи телеграмму... да наливай по случаю!
Весть о сыне разлетелась по казарме, и к нам подползали те, кого не сморили усталость и сон. Телеграмма переходила из рук в руки и каждый чего-то да желал. Я был счастлив, но не запомнил ни слова из сказанного! Все мысли были о сыне.
- Ты знаешь, док, тебе ведь отпуск положен теперь, - после тоста сказал начальник строевого.
- Я ведь ещё не заработал, и у нас боевое слаживание.
- Ерунда. Десять дней по семейным обстоятельствам. Завтра напишешь рапорт. Ты имущество получил, документация заведена, начальник аптеки справится и без тебя... Главное - к отправке эшелона в Чечню не опоздай.
Комбат был жаден. Вместо десяти суток дал пять, вместо довольствия за месяц выплатил аванс в тысячу рублей, из которых половина ушла на билет в плацкарте.
Вот я и дома в Питере. Собственно домом я с недавнего времени называл всё, где ночевал. Есть крыша над головой, значит - дом. Тёща волком смотрит на зятя, который решил сбежать от семьи в Чечню. Успокаиваю её и оправдываюсь тем, что устал жить в долг и караулить магазины по ночам. Я ведь на военного врача учился, а не на ночного сторожа.
- Деньги то есть, чтобы в роддом гостинцы отвезти?
- Есть, аванс дали. На первое время хватит, а там заработаю.
- И скажи на милость, как?
- Вагоны пойду разгружать на Московский вокзал.
- Не смеши... Там таких нахлебников знаешь сколько... очереди на месяц вперёд расписаны. Тут Андрею предложили шабашку на складе в Купчино. Цех по консервированию гороха открывают. У него горло осипло... пойдёшь за него?
- Конечно... а сколько платят?
- Тридцать в час.
- Здорово. В Бурятии двадцатку за ночь хозяин магазина давал.
- Как сына то решили назвать?
- Тарас!
- Ух страсти то какие... не выговоришь.
- Ничего, привыкнете. Да и ему с Богданом будет сподручнее, когда одни останутся.
На следующее утро шурин отвёл меня к своему работодателю, который представился дядей Стёпой, напомнившего мне милиционера из одноимённого мультфильм. В прокуренной кандейке, обклеенной советскими газетами, переодевалось десять мужиков. Парочка студентов, два алкоголика, отставник-майор, с которыми поздоровался за руку; остальные держались в стороне и не выделялись.
- Значит так, ребята, - инструктировал нас сквозь пышные седые усы дядя Стёпа, - работа у нас сдельная. Оплата почасовая. Тридцать в час, что по курсу один доллар. Деньги такие на дороге не валяются. Кто устал, расчёт на месте и гудбай!
- А что делать-то будем? - поинтересовался пожилой, но жилистый отставной майор, надевая халат и перчатки. По внешнему виду было заметно, что он разбирался в таких делах.
- Ничего сложного. Будут приходить грузовики с мешками. В них канадский горох. Ваша задача их разбирать и складывать. Здесь скоро запустят линию по упаковке гороха в банки. Так дешевле, чем ввозить готовую продукцию.
Нас завели в просторный металлический ангар, который, судя по запаху краски, был недавно собран. Работа поначалу показалась действительно не сложной. Что такое перенести мешок весом в сорок килограммов? Ерунда! Часы бежали, машины подходили, с шутками да прибаутками мешки перетаскивались. Незаметно наступило время обеда. Видимо шофёры тоже устали баранки крутить.
- Двадцать минут на перерыв... простой не оплачивается, - командовал наш надсмотрщик, которого я окрестил надзирателем. Он даже перекуры вычитал у мужиков.
- Нас можно рассчитать! - первыми сдались грузчики, по лицу шибко пьющие, - на опохмел с закусоном заработали.
К десятиминутному ужину отчалили и студенты, сославшись на завтрашние занятия. Мы с майором работали уже в паре. Он давно предлагал носить один мешок на двоих, но мне казалось, что сил вагон.
В компании работать веселее. Каждый рассказывает что-нибудь о себе и это отвлекает от усталости. Гора мешков неприлично высилась, интенсивность переноски не уменьшалась. Лишь в половину одиннадцатого мы разгрузили последний грузовик и получили расчёт. Тринадцать часов каторги - триста девяносто рублей!
Устроил себе праздник. Купил бутылку "Балтики-4" и двести граммов "Докторской", а домашним - кекс с изюмом. Скрюченными пальцами и дрожащими от усталости руками с трудом открыл металлическую пробку и, не удержавшись, выпил пиво в полупустом ночном автобусе. В уме калькулировал, сколько я смогу заработать за оставшееся отпускное время и мечтал, как потрачу деньги.
Увы, дома ждал неприятный сюрприз. Андрей сказал, что на завтра мастер поставил другую смену.
Утром же я понял, что работник из меня никакой. Тело ныло от непривычной нагрузки, ногтевые пластинки болели и почернели от переноски мешков, как будто на них нанесли черный лак и постучали молотком.
Из Питера в Тамбов возвращался на электричках с ночёвкой в Москве у друга, работающего агентом по продаже элитной недвижимости. Он смотрел на мои почерневшие ногти и удивлялся.
- Ну ты, Сява, даёшь!
- Тебе не понять... у меня сын родился!
- Пойдём на Тверскую в "Бункер" отметим!
- Да у меня ни одежды подобающей, ни денег нет!
- Форма у тебя самое то... сейчас так модно. Скажу бармену, что ты из Чечни. Он тебя угостит. Бывший афганец.
В эту ночь мы так и не ложились, отмечая рождение сына. Я боялся проспать пятичасовую утреннюю электричку и в четыре, слегка пошатываясь, вышел с Богословского переулка по направлению к Павелецкому вокзалу. В наушниках звучали песни "Наутилуса". Московский народ ещё спал, лишь на Тверской ютились сонные второсортные путаны. На Красной площади из плеера заиграли аккорды "Труби, Гаврила, труби... Хуже уже не будет...", и я не сдержался. Вот она моя детская мечта - главная площадь страны. Впереди Чечня... хуже точно уже не будет. И я замаршировал с равнением направо под сопровождение двух патрульных машин милиции. Вспоминал, что когда родилась Настя, я дежурил на сутках в питерской психбольнице для заключённых, когда появился Богдан, охранял магазин с пистолетом в Бурятии, теперь вот появился Тарасик, а я уезжаю от него. Пусть этот ночной парад будет в твою честь, мой маленький сын, пусть твоя пневмония поскорее разрешится, а папка за тебя повоюет и за друзей тоже... и мы победим!
В Трегуляе стремительно наступила весна. Снег остался лишь на опушках. Ночью в поисках лагеря я провалился в неглубокую речку под лёд. В итоге битый час обходил её вброд. Комбат пожурил за опоздание на два дня, но поздравил за то, что вообще приехал. В лагере за прошедшую неделю всё благоустроилось, и из палаток доносился жилой дух. До отправки в Чечню оставалось две недели...