Дорога на Чечню
Праздничный митинг на железнодорожной платформе Рада под Тамбовом, во время которого нам торжественно вручили знамя части, на котором покачивалась бело-голубая ленточка ордена имени Богдана Хмельницкого, и шефскую помощь: десяток телевизоров и видеомагнитофонов. Личный состав разместился в трёх плацкартных вагонах, вооружение и технику закрепили на пятидесяти платформах. В путь! Что впереди?! Никто не знал. Зачем нам там телевизоры?
Поезд продвигался крайне медленно, уступая дорогу всем подряд, подолгу отстаивался в загонах и тупиках. За первые сутки не проехали и двухсот километров и остановились на ночёвку у полустанка.
В пять утра меня разбудил голос начальника штаба.
- Док, подъём! Бери свою аптечку и к 36-ому вагону! Бойца электрической дугой накрыло.
- Где стоим?
- Грязи, под Воронежем. Давай быстрее!
Схватив врачебный чемоданчик и носилки, выскочил на улицу. Пробежав с пару десятков вагонов, я наткнулся на лежащего без сознания солдата с запахом палёной кожи. В это туманное утро, охраняя вагон, он был сражён электрической дугой от высоковольтных проводов. Удивительно, что ещё остался жив. Хорошо, что это было ещё не по ходу движения, и начальник караула сориентировался. Но то, что он выживет, ещё никто не знал. Вся его спина, ноги были в ожогах второй-третьей степени. Кожа отслаивалась вместе с дымящимся обмундированием. Поставил капельницу, ввёл обезболивающий наркотик, гормоны, сердечное. Вскоре приехала машина скорой помощи и увезла его в районную больницу. Больше его никто и никогда не видел в нашей части, до Чечни он так и не доехал.
Навстречу нам попадались такие же воинские эшелоны. Только с разбитой и искорежённой техникой и людьми, повидавшими то, что нам преподносилось лишь в телесводках. Загоревшие, весёлые, выпившие и казалось, познавшие жизнь, они вызывали зависть и восхищение. На ходу подбадривали нас специфическим армейским юмором, который всегда присутствует в отношениях старослужащих и новобранцев.
После столицы Кавказа дорога пошла быстрее. Поезд набирал обороты. Чем дальше на юг, тем ярче ощущалось дыхание весны. На станции Кавказской мы выбежали из вагонов и ринулись на вокзал в поисках свежих продуктов и овощей, так как консервами уже давно пресытились. Жара!
В Минеральных Водах нам выдали каски, бронежилеты и оружие: автомат, пистолет, магазины с патронами, гранаты. Это нагнетало обстановку в вагоне, но с другой стороны, появилось ощущение защищённости. В Моздоке мы уже с оружием в руках сделали вылазку в город, чтобы посетить местный рынок. Пассажиры сторонились нас, когда мы залезали в маршрутку с автоматами наперевес. Ощущали себя из другого мира.
Солдаты наполняли щебнем мешки на станции и укладывали их на пол вагонов. Выставили внешний двойной караул. Перед локомотивом прицепили две платформы, наполненные песком и камнями. Сапёры сказали, что это профилактика от неуправляемого взрывного устройства. Ночью мы должны были въезжать в Чечню.
Следующая станция-остановка Гудермес - "запасная" столица республики. Чечня была разрушенной. И чем дальше вглубь мы проезжали, тем она (разруха) становилась ощутимей, тем большее количество окопов и разбитой военной техники встречалось нам на пути. Казалось, что мы перенеслись на пятьдесят лет назад. Возле каждого моста импровизированные блокпосты с омоновцами и надписями на бревенчатых стенах: "Орёл, Тула, Москва-Сокольники, Иркутск, Тыва. Казалось, что здесь представлена вся география России. Милиционеры радостно махали нам вслед и на ходу угощали солдат сигаретами. Обещанные для сопровождения и прикрытия эшелона вертолёты так и не появились.
Местные жители с напряженной радостью на лице встречали прибытие эшелона. Кто-то спрашивал: "Откуда вы, ребята?". "Со всей России, мамаша!" - отшучивались солдаты. Наверное, это и было правдой.
Вдоль воображаемой платформы полуразрушенного вокзала располагались импровизированные лотки, и подростки с почтенными дамами, закутанными в бесформенные платки и чёрные сарафаны, радостно зазывали отведать угощения. Но комбат строго-настрого приказал оставаться в вагоне, и мы лишь из окна любовались дешёвым изобилием пищи.
- Ребята, берите котлетки, по пять рублей, по пять рублей отдаю. Десяток, по четыре будет! - упрашивала пожилая чеченка с миской ароматных яств.
Котлеты и пиво проникли в вагон и вскоре весь эшелон, не стесняясь, уже лакомились ими.
На ночёвку остановились в Гудермесе. До пункта постоянной дислокации - Ханкала оставалось тридцать километров. Выставили ночное сторожевое охранение. Командир сформировал группы по трое солдат во главе с офицером, прапорщиком, которые должны были по очереди охранять наш сон, эшелон и технику. До всех доведен приказ: "При звуках стрельбы, - падать на пол и выползать под рельсы, где занимать позицию для обороны и ведения огня! Стрелять одиночными, беречь патроны"
Не раздеваясь и не снимая снаряжения, лёг на вторую полку плацкарты. Уснул быстро, несмотря на звуки отдалённой стрельбы. Снился дом, родные, Питер...
Я даже не понял, как свалился со второго яруса от выстрелов из гранатометов и автоматных очередей. Боли от падения не почувствовал. Снял автомат с предохранителя, загнал патрон в патронник. Складывалось ощущение, что со всех сторон обстреливают. Вагон вибрировал и дрожал под взрывами снарядов. Через тридцать минут начнётся новый день. Доживём? Я лежал на спине, у ящика с наркотиками, и думал, что меня заставило приехать сюда, в эту такую далёкую страну. Приказ, верность долгу, романтика или ещё какое-то необъяснимое желание молодости... В голове мелькали яркие сцены из, казалось, уже прожитой жизни. Мысленно я прощался с близкими мне людьми и в очередной раз спрашивал у себя, что я делаю здесь. Интенсивность выстрелов нарастала. Сколько времени прошло? Впрочем, какая разница. Дожить бы до рассвета...
Со второй полки донёсся голос начальника аптеки - старого, "продуманного" прапорщика Чеботарева, который, несмотря на обстановку, казалось, и не собирался прыгать вниз.
- Вячеслав Иванович, возьмите пластиковую бутылку!
Как он угадал ход моих мыслей?
- А вы, почему не спрыгнули, Андрей Владимирович? Тут внизу, хоть камни какие-то есть.
- Не помогут они. Да и старый я уже от судьбы бегать!
Спустя минуту к нашему проёму подполз комбат и прервал разговор практически нецензурной речью.
- Док... ты что... тут делаешь?
- Наркотики охраняю... Готовлюсь принимать раненых, развернуть палату и оказывать им медицинскую помощь.
- Занять... позицию под вагоном!
- А как же наркотики, кто будет помощь раненым оказывать?
- Выполняйте боевой приказ, товарищ старший лейтенант...! Чеботарева... хватит.
Страшно было выползать на улицу. К тому же ночью заметно похолодало. Взяв матрас, я пополз к выходу. На руках спустился с вагона по лестнице под шпалы, где нашел себе место между ними и залёг, в ожидании нападения. В какую сторону направить свой автомат? Казалось, что выстрелы летят отовсюду. Вфить... вфить... вфить, подобно птичкам-полёвкам, засевшим в кустах. Бабах, бабах - сполохи от гранатомётов. Стрелять было бессмысленно. Кроме трассирующих пуль и огневых зарниц, периодически освещавших привокзальную площадь, видно ничего не было. Когда же появятся те, кто нас атакует? Или они хотят уничтожить врага без непосредственного соприкосновения? Подумав, что пока нападающие не показали себя, я лучше поберегу патроны и гранаты, так как на руках было лишь два магазина для АКС и три к ПМ. От напряжения не почувствовал, как уснул.
В 5:30 меня толкнул берцем сопровождающий нас полковник-инструктор.
- Подъём, док, всё самое интересное проспал! Бой позади...
Раненых и убитых не было. Посчитали дырки от пуль, - тоже немного. У ребят было какое-то эйфоричное настроение от боевого крещения. На протяжении не одной недели мы вспоминали всё новые и новые подробности боя под Гудермесом. Случайно, что все остались живыми и невредимыми, так как не все берегли свои патроны.
Под Аргуном наш эшелон обокрали, несмотря на выставленный караул. Поезд двигался со скоростью 10-15 км/час, останавливаясь перед каждым мостом для проверки саперами наличия мин. Местные мальчишки залезли на движущиеся платформы и на ходу выбросили аккумуляторы из боевых машин. Пришлось заместителю по вооружению списывать их на "бой". Ни у кого не поднялась рука стрелять в спины убегающих десятилетних пацанов. "Им бы в школу сейчас, а не во взрослые игрушки играть" - подумал про себя я.
Апрель 2000-го
Первые дни на Чеченской земле проходили в страхе возможного нападения. Это активно муссировалось на всех рабочих совещаниях, которые начинались после 20.00 и продолжались в течение полутора-двух часов. Что обсуждалось на них?
- Где начпрод-начвещ?
- Уехал на склад, товарищ командир! - Несмело ответил начальник продвещевого склада - сорокалетний прапорщик с красным от продолжительной военной службы лицом.
- Какой, на х...н склад в девять часов вечера!? Пьяный или обкуренный, небось, в парке где-нибудь лежит! Начальник столовой - сходи, поищи этого подонка.
- Я туда бойцов посылал, никого не нашли. Его машина ещё не возвращалась в парк.
- Найти этого старлея, и нас...ть ему в рот, вы слышите, зампотыл, я проверю! Вам всё понятно? - Голос комбата перешёл в крик.
- Так точно, товарищ майор, тихо ответил зампотыл.
Командир батальона, когда нервничал, а это происходило с ним часто, во время каждого совещания, нередко на построениях, переходил на садистские шуточки с гомосексуальным направлением. Он был женат, имел ребёнка, но, по-видимому, сказывалась какая-нибудь психоаналитическая травма. Тему голых ягодиц, опущенных штанов, экскрементов он поднимал раз от раза, и, как мне показалось, смаковал этим, в присутствии подчинённых и унижая кого-нибудь, чаще за глаза. Он мог приказать повесить вывеску в стиле бара "Голубая устрица" на палатку офицеров и долго муссировать в кругу выпивающих с ним, эту шутку. Как мне казалось - это происходило из-за нерешённых проблем детского воспитания и сейчас перед нами предстаёт горе-родитель в детских штанишках.
Совещание продолжалось второй час. В палатке не продохнуть от сизого сигаретного дыма, перемешивающегося со степным зноем.
- Док, ты чем завтра занимаешься?
- Веду больных в медбат!
- Какой... медбат?! Пусть лечатся здесь, в палатках! Тебе всё ясно? Если всех больных поместить в медбат, кто служить будет? Лагерь охранять, в караул ходить, наряды. Если отправишь ещё одного, поставлю тебя и твоих медсестер в караул. Доходчиво объяснил?
- Так точно, товарищ майор!
- Будешь завтра старшим "Арбалет" разворачивать, возьмёшь бойцов во второй роте. Офицеров не хватает.
- А "Арбалет" - это новая автоперевязочная?
У офицеров смех разрядил густую пелену табачного дыма.
- Начальник штаба тебе объяснит популярно завтра, что это такое, после того, как ты укрытие за КП для неё подготовишь. Мне твои шуточки не нужны здесь, ишь, юморист нашелся! Всё ясно?
- Так точно, товарищ майор!
- Зампотыл, что вы там с доком не поделили? Орали перед столовой. Всех на уши подняли.
- Он не свою палатку развернул. Ему лагерную положено, а он УСТ взял.
В первые дни становления полевого лагеря каждое структурное подразделение батальона разворачивало свои палатки для поддержания жизнедеятельности. Приоритетом в развертывании служили палатки для проживания. Офицеров размещали в палатки УСТ, по восемь-десять человек, солдат в палатки УСБ по двадцать человек в каждой. Как выяснилось, не все палатки из выданных накануне были новенькими. Некоторые шли в некомплекте: без поднамётов (белая ткань, служащая для утепления и внутренней изоляции, а также выполняющая санитарно-гигиеническую функцию, так как её можно стирать, что никогда не делали) и требовали капитального ремонта. Дожидаться же, когда тебе выдадут имущество, было бессмысленно, так как получишь неликвидное старьё. Никто не знал, что и кому положено, так как, кроме комбата, никто не видел схемы развертывания полевого лагеря и штата. Я ориентировался на знания ОТМС (организация тактики медицинской службы) и этим утверждал свою правоту.
- Какая была, такую и развернул. Мне что, имущество под чистым небом держать? Стащат аптеку, кто потом расплачиваться будет? Вы лучше, товарищ капитан, посмотрите, что на сегодняшний обед было личному составу приготовлено. Греча с чайной заваркой вперемешку с прожилками тушенки. Как таким варевом людей собирались кормить? Ещё один запрет выдачи пищи личному составу, и я буду обязан доложить начальнику медицинской службы округа о чрезвычайной санитарно-гигиенической обстановке в части...
- Я тебе первую же "пулю в спину", в первом же бою пущу! Как мне тушенку сегодняшнюю списывать, ты подумал, когда запрещал выдачу пищи на обед?
- Посмотрим, у кого раньше выйдет!
- Отставить, товарищи офицеры. Док прав, я сам видел эту кашу с чаем. Котлы не моют. Это мой приказ: выдавать сухой паёк вместо обеда сегодня.
Комбат разъединяет наш спор, вставая между нами.
- Док, построй своих санинструкторш, пусть они разворачивают и сворачивают целыми днями палатки. Всё равно им нечем заняться! Слоняются целый день по лагерю, халатами маячат. Нарушают покой бойцов. Почему Котовой не было на вечернем построении?
- Так она выполняла ваш приказ! Ездила на "рампу" за продуктами.
- Пусть зайдёт ко мне после вечернего совещания. Доложит о выполнении.
Рампа - обиходное название рынка на железнодорожной станции в Ханкале. Там всегда можно приобрести у местных жителей продукты питания и алкоголь, пусть не всегда первой свежести и втридорога, но там есть какой-никакой ассортимент по сравнению с торговыми УАЗиками, периодически привозящими сигареты, пиво, печенье, консервы, камуфляжные изделия кооперативных производителей. Последние пользовались большим спросом, так как в жарких погодных условиях они было идеальными в носке и удобстве. А быстрый износ нашего х/б по причине его частых стирок, несоответствия его обладателя окружающей температуре воздуха не оставлял другого выбора. Особо продвинутые надевали на себя НАТОвские камуфляжи или нечто подобное из Германии, Швейцарии, Литвы, Украины, чем выдавали в себе блатных военных. Также услужливое население открыло там пищевые точки, именуемые в их лексиконе кафе. Но у меня язык не поворачивался назвать двор, обнесенный неструганными досками, с лавками и газом, выходящим наружу из-под земли, на котором всё кашеварилось, с видом на залежи битой тары и военного мусора, этим словом. Но это поначалу. Человек ко всему быстро адаптируется. И к кафе тоже. Правда, отведав как-то мясо неизвестного мне происхождения (а заказывалась баранина), я дал себе зарок не посещать оных. Мы частенько брали просто пиво, сосиски, гамбургеры по-чеченски, фрукты и шли на природу, полежать, попить его. Природой мы называли зелёные островки полянок, наблюдавшихся в окрестности. Если не быть критически настроенным и не всматриваться в груды искорёженного войной металла, перемежающегося с бытовыми отходами и разбитой стеклянной тарой, то это вполне соответствовало замыслу пикника.
Совещание у комбата продолжается третий час. Обсуждается какой-то боевой замысел. С терминами, связанными с шумоподавлением вражеских переговоров, я не дружу. Уяснил для себя, что переговоры ведутся на чеченском, арабском, изредка английском, украинском языках. Есть установки, которые их пеленгуют, записывают, и есть установки, нарушающие эти процессы.