— И вы никого не заметили?
— Никак нет, товарищ капитан, подозрительных не попадалось. Только вон там, в самом крайнем домике поселка, собака недавно почему-то залаяла. Сначала зло, как на чужого, а потом вдруг притихла сразу… Вроде ее до смерти пришибли.
— А ну-ка, давайте туда поскорее!
Спустя несколько минут они осторожно, укрываясь за деревьями, растущими на окраине поселка, приближаются к домику, указанному сержантом. У последнего дерева, метрах в пяти от забора, огораживающего этот домик, неожиданно замечают человека. Присмотревшись к высокой худощавой фигуре, Стрельцов узнает Карцева.
— Алексей, — зовет он негромко.
Карцев вздрагивает от неожиданности и торопливо оборачивается.
— Ну что тут у вас? — подходя к нему поближе, шепчет Стрельцов.
— Спугнул я его там… на крыше, товарищ капитан, — прерывающимся от волнения голосом докладывает лейтенант. — Хотел быть поближе к вам на всякий случай, ну и взобрался на вагон раньше времени… А он заметил и выстрелил, да промахнулся. Я тоже, видно, не попал в него… Тогда он с крыши к тормозной площадке метнулся. Я за ним… А с площадки он на насыпь и — кубарем вниз. Я тем же путем, да разве за ним угонишься? Ему, наверно, каждая тропинка тут знакома. А я в темноте да по грязи… Хорошо еще, что на путевого обходчика наскочил, а то бы мог и в другую сторону пойти. Но и по следу когда пошел, тоже легко мог его потерять в такой темноте, если бы не собака. Залаяла, как только он к дому своему подошел.
— Почему думаете, что к своему? — спрашивает капитан.
— Лай собачий сразу ведь прекратился. Значит, либо это его собака, либо кто-то тут живет, у кого он свой человек, и собака его узнала.
— А не пришиб он ее? — недоверчиво спрашивает сержант.
— Нет, не пришиб. Не слышал я ни звука удара, ни визга собаки. Скорее всего, она, узнав его, сама умолкла. А теперь непременно залает, если к калитке подойдем. Значит, незаметно к дому не подобраться…
— Конечно же, собака на нас залает, — подтверждает Стрельцов. — Но тут уж ничего не поделаешь — мы и так потеряли много времени. Ему открыл кто-нибудь калитку или она не была заперта? Не заметили вы этого?
— Была ли закрыта, не знаю, но похоже, что он сам ее открыл, потому что сразу же оказался за забором.
— А то, что вы его проследили до самого этого дома, он заметил?
— Я ведь не по пятам за ним шел. Раза два терял даже из виду. Надеется, наверно, что ему удалось от меня ускользнуть…
— Ну, тогда надо действовать немедленно! — решает капитан Стрельцов, устремляясь к ограде.
Как и предполагали, калитка ограды оказывается запертой, но собака почему-то не лает.
— Может, не тот дом? — шепчет Карцеву Стрельцов.
— Да нет, тот, это точно. А собаку он мог и в дом забрать. С калиткой что делать? Засов ее, видно, прочный, его не сорвешь. Может быть, перемахнуть через забор? Подсадите меня, я мигом…
— Не надо через забор, — дотрагивается до руки лейтенанта сержант Ерошкин. — Я тут слабую доску нащупал. Помогите мне ее отодрать.
Совместными усилиями они отдирают от забора широкую доску и проникают во двор. Но не успевают сделать и нескольких шагов по узкой, выложенной кирпичами дорожке, как внутри дома гремит выстрел…
— Вперед! — командует Стрельцов.
На бегу он делает знак лейтенанту Карцеву, чтобы тот обогнул дом с другой стороны, а сам с сержантом наваливается на дверь. Она не сразу поддается их усилиям, но после нескольких дружных ударов с шумом распахивается.
Капитан зажигает электрический фонарь и освещает пустой длинный коридор. В конце его дорогу им преграждает еще одна дверь, обитая войлоком.
Ее тоже приходится срывать с запоров.
Внутри дома непроглядная тьма. Пошарив лучиком фонаря по оштукатуренной стене, Стрельцов нащупывает неподалеку от двери черный кружок выключателя и щелкает им. На полу тяжко стонет человек в окровавленном нижнем белье. В соседней комнате, похожей на кухню, под люком в потолке стоит высокая табуретка со свежими следами грязных ног.
— Ерошкин, живо на чердак! — распоряжается Стрельцов, поспешно склоняясь над раненым. Бледное худощавое лицо, выпачканное кровью, искажает гримаса нестерпимой боли…
— Кто ранил вас? — спрашивает капитан.
Человек со стоном вяло кивает в сторону кухни.
Стрельцов осторожно расстегивает воротник окровавленной рубашки, обнажая слаборазвитую грудь.
— В руку он меня… — слабым голосом произносит раненый и снова тяжко стонет.
— Потерпите минутку, я сейчас чем-нибудь перевяжу вас, — успокаивает его капитан, торопливо оглядывая комнату. — Нет ли у вас бинта и ваты?
— Вон там чистое полотенце возьмите… — кивает раненый на выдвинутый ящик комода.
Пока Стрельцов перевязывает рану, с чердака спрыгивает Ерошкин, громыхая подкованными сапогами.
— Сбежал, мерзавец!.. — сокрушенно вздыхает сержант. — Дерево там у самой чердачной дверцы. Перемахнул, наверно, по его ветвям на соседний двор.
— Так что же вы время тут теряете? — злится капитан. — Живо на соседний двор!
Не успевает Стрельцов уложить раненого в постель, как возвращается Карцев.
— Опять он от нас ушел, товарищ капитан, — унылым голосом докладывает лейтенант. — Будто сквозь землю провалился. А о следах и речи быть не может. Снова дождь пошел — сплошное месиво вокруг…
— Ну, тогда вот что, — нетерпеливо прерывает Стрельцов. — Свяжитесь поскорее по телефону с нашими оперативными группами в Грибово и в Дьяково. Кратко сообщите им ситуацию и доложите обо всем Ковалеву. Действуйте, товарищ лейтенант!
Как только Карцев уходит, капитан подсаживается поближе к раненому и спрашивает:
— Ну как, все еще очень больно?
— Очень… Кость, видно, задета.
— А на вопросы мои отвечать можете?
— Постараюсь…
— Фамилия ваша?
— Иванов Дмитрий Семенович. Вон там в пиджаке бумажник с документами…
— Ну, а тот, кто в вас выстрелил, как же к вам в дом попал? Сами впустили или он ворвался к вам?
Иванов отвечает не сразу. Лежит некоторое время молча, закрыв глаза и стиснув зубы.
— Если вам трудно, то отложим это…
— Нет, нет, я сейчас! Погодите малость… Ну вот и полегчало. Все вам сейчас расскажу… — Помолчав еще немного, он открывает глаза и продолжает каким-то виноватым голосом: — Познакомился я с ним месяца три или, может быть, четыре назад. Подвез как-то… Шофером я на Первомайской автобазе работаю. Это можете по моим документам проверить, они в бумажнике. Отрекомендовался он работником торговли, продавцом промтоварного магазина в районном центре…
Иванов снова мучительно стонет и закрывает глаза. Капитан достает из пиджака бумажник и внимательно просматривает паспорт и удостоверение, выданное Первомайской автобазой.
— Встречались мы с ним потом еще раза два, — переведя дух, продолжает Иванов. — А недавно, недели две назад, сам зашел ко мне домой и предложил отрез дорогого заграничного сукна на костюм, но у меня тогда таких денег не было. И вот сегодня под самый вечер явился снова… Попросился переночевать, в случае если задержится на каком-то собрании работников торговли у нас в поселке.
— А фамилию свою он не назвал?
— Не то Тихонов, не то Тихарев, — немного подумав, отвечает Иванов. — Точно не запомнил. Петром Петровичем он назвался. А вообще-то, бог его знает, какие у него имя и фамилия. Виноват я, конечно, что документов не спросил, разрешив переночевать. Неудобно как-то было… А зашел он ко мне сегодня в первый раз часов в шесть или в начале седьмого и вскорости ушел на собрание. А может, и еще куда — я ведь этого тоже не проверял. Подождал я его до одиннадцати, да и лег спать: мне ведь на работу рано. Очень устал я за день: трудная поездка была, и заснул тотчас же. Вдруг слышу сквозь сон — Полкан лает. Поднялся, позвал собаку в сени, чтобы соседей не будила, иду открывать…
— А где теперь ваш Полкан?
— В погреб его этот мерзавец сбросил. Слышите, как скулит там?..
Стрельцов прислушивается — действительно скулит кто-то под полом чуть слышно.
— Ну так вот, вышел я во двор, а он мне навстречу — калитка, видать, не на засове была, — продолжает Иванов со страдальческой гримасой на лице. — Удивило меня еще и то, что он очень уж спешил поскорее попасть в дом. Да и вид у него был странный какой-то… Мокрый весь, тяжело дышит и злой, как черт. Это, правда, я уже в доме заметил… А тут еще Полкан начал на него рычать. Это его совсем разъярило. Размахнулся он и бац собаке сапогом в бок! Пес и угодил в открытый погреб. Тут уж я совсем заробел…
— А как выглядел этот человек? Каков он ростом, телосложением, во что одет?
— Здоровенный такой, широкоплечий и смуглый, как цыган. На циркового борца очень схож…
— Ас этим вот нет ли сходства? — показывает Стрельцов фотографию Козыря.
Иванов некоторое время внимательно рассматривает снимок, потом не очень уверенно заявляет:
— Немножко похож, пожалуй… Такой же плечистый. Только Петр Петрович постарше будет…
Снова, видно, заныла рана — он глухо стонет, стиснув зубы и сжав руки в кулаки.
«Придется прекратить допрос…» — решает капитан, но Иванов, полежав немного, продолжает:
— Почувствовал я, что неладное что-то с ним творится, и во двор хотел выйти от греха. А он отбросил меня в сторону, дверь на запор и свет потушил. Потом к окну прильнул. Я тоже из-за его спины наблюдаю, хотя и понять не могу, кого он высматривает там. И тут мы вас заметили… Я опять к двери, чтобы в дом вас впустить, а он выхватил что-то из кармана и шипит: «Ложись на пол, гад!..» Я уже за крючок взялся. И тут он бац в меня из пистолета… На какое-то мгновение лишился я сознания, а когда пришел в себя — слышу на кухне под чердачным люком грохочет что-то… Ну, а потом и вы ворвались…
Капитан Стрельцов тщательно осматривает дом Иванова, состоящий из двух комнат и кухни, но ничего подозрительного не обнаруживает. Зато находит след пули — маленькое черное отверстие, хорошо заметное на беленой стене у самых дверей. Значит, пуля, попавшая в Иванова, когда тот пытался сбросить с двери крючок, прошла через его руку навылет.
«Что же мне теперь с раненым делать?» — озабоченно думает капитан, бросая взгляд на хозяина дома. Но в это время из местной поликлиники прибывает сестра с бинтами и медикаментами. Ее прислал лейтенант Карцев. Поиски Козыря так и не увенчались в ту ночь успехом, хотя поселок был буквально прочесан местной милицией. Он как сквозь землю провалился…
Никаких следов Козыря не обнаруживается и днем, хотя капитан Стрельцов с группой оперативных работников занимается поисками с утра до поздней ночи. А на следующий день в поселок Первомайский неожиданно приезжает полковник Ковалев.
— Снова, значит, улизнул? — с непонятным Стрельцову спокойствием спрашивает он.
— Как в воду канул, — уныло отзывается капитан.
Они медленно идут по главной улице поселка, набросив на фуражки капюшоны прорезиненных плащей. Страдающий ревматизмом Ковалев зябко ежится от холодного ветра.
— А как обстоит дело с наводчиком Козыря? — спрашивает Ковалева Стрельцов.
— Арестован сегодня. Оказался станционным буфетчиком Орликовым.
— Допрашивали?
— Допрашивали. Упорствует пока. Уверяет, что ни к какому Козырю никакого отношения не имеет. Меня, знаете, что настораживает? — продолжает полковник, останавливаясь и поворачиваясь спиной к ветру, чтобы закурить сигарету. — Непонятная убежденность Орликова в том, что по делу Козыря против него не может быть никаких улик.
— А что у него в прошлом?
— Дважды отбывал наказание за мелкие кражи на транспорте.
— И все-таки устроился буфетчиком на станции?
— Директор вокзального ресторана уверяет, будто тот «втер ему очки», представив отличную рекомендацию с прежнего места работы.
— А как он объясняет смысл отправленных им телеграмм в Грибово?
— Утверждает, что имеет отношение только к последней.
— А предыдущие разве не его рукой написаны?
— В том-то и дело, что нет. Почерк на них женский. Предполагается, что писала его дочь. Сейчас этим занимается старший лейтенант Самойлов.
— Ну, а от той телеграммы, что его рукой написана, он ведь не отказывается? Этого разве недостаточно, чтобы…
— Пока недостаточно, Василий Николаевич, ибо в поселке Медовом, расположенном неподалеку от станции Грибово, действительно проживает Серегин Иван Петрович. Мало того — его племянник Семен Орликов на самом деле недавно переехал на Красноармейскую улицу. Только вот номер дома оказался не двадцать три, а тридцать два. Но Орликова это не смутило, говорит, что случайно перепутал — новый ведь адрес, не привык еще к нему. Да и вообще поторопился старший лейтенант Самойлов с арестом. И не потому, что есть сомнения в причастности Орликова к ограблению девятьсот восьмого. Целесообразнее было бы, пожалуй понаблюдать за ним некоторое время.
— Вы думаете, что это помогло бы нам Козыря выследить?
— Раз Орликов его сообщник, должны же они встречаться.
— А что, если нам показать этого Орликова Жукову? — предлагает Стрельцов.
— С какой целью? — недоуменно поднимает брови Ковалев. — Не вижу в этом смысла.
— Однажды я вам докладывал, что Жуков встретил в Прудках бывшего «коллегу» Козыря по кличке Куркуль, который покупал у Козыря краденое. Не может разве оказаться, что этот Куркуль и Орликов — одно и то же лицо? Ему сколько лет?
— Тридцать восемь.
— По словам Жукова, Куркулю тоже около сорока. Вполне возможно, что это он. А рост?.. Высокий, худощавый?.. Ну так это определенно он!
После некоторого раздумья Ковалев решает, что очная ставка Жукова с Орликовым делу не помешает, и соглашается на предложение капитана.
На следующее утро Стрельцов встречается с Жуковым в конторе вагонного депо.
— Помните, Петр Иванович, вы рассказывали мне о встрече с Куркулем?
— Как же не помнить, товарищ капитан!
— Вы тогда до Прудков его проследили и высказали предположение, что он где-то там обосновался.
— Вполне возможно, товарищ капитан.
— Мы вам покажем сейчас одного человека, и вы скажете: не Куркуль ли это?
— Понимаю, товарищ капитан, — кивает головой Жуков.
Увидев Жукова, Орликов, вопреки ожиданиям Стрельцова, нисколько не теряется, а, напротив, как будто даже радуется встрече со старым знакомым. Во всяком случае, лицо его озаряется приветливой улыбкой. Жуков же, едва взглянув на Орликова, произносит удивленно:
— Это ты, Семафор! Тоже, значит, на старое место потянуло? А я-то думал, что вернулись в родные края только мы с Куркулем. Небось снова с ним вместе?
При упоминании клички «Куркуль» лицо Орликова темнеет, однако, он тотчас овладевает собой и как ни в чем не бывало восклицает беспечно:
— Вон кого вспомнил! А я уж и позабыл, когда виделся с ним в последний раз. Сто лет назад! Это еще когда Козырь тут был. Но с тех пор пути наши разошлись. А ты что, видел его разве?
— В том-то и дело, что видел. И потому удивляюсь, как же это ты-то не встретился с ним?
— Не довелось, — вздыхает Орликов. — Но, может, еще и встретимся…
Дальнейший разговор их не дает Стрельцову ничего интересного, и он приказывает конвоиру увести арестованного.
— Знаете, товарищ капитан, — возбужденно говорит Жуков, как только они остаются одни. — Нечисто тут что-то… Быть того не может, чтобы Орликов (мы его Семафором окрестили) не знал, что Куркуль не только на свободе, но и тут где-то обитает. Скорее всего, даже в Прудках… Они с Куркулем компаньонами были по сбыту краденого. И не у одного только Козыря воровскую добычу перекупали. Главным, правда, всегда был Куркуль. Он башковитее. Козырь даже сказал как-то, что он далеко бы пошел, если посмелее был…
— А теперь посмотрите эту фотографию! — протягивает Стрельцов Жукову небольшую фотокарточку. На ней изображен худощавый мужчина лет сорока.
Едва бросив беглый взгляд на фотографию, Жуков тотчас восклицает: