Но все же мышь нельзя сравнивать, скажем, с таким действительно отвратительным, неприятным, грязным, зловонным и смелым до наглости и настолько свирепым, что боятся даже кошки, хищником, как крыса. Крысы вполне заслуженно пользуются всеобщей ненавистью.
К мышке я очень привык и привязался. Право, этот зверек был слишком мил, чтобы его не любить!
Можно было бы на этом прервать рассказ о маленькой серой мышке-норушке... Но читателей, конечно, будет интересовать — что же дальше? Чем окончились мышкины похождения?
Кончилось тем, чем обычно кончается история мышиной жизни.
В нашем доме появился кот? новый кот по кличке Котька. И мне пришлось срочно позаботиться о безопасности своей любимицы. Кот, конечно, не оставит ее без внимания.
Банку, где жила мышь, до того я ничем не закрывал — мышь все равно не могла взобраться по стеклянным стенкам. Теперь — приспособил тяжелую решетчатую крышку. И мышке не грозило удушье, и коту не залезть в банку когтистой лапой.
Разумеется, было бы куда спокойнее, если бы кота не было совсем. Но мыши в чулане — родственницы нашей ручной забавницы — понемногу продолжали «пошаливать», и взрослые сочли за благо, если кто-то будет попугивать их.
Не знаю, насколько привлекал кота чулан, но около банки он просиживал долгими часами, как загипнотизированный. Много раз он пытался ловить мышку, но, наткнувшись на стекло, опять застывал, не спуская жадных глаз с недосягаемой добычи.
Стеклянный дом! Он всегда ненадежен. А что делать, если у тебя нет другого?
Первое время мышка пугалась страшно. Она отскакивала от стенки, 'начинала метаться, потом цепенела. Со временем, однако, поняла, что она в безопасности, и стала относиться к близкому неприятному соседству значительно спокойнее. Да и кот, казалось, смирился с тем, что из этой охоты у него ничего не получится, мышь не для него, и стал реже наведываться к банке Приходилось лишь соблюдать крайнюю осторожность во время мышкиных «прогулок». Я выставлял кота на кухню и плотно закрывал двери. И все шло благополучно...
Но однажды, вернувшись из школы, я поймал на себе какой-то странный сочувственный взгляд матери. Отведя глаза от меня, она покосилась на кота. Он сидел на стуле у печки и сладко жмурился. У меня дрогнуло сердце...
Я не нашел банки на обычном месте. Не было и мышки. Осколки стекла валялись на полу у стола, тут же были разбросаны и разноцветные тряпочки, из которых так любовно мастерила себе гнездышко мышка. Мама нарочно оставила все это до меня...
Кто был виноват в случившемся? Да я же, я! И никто другой. Я, человек, должен был предусмотреть, чтоб не случилось чего. Видел ведь, что кот подкарауливает жертву.
После того как кот слопал мою ручную мышь, я на него несколько дней даже смотреть не хотел. Но разве можно сердиться на животное, если оно поступило так, как ему подсказала его природа! Виновато ли оно?
ДРУЖИЩЕ КОТЬКА
Он был крупный белый кот с тигровыми пятнами на спине и боках, с длинным гибким хвостом, которым, рассердившись, он начинал вертеть во все стороны, и большими колючими усами. Зеленые глаза его днем были совсем узкими и, казалось, не смотрели ни на кого, но тотчас расширялись, в них появлялось хищное выражение, если мимо пролетала птица или пробегало какое-либо животное. На концах ушей у Котьки торчали пушистые кисточки, как у рыси.
Да и повадками он порой напоминал дикого зверя
Говорят, кошки больше других домашних животных сохранили свой независимый нрав и способность обходиться без человека. Наш Котька был живым подтверждением этого. Впрочем, с тем же успехом он мог бы послужить и доказательством обратного.
Как Котька появился у нас
Котьку никто не приглашал к нам жить — он сам явился. Немы выбирали его — он выбрал нас.
Однажды наш дворовый пес Томка загнал чулсую кошку на столб под сараем. Томку вскоре привязали на цепь, но кошка продолжала сидеть на столбе, хмуро поглядывая вниз.
Прошел день — все сидит. Что она, присохла там? Боится или не может спуститься? Мы поочередно ходили и смотрели на гостью, звали — не спускается. Кончилось тем, что к столбу приставили лестницу, мама держала лестницу внизу, я полез наверх и снял горемыку. Пушистый бродяжка не сопротивлялся, но едва я выпустил его из рук, тут же «задал лататы» и был таков.
Однако назавтра он объявился уже на кухне. Время было летнее, первый этаж, двери и окна открыты, заходи кто хочешь; и бродяга мог беспрепятственно шмыгать туда и обратно. Убедившись, что его не трогают, он быстро осмелел и не стремился убежать. С этого дня мы могли считать его своим.
Кот мог бы сойти за красавца, не будь он так тощ и грязен. При всем желании на нем нельзя было найти ни одного чистого волоска. Можно было подумать, что он только что вылез из дымовой трубы, где собрал на себя всю сажу.
Удивительно, как животные чувствуют, где их любят. Только этим я могу объяснить, что кот так легко променял свою привольную бродячую жизнь на наш дом. Однако привычка к независимости и самостоятельности еще долго сказывалась в нем.
Судя по всему, у него не было хозяев, а если и были, он не дорожил ими. Прежняя его жизнь,. видимо, была не слишком сладкой, и вначале он всех сторонился, пугался легкого шума и забивался под стол или кровать. Каждый день для него ставили на кухне плошку козьего молока, клали кусочек мясца. Кот торопливо лакал молоко, а мясо уносил куда-нибудь в укромный уголок и там съедал, угрожающе урча. Раз, когда его захотели погладить, зашипел, прижал уши и немедленно пустил в ход когти. После этого его оставили в покое. Пусть привыкнет!
Кот не сразу признал свою кличку — Котька; слабо действовало на него и обычное кисканье, на которое идут все кошки.
Но время шло, и кот начал меняться.
Первый признак перемены — стал усердно мыться. Счищать свою давнишнюю грязь ему пришлось довольно долго, однако, как выяснилось, старания и терпения ему было не занимать.
Вам приходилось наблюдать, как моется кошка? Она не просто лижет, а именно моет, последовательно, с большим искусством, приводя в порядок одну часть своего тела за другой. Вытягивая поочередно то одну, то другую заднюю лапу, долго и тщательно вылизывает их. Потом, полулелса на спине, примется за пушистое брюшко. Затем встанет, отряхнется и возьмется за хвост, бока, спинку... Котька был настолько гибок, что, изловчившись, доставал языком шею. После этого шло самое главное — мытье головы и мордочки. Облизав лапку, он остервенело тер ею усы, щеки, за ушами, действуя с такой силой, что порой ухо отказывалось вывернутым наизнанку, а зализанные против шерсти места долго не могли прийти в нормальное состояние.
День ото дня кот становился чище и красивее. Шерсть стала блестящей и пышной, хвост распушился, морда округлилась, обросла баками. И весь он раздался» вид сытый, довольный, важный...
Теперь он разрешал себя гладить. Более того, сам часто терся о ноги, выгибал спинку и громко мурлыкал. Ласкаясь, вспрыгнет на колени и поет, поет...
Но насколько он был ласков со своими, настолько же неприветлив и даже сварлив с чужими. С посторонними кот не терпел никаких фамильярностей, даже прикоснуться к себе не позволял. Мгновенно разъярится, зашипит, оскалит зубы, как собачонка... берегись!
Все знакомые носили следы его когтей.Его считали нелюдимом, злюкой, а мне, признаться, нравилась такая черта: значит, коту не все равно, кто его ласкает, кому дарить свое внимание!
Когда серёдка сыта
Чем дальше, тем забавней, озорней становился кот.
Целыми днями он носился по дому, задрав хвост и яростно мяукая. Когда он с мрачным видом сидел на столбе, враждебно поглядывая вниз на собаку и людей, кто бы мог подумать, что он окажется таким игривым! Он был неистощим на выдумки и был способен забавляться сам с собой с раннего утра до позднего вечера. Иногда не хватало даже этого времени, и тогда он пускался в игру среди ночи. Летели стулья, трещали шторы. То он висит на занавеске, то взлетел по шкафу под потолок. Топоча лапками и как-то по-особенному мяукая, «мяргая», как выражалась наша бабушка, кот нередко будил весь дом. Однако досадовать, сердиться было просто невозможно. Прикрикнешь на него — плут сейчас же подойдет, потрется, замурлыкает, и сердиться уже не хочется...
Любимое развлечение кота — забраться под половики, предварительно собрав их в кучу со всего пола. Это, по его, значило сидеть в засаде. Оттуда он ловил лапкой за ноги всех проходящих, а иногда, случалось, там же засыпал. Разыгравшемуся коту ничего не стоило неожиданно прыгнуть кому-нибудь на грудь, на плечи. Однажды он так чуть не до смерти напугал бабушку. Но кот не мышь, коту бабушка прощала все.
— Середка сыта — концы заиграли,— говорила бабушка. И вправду, разве голодному пойдет игра на ум?
Он был большой подхалим и проныра, этот Котька! Казалось, он нарочно избрал своим постоянным местопребыванием мою кровать. Каждое утро я находил его у себя на одеяле в ногах. Со временем кот стал забираться и на подушку, к лицу, благо животным у нас было позволено делать многое. Стоило мне прикоснуться к нему, тотчас раздавалось громкое мурлыканье. Как тут устоишь! Раз он забрался под одеяло и, хотя я основательно притиснул его, крепко проспал до утра. Вскоре мне уже самому не хватало кота, если наступало время сна.
У бабушки было много примет, связанных с животными. Если кот, заваливаясь спать, свертывался в клубок и закрывал лапкой нос, бабушка говорила, что это к стуже. И точно: Котька спал в такой позе, когда на дворе холодало.
Зимой излюбленным его местом был валик дивана, стоявшего около голландской печи. Валик был скользкий, обтянутый клеенкой. Разоспавшись, иногда кот скатывался с него и шлепался на пол. Это приводило кота в страшный конфуз. Тотчас же вскочит и ошарашенно озирается по сторонам, словно недоумевая, как это могло случиться, заметили другие или нет...
Кот никогда не падал на спину. Откуда бы, ни свалился, всегда успеет перевернуться в воздухе и упасть на лапы — такова повадка всех кошек. В этом им помогает пушистый хвост. Хвостом, хеак рулем, они управляют телом, поэтому, даже упав с большой высоты, редко расшибаются. (И потому, вероятно, не боятся высоты: видали, как кошка иногда ходит по узенькому карнизу на пятом, шестом этаже?)
Обед, чай — что бы ни было, стоит лишь забрякать посудой,— кот сейчас же является к столу. Больше он уже не скрывался под столами и кроватями; наоборот, стал далее надоедлив. В столовой еще никого нет, а он уже тут, ждет. Садится на свободный стул и сидит, медленно мигает, жмурится, если ничем особо вкусным не пахнет — начинает дремать, но если появляются колбаса, вареное мясо, его излюбленные лакомство. — сразу приходит в возбуждение и, не разбирая тарелок, чашек, лезет на стол. Котьку, конечно, гонят, но он все равно лезет и порой добивается своего: шагая через посуду, направляется прямо к тарелке с аппетитно пахнущим куском. Вежливый шлепок, а иногда и покрепче и... Котька оказывается на полу. А чтоб не было слишком обидно, туда же отправляют колбасную кожурку. Она падает ему на голову и застревает между ушей. Кот теряется, враз утрачивая свой самоуверенный вид, трясет головой, старается сбросить кожурку лапой и в конце концов съедает.
Конечно, зто было баловство. Но .животных баловали у нас, может быть, оттого они и были такими занятными
Котьку украли
Красота нашего кота едва не сослужила ему плохую службу.
Всякому лестно иметь такого! Раз, когда Котька, не подозревая об опасности, сидел на заборе, у ворот, какая-то бессовестная тетка сняла его с забора, сунула в сумку и бегом прочь. Хорошо, что заметила соседка. Она сказала маме. Меня и папы не было дома: я в школе, папа на работе. Полураздетая, по морозу, мама бежала за похитительницей несколько кварталов. Она видела, как та повернула за угол. Та — в дом, и мама в дом.
Отдайте кошку...
Какую кошку? — притворилась женщина непонимающей.
Какую вы унесли.
Не знаю никакой кошки... Она не успела договорить — в соседней комнате раздался низкий, утробный, какой-то совсем не кошачий вопль. Кот кричал не своим голосом. После мама говорила, что еще никогда не слыхала, чтоб кошки могли кричать таким образом. Мама схватила Котьку в охапку и скорей домой... Не сиди на заборах!
А бабушка после этого говорила: «Так-то ловко... ишь какая хитрая! Нет, ты сама вырасти такого красавца!..»
Бабушка была не совсем точна: мы не растили Котьку, он пришел к нам уже взрослым; и тем не менее она была права: благодаря нашему уходу он стал таким, что теперь нечестные люди пытались его украсть у нас
Котька-охотник
Но разве можно здорового кота заставить сидеть дома... Еще не родился такой кот, который согласился бы вести жизнь затворника! У Котьки пробудился охотничий азарт, и, если раньше кота невозможно было выдворить с кровати, то теперь он частенько не ночевал дома Началось с того, что он принялся гонять мышей у себя дома. Сперва им не стало прохода в комнатах. Потом кот навел порядок в чулане. Отныне оставляй на полках что хочешь: орехи, крупу, никуда ничего не денется.
Терпение, с каким Котька мог караулить свою жертву где-нибудь в углу, было поистине неистощимо. От постоянного сидения в углах с кота даже начал слезать его лоск. Котька стал худеть. Но, как говорится, искусство требует жертв. Ни одна ночь не обходилась без того, чтобы у нашего охотника не побывал в когтях очередной трофей. Поиграв, кот бросал замученную жертву и шел спать. А иногда принесет ко мне в комнату и оставит у кровати, как бы желая сказать: «Посмотри, какой я ловкий! Не зря меня кормите...» Ловкость у Котыси была настоящая кошачья, энергии не занимать, и, надо думать, редкая добыча ускользала от него.
С весны Котькин охотничий азарт развернулся во всем блеске. Переловив и распугав всех мышей в квартире и чулане, кот перенес арену действий за стены дома — принялся за ловлю птичек в саду. Но тут коту не потрафило. Когда он принес первую пойманную птичку домой, ему немедленно крепко попало от моей матери: не лови! Больше он с птичками дома не показывался (но, подозреваю, ловить не перестал).
Не знаю, что больше руководило им: любопытство или жадность, когда однажды он очутился в клетке с курами. Куры жили под сараем. Как он туда забрался, уму непостижимо! Впрочем, это было вполне в характере Котьки: он был способен и не на такое. Сжавшись в комочек и хищно щуря зеленые светящиеся глаза, кот сидел у решетки и молча наблюдал за птицами. Испуганные куры сбились в кучу в дальнем углу, а петух переминался с ноги на ногу между ними и незваным гостем в явном затруднении, не зная, что делать. Поскольку кот не обнаруживал враждебных намерений, петух тоже не нападал на него.
Котьку выгнали из клетки, однако этот визит в курятник оказался не единственным. Кот еще несколько раз появлялся там, пока, очевидно, самому не надоело бесплодное сидение в обществе наседок и их ревнивого опекуна-петуха. Что уж он хотел сделать с курами, осталось его тайной. Может быть, Котьке просто нравилась их компания?
Однажды Котька исчез. Его не было два дня. А когда он вернулся, все всплеснули руками: ну, хорош! Весь в паутинках, в пыли. Но настроение у кота было отличное. Он лукаво жмурился, полакав молока, побродил лениво по квартире, затем плюхнулся и спал без малого сутки. Через несколько дней стало известно, что кот сидел у соседей в амбаре, караулил крыс.
После этого он стал частым гостем в соседских амбарах и чуланах. Не посещал только квартир: чужие дома не любил и никогда не интересовался ими. Не заманишь! Раз от раза прогулки Котьки становились все длительнее и повторялись чаще и чаще; кажется, он всерьез вознамерился выловить всех мышей и крыс, и, по всем признакам, дела у него шли хорошо. Скоро о Котькиных похождениях знали стар и млад, охотничий талант и прилежание сделали Котьку желанным гостем, и эго никто не обижал. Интересно то, что существовала какая-то невидимая черта, ограниченная радиусом нашего квартала, которую Котька никогда не переступал. Отныне ничто не грозило Котьке. Никто больше не пытался унести его: Котька сделался знаменитостью, и, как говорится, шила в мешке не утаишь, все немедленно признали бы, чей это кот, потом стыда и сраму не оберешься! А случайных неприятностей, вроде бродячих собак, он научился набегать. В критический момент всегда успеет вспрыгнуть на забор, взобраться на крышу или по стене дома, в одно мгновение взлетев на недосягаемую высоту! Вскарабкается со страшным скрежетом когтей, усядется поудобнее, а потом презрительно поглядывает сверху, как поддразнивает, а собака внизу беснуется. «Шуми, не шуми,— говорит весь вид кота,— все равно я тебя не боюсь, не достанешь...»