Отвечу просто. Да, надо.
И крики души здесь ни при чем. Это здравый смысл лишь подсказывает, что надо идти и добиваться своего иным путем, надо сколачивать справедливо состоящий капитал, а не надутый преступностью и всяким прочим дерьмом отпето воровского характера.
Я не боюсь этого слова и оно довольно точно определяет мою позицию в отношении всякого, кто, как говорится, украдет или обворует. Особенно, если это касается единиц частного порядка, использующих рабочую единицу времени, как основную для добычи каких-либо характерных материальных благ.
Но все же возвращусь к самой теме и не буду пока устанавливать лично свои мерки того самого закона, что существует сейчас.
Скажу о другом. Вернее, о том же, но несколько в ином порядке изложения смысла.
Кто не знаком с преступностью? Думаю, знакомы все, ибо этот вопрос больно затрагивает чьи-либо частные интересы, то есть участвует в судьбе многих, если выражаться более углубленно согласно жизненного смысла.
Всем известна такая категория замаскированных элементов среды преступного мира, как авторитеты и им подобные. Это лица, фактически регулирующие преступность в регионе /на участке территории/ и осуществляющие преступную власть над другими, попадающими в сеть преступного общения.
В такие сети зачастую втянуты и, так называемые, честные граждане, что своим положением в обществе и трудоисполнимыми обязанностями вполне способны принести определенную прибыль тому самому преступному миру.
Порой, случается, что люди используются, даже не зная на кого работают, если дело ведется более вескими начальствующими структурами.
Все это обретает формы самой жизненной деятельности и "просечь" преступное бывает вовсе трудно. И все же есть еще одна необходимая мерка определения деятельности для всех категорий.
Если дело нечисто, то оно и ведется по нечистым правилам.
Иначе говоря, если в процессе нарушается какая-либо статья закона, то это уже не что иное, как преступность или ее отражение в действительности масс населения.
Как правило, закон предусматривает развитие той или иной области труда. Он же устанавливает меру дозволенности в чем-либо.
Если такового нет или не соблюдено, то это значит, что закон несовершенен и что он соответствует понятию воровского или преступного.
Таким образом, грани различия состояний вновь пересекаются и совпадают в одном - это уровне содержимой законом преступности.
Те же авторитеты, несомненно, обладают своим авторитетом и способны создавать ситуацию невыносимости закона, принятого властями.
Это обязывает саму власть или ее исполнительные органы правопорядка использовать силу для привлечения к какой-либо юридической ответственности зачинщиков указанного нарушения. Но, как правило, до самих авторитетов дело не доходит и они попросту выходят из того незапятнанными.
И в этом деле немалозначимую роль играют деньги, как общий стимул всех достижимостей.
Пользуясь своими собственными средствами или теми, что попадают в разряд общих, авторитеты уводят букву закона в сторону и оттирают от себя сам закон.
Движимые же юридические силы, попадающие в поле зрения преступности, склоняются перед волей материальных средств и искажают делопроизводство ведения суда.
И в этом им, конечно же, помогает сам закон, довольно неуклюже объясняющий суть того или иного преступления и соответственно, наказания.
Все это дает право пользоваться законом по своему усмотрению и повелевать им довольно авторитетной преступностью.
Все формы существующего законодательства достаточно прозрачны для того, чтобы их обойти и соблюсти ремиссию преступного мира.
Иначе говоря, сам закон формирует дополнительное количество преступников, способных на самые тягостные преступления - измену собственным интересам в достижении справедливости.
Довольствуясь полученным, авторитеты не спешат выводить себя из положения замаскированности лидеров и ведут достаточно правопорядочный образ жизни.
Откуда берутся же средства на их содержание - законом не спрашивается и не достигается, что вносит в тот же закон понятие преступного и очищающего саму преступную роль эмиссионных авторитетов групп времени.
Преступники рождаются в условиях эмиссии денежных масс и свое место упрочают только за счет этого.
Таким образом, вся преступность произрастает в условиях экономического неравновесия и благодаря неустойчивости курсовой стоимости эквивалента денежной единицы государства .
В тех же странах, где экономика видимо отлажена, преступность носит смысл социального содержания, неравенства прав и всяческого отсутствия права на собственно приобретенный труд.
Это последнее в указанной строке обозначает не наличие самого права, а его исключающее взаимодействие в среде движимого источниками дохода капитала.
Проще говоря, иные государства имеют формы социально неуравновешенной преступности, обладающей способностью быстро ориентироваться в ситуации и по возможности либо объединяться, либо оставаться вовсе не у дел.
Все зависит от ситуации. Если закон движим, то преступность ослабевает и даже бежит. Если он самотекуще идущ, то также произвольно протекает процесс самой преступности.
И хотя условия содержания преступного мира остаются далеко за пределами понятия свобод, все же сама преступность этого не признает и считает это своим собственным достижением в области применения основного закона страны.
Переводя эти строки на совсем простой язык, можно сказать так.
В странах с развитой экономической структурой преступность содержится на условиях равноправия со стороны материально движимых средств.
То есть, достижение материального роста - начало конца движения преступного элемента в среде сообщества.
Ибо материальный рост предполагает иное право развития, что позволяет вполне вести законно содержащуюся жизнь. Все исключения из этого попадают в разряд строгих понятий человеческой честности, преданности делу или чему-нибудь еще, а также нежеланию иных, менее стоящих заключить сделку со своей совестью.
Потому, преступность там содержится во вполне исчислимых категориях и вовсе не растет, а лишь предполагает рост в зависимости от ситуаций человеческих разногласий или возможностей.
Под это не попадает роль наркомании и всего того, что называют индуктивно передовым в странах свободного социального поведения.
Это не преступность. Это социальный бред населения государств, желающего снабдить себя еще большими благами, нежели они имеются.
Преступность в тех случаях заканчивается на этапах распространения и предложения. Все остальное - дело самого населения, не важно какого возраста и достатка средств.
Так обстоят дела за рубежом и, если сказать откровенно, то они не блещут.
Создав мощные органы прав и порядка, страны не совсем заботятся о будущем населения, или точнее о большем его числе.
Те же органы содержатся на основе налогов со стороны правящих материальных лиц. И это дает им право руководить ими и избегать во многом той самой юридической ответственности, что предусмотрена для всех.
Потому, говорить о чистоте закона здесь не приходится и вполне точно можно назвать все просто сбором средств для поддержания порядка в местах проживания и трудовой деятельности, если таковая имеется, ощутимо высоких особ в плане содержания всего национального бюджета.
В других районах или территориях тот же закон действует по-иному и, как правило, берет торжество в самых низменных пределах существования.
Проще говоря, простому и достается самое простое. Потому, понятие социальной справедливости стоит также довольно остро и вполне способно вылиться иной стороной закона. Такие уголовные кризисы уже были, и они вправе предусмотреть себя в дальнейшем.
Социологические ветви представляют собой хорошо созданную структуру для борьбы с установленным законом капиталом.
Методы же такой борьбы различны и имеют формы демассированного применения, то есть разово частного противодействия закону якобы справедливо содержащейся среды.
К тому же, нельзя не вспомнить о корнях присутствия капитала в частных руках и о его производных в настоящее время.
"Бизнес" - это не только круг деловых общений, вносящий смысл определенно производственного характера.
Это еще и то, что можно вполне назвать откровенно заложенной единицей преступности, ибо всякий бизнес терпит свои неурядицы, вырваться из которых поможет только преступность или совершенное беззаконие.
Этого не посмеет отрицать никто, даже самый видный из прокапиталистических деятелей социологического смысла, ибо само слово социология среды предусматривает такое развитие.
Кто же этого не понимает - то пусть, спорит и борется с самим собой. Это его право. Право же ума говорит следующее.
Всякий строй, не предусматривающий равное социологическое положение, будет подвержен переделу в более заметном либо менее таковом порядке.
Если такового не последует, то воспроизведется изменение строя, что приведет к более глубоким переменам и более резким контрастам во вновь растущей и приобретающей социологии.
Если эти термины пока не соблюдены - то это не значит, что они не верны.
Просто время еще не подошло именно к тому или предполагает в своем течении какие-либо социологические изменения. Это оправдывает высказывание в любых условиях и делает его совершенно не уязвимым со стороны самого времени.
Но подойдем ближе к нашим настоящим проблемам и обговорим следующие вопросы, касающиеся того же.
Итак, авторитеты довольствуются законом и капиталом.
Что мешает государству изъять те самые средства и привести в норму соответствующие статьи самого закона?
Ничего.
Это простой ответ или удручающе характерный ответ для настоящего времени. Нет ничего более простого, чем изменить структуру содержания закона, восстанавливающего элементарный порядок в деле причисления денежных средств и элементарную справедливость по отношению ко всему и всякому.
И в этом смысле нельзя не остаться вне ведения самого основного закона - Конституции государства. Именно ей принадлежит смысл основной силовой политики государства и развития самой ситуации в стране.
Конституция - это скелет общества, по которому оно обрастает самим телом или тканями.
Сказано это, естественно, не в прямом, а в переносном смысле, но подчеркивающе важно для того, чтобы понять, что такое вообще Конституция и зачем она предусмотрительно нужна.
Так вот.
Конституция предполагает право развития любого закона, вносящего смысл справедливости всякого существования. Именно это она и диктует в своем первом праве.
Это право на осуществление справедливости.
Исходя из этого, можно сказать так.
Конституция предусматривает всякое развитие ситуации и заранее защищает граждан от посягательств на их права времени или его содержания в виде человеческого фактора всецелого присутствия.
Потому, создать закон о правовой ответственности за нетрудосостоящий или хранящийся капитал не представляет никакого труда и ведения в деле общественности мнений.
Такой закон неотложно бы доказывал смысл существования самой справедливости и смысл существования всецело человеческого общества, а не общества уголовно исправимых элементов в силу несостоятельности какого-либо иного закона.
Тот же закон предусмотрит и все остальное, что попадает в разряд содержания той же Конституции.
Таким образом, все его своды будут заключаться в одном - мере ответственности за нарушение конституционных прав граждан, имеющих и полагающих справедливость в своем собственном развитии.
Мера же ответственности за любое конституционное отклонение или нарушение очень проста и весьма активна - лишение самих конституционных прав, что даст возможность выведения элемента суда из-под ответственности юридической защиты.
Что это такое - объясню просто.
Это нежелание всякого суда и государства выступать на стороне провинившегося, и фактическое его выдворение за пределы самого государства, если на то будет получено разрешение иных территориальных ведений.
Если же будет проинформировано законно получен отказ, то данный нарушитель будет подвержен строгой оценке конституционного или его замещающего государственного суда, что определит соответствующую меру наказания, имеющую равность наказанию за измену интересам государства или нанесения ему особо крупных тяжеловесных повреждений.
Таким образом, всякое правонарушение будет расценено, как нарушение конституционного порядка, что повлечет за собой соответствующее взыскание суда.
Исключения могут составить только те правонарушения, что относятся просто к быту или социуму человеческих характеров.
Всякое другое, предусматривающее, прежде всего, так называемую, умышленность будет подвержено именно такому определению и обретет статус его свободного распространения.
Проще говоря, если кто-то нарушил конституционное право, то у него имеется возможность, либо перейти в другое государство, либо понести заслуженное наказание.
Третьего, увы, не дано, ибо если оно будет существовать хоть предположительно, то будет прогрессировать и сама преступность в том виде, что она есть сейчас.
В дальнейшем, по мере исчезновения факта нарушений и соразмерного распределения единиц труда, а также его качеств, возможно некоторое ослабление строгой функции закона и внесение экономической строгости развития средств и единиц труда.
Это не даст права фальсификации закона и утвердит его основательно в самом составе общества. Возможное технологическое право изменения соответствующей индукции закона будет вполне оправдано временем и создаст основу для заложения будущей всецело цивилизационной структуры единиц полезности труда.
В этом случае будет применительным право существа закона самой природы, согласно которого и проживает вся суть иноземных цивилизаций. Но тот природный закон не растуще дикораздирающий, а представляющий форму всецелого экономического содружества на основе одной единой, движимой функционально, инфраструктуры развития среды.
То есть, это многоструктурное общество труда, единственной целью которого стоит выведение себе подобных и доведение их до разумности единиц природного общения.
И в заключающей речи данного изложения скажу так.
Всякое демонстрационное правовое законодательство будет иметь приводной смысл, если оно заключающе неверно в самом обосновании средств и сил содержания кого-то или чего-то.