— Считай, что узнал. Так что, по петухам? — Волкодав протянул мне свою лапищу.
— Спасибо… дружище… — Я крепко сжал его ладонь. — Ты и впрямь мой крестный отец.
— То-то… Ну как я вас, Штирлиц, перевербовал? — спросил он голосом «папы Мюллера» из старого телевизионного сериала.
— Всего за две минуты. Хе-хе… — подыграл я Волкодаву. — Нет, правда, огромное спасибо. Не будь тебя, я сыграл бы в ящик.
— Кроме меня, был еще один парень — будем точны. Кстати, он первый заметил, как ты отмахиваешься. И решил, что пятеро против одного — явный перебор.
— Кто он?
— Да так… хороший мужик… — Волкодав мгновенно замкнулся. — К сожалению, я давно его не видел…
Я и впрямь был благодарен Волкодаву от всей души.
Он тогда вытащил меня из могилы. И я вовсе не имел ничего против того, чтобы прикрывать его со спины. Пусть он и подтвердил сейчас мое мнение о нем как о прожженном хитреце и цинике.
Я все равно ему здорово обязан…
Аппаратура спецсвязи ожила в очередной раз только в два тридцать ночи, как раз на моем дежурстве.
Волкодав только делал вид, что спит.
А вот Акула, едва я его сменил, сразу захрапел, словно движок трактора, работающий на малых оборотах. Похоже, нервы у него были стальные.
— Внимание всем постам! «Объект» под контролем!
Голос был резкий и громкий, с неприятными металлическими нотками — переговоры велись через дешифратор.
Мгновенно проснувшийся Акула так резко сел, что стукнулся головой о потолок кабины. Выматерившись, он толкнул Волкодава, который не шелохнулся, хотя все слышал.
— «Объект» движется, как и предполагалось, в зону «В»…
Мы с удовлетворением переглянулись: это значило, что рефрижератор направляется в район «пороховых складов».
— Мобильным группам срочно перебазироваться, — между тем продолжал вещать железный голос. — Группа в зоне «Г» до особого распоряжения остается на месте. Остальным работать по плану «Капкан»…
Виктор Егорович — а это был его голос, хотя и измененный до полной неузнаваемости, — даже через космос говорил, используя кодированные обозначения.
А если учесть то обстоятельство, что мы общались через дешифратор, то и вовсе было понятно, что Виктор Егорович рыба еще та. Такие предосторожности обычно применяются только в особых случаях и чаще всего за рубежом.
На сей счет меня просветил Волкодав, который проникся ко мне полным — или почти полным — доверием.
Иногда мне казалось, что он своего шефа панически боится, — уж неизвестно почему, — но временами Волкодава будто прорывало и он крыл Виктора Егоровича по всем мало изученным официальной наукой направлениям богатого русского языка.
В зону «Г» входили развилка и пост ГАИ, расположенный на главной трассе, ведущей прямо в центр города.
Я знал, что там дежурит «Грета» — бронированный вездеход на колесном ходу, замаскированный под мобильную буровую установку геологоразведки.
Кто мог подумать, глядя на закрытый кузов с облупившейся краской и на забрызганную грязью трубу бура, что эта каракатица имеет какое-либо отношение к армии, а в особенности к спецназу ГРУ?
Трансформация происходила в считаные минуты.
Буровая насадка сбрасывалась, вертикально стоящая труба занимала горизонтальное положение и превращалась в направляющую ракетной установки.
С боков открывались заслонки, и с одной стороны выдвигался стационарный огнемет, а с другой — крупнокалиберный авиационный пулемет.
Такими комплектовались, насколько мне помнится, «вертушки» в Афгане — многоствольная «дура» в бою работала как газонокосилка, буквально сбривая с земли все живое и неживое.
Управление огнем велось из кабины, стекла которой закрывались бронированными заслонками. При этом можно было использовать во время стрельбы как оптические, так и электронные прицелы.
Взгляни настоящий геолог на начинку кабины, у него глаза бы полезли на лоб.
Она напоминала штурманскую рубку фантастического звездолета: несколько телеэкранов, аппаратура космической спецсвязи, компьютер, прибор ночного видения, россыпь разноцветных кнопок и подмигивающих светодиодов, рукояток, рычажков, штурвальчиков, разнообразных датчиков.
Кабина была полностью герметизирована (как и мотор), укомплектована кислородными масками и огнетушителями, а также имела кондиционер.
Шесть ракет класса «земля — земля» были уложены в контейнеры, замаскированные под инструментальные ящики.
В кузове могли разместиться четыре человека в полной спецназовской экипировке — огневая поддержка и защита от гранатометчиков.
Машина могла даже переплывать неширокие водоемы. Для этого она имела подвесной мотор, скрытый в ее толстом чреве, и выдвижные рули.
Кроме того, «Грета» запросто шлепала по болотистой местности, так как у нее шины были с автоматической подкачкой воздуха.
Короче, «Грета» была не просто машина, а бронированный вездеходный монстр.
В случае, если противник попытается нас перехитрить — вместо одного рефрижератора пригонят два, с первым в качестве пробного камня, — экипаж «Греты» должен был остановить второй всеми средствами, имеющимися в его распоряжении, вплоть до обстрела ракетами.
— Внимание, внимание! «Объект» сопровождают три «спичечных коробка». Кроме этого, замечена набитая под завязку «мышеловка». Количество «мышей» уточняется. «Мышеловка» следует за «объектом» на расстоянии двух километров.
— Моб твою ять! — выругался Волкодав. — Храни нас Господь. Три легковушки и автобус. Если данные подтвердятся, то сколько же этих гавриков нам придется положить, чтобы выполнить задание?
— Какая разница… — безразлично буркнул Акула, проверяя свой автомат. Он вставил рожок и привычным движением передернул затвор. — Мне уже надоело дурью маяться без настоящего дела.
— Тоже мне Джек-потрошитель… — добродушно хохотнул Волкодав. — А если нам задницы надерут?
— А такое когда-нибудь случалось?
— И на старуху бывает проруха, рашен бой.
— Всем мобильным группам! Состояние готовности — «Красные флажки». Зона «В», принимайте гостей…
— Пора, соколики…
Волкодав надел бронежилет. Мы последовали его примеру.
— Как ныне сбирается вещий Олег… — запел Волкодав. — На выход!
Мы покинули «девятку».
— Попрыгали, — скомандовал Волкодав. — Оʼкей. Кошачьи лапки. Майор, ты еще не забыл, как управляться с этой лейкой? — Он показал на мой автомат.
— Надеюсь, что нет.
— Только запомни: в случае чего сначала стреляй, а потом кричи: «Стой, ты арестован!» Похоже, сегодня мы будем иметь дело не с твоими грызунами, а с парнями, кое-что смыслящими в нашем деле. Даю рубль за сто. Так что не мандражируй и руби под корень. Потом разберемся.
В ответ я лишь кивнул…
Из-за поворота блеснули фары легковушки, и минуту спустя послышался гул мощного мотора.
Я знал, что в это время мобильные группы спецназа уже проникли на территорию «пороховых складов», чтобы подготовить «объекту» достойную встречу.
Мы обкладывали его, как охотники матерого волка красными флажками.
Киллер
Наше казарменное положение превратилось в форменное мучение.
Собранные под одной крышей на весьма ограниченном пространстве парни не находили себе места от безделья и какой-то несвойственной им нервозности. Разговоры велись или на повышенных тонах, или вообще никто не раскрывал рта.
Тягостное ожидание усугублялось еще и поведением Чона: он замкнулся в себе, и было заметно, что корейца гложет какая-то забота.
А потому его с виду невозмутимый облик напоминал снаряженную гранату, из которой вот-вот выдернут чеку.
Мы расположились в двухэтажном здании бывшего детского садика, купленного фирмой «Теллус» у какого-то предприятия.
Здесь уже началась реконструкция, но она пока затронула только двор, откуда сгребли различные павильончики, качели, песочницы, прочий нехитрый самодельный инвентарь и сломали забор. Теперь вместо чисто символического решетчатого из деревянных планок ограждения возводили бетонную стену почти трехметровой высоты.
Работы велись с восьми утра до пяти вечера, и в это время мы сидели тише воды, ниже травы.
Что должно быть на месте садика, нас не особо интересовало. Но пока отопление и освещение функционировали исправно.
Мы готовили себе еду на кухонных электроплитах. А спали прямо на полу, подложив под бока детские матрасики.
Окна в садике были плотно зашторены, и по вечерам мы могли коротать время за чтением старых журналов «Мурзилка» и «Пионер», а также слушать музыку и последние новости по еще неотключенной радиоточке.
Однако чересчур долго бездельничать Чон нам не позволял.
Через каждые два часа он устраивал разминку — обычная гимнастика, отжимания и приседания, бой с «тенью», — гоняя парней до седьмого пота.
Главным условием наших импровизированных тренировок являлось соблюдение полной тишины, что само по себе было достаточно ценно как наработка навыков бесшумного контакта с противником.
Методика Чона немного напоминала уроки Юнь Чуня, когда он учил меня разведывательной тактике ниндзя.
Я так и не смог довести до совершенства маскировку на местности, когда перед ничего не подозревающим часовым даже на ровной, без укрытий, местности и посреди бела дня вдруг из-под земли вырастает (в полном смысле этого слова) противник.
На тренировках я только ощущал присутствие Учителя и даже примерно догадывался, где он находится.
Он по этому поводу особо не сокрушался. И я знал почему: применяемые ниндзя пять методов камуфляжа (го-тон-но-дзюцу) — маскировка с использованием растительности, огня, земли, воды и металла — входят в плоть и кровь сызмальства.
Чон выбрал себе кабинет заведующей, где остался старый диван с высокой деревянной спинкой. Мы находились в бывшей игровой комнате.
Правда, у корейца был мобильный телефон, но, похоже, он не имел права им пользоваться. Наверное, связь была односторонней, и такой приказ мог отдать только сам Наум Борисович.
Вечер четверга начался со скандала.
Обычно я старался держаться несколько поодаль от остальных парней. Никто из них и не претендовал на приятельские отношения со мной.
Мы любезно говорили друг другу «Привет» и «Пока» и на этом наше общение заканчивалось. За исключением случаев, когда мы поневоле становились более разговорчивыми — во время спаррингов.
Завелся, как это уже бывало не раз, Вован.
Наверное, попади он в хорошие руки, из него получился бы неплохой парень. Вован был далеко не глуп и даже достаточно грамотен, но улица и окружение сделали из него злобное самолюбивое существо.
Он никого не уважал, за исключением Чона, хотя среди охранников были парни и покрепче, чем Вован.
Сегодня ему не понравился приготовленный мною ужин. (Чтобы не мозолить Чону и парням глаза, я с удовольствием переквалифицировался в шеф-повара и часами пропадал на кухне, изобретая из консервов и концентратов нечто удобоваримое и достаточно вкусное.)
Поковырявшись в тарелке, Вован демонстративно смахнул ее на пол со всем содержимым.
— Это дерьмо только свиньи могут жрать, — процедил он сквозь зубы, с вызовом глядя на меня.
В столовой воцарилась тревожная тишина.
По тому, как вспыхнули глаза некоторых парней, я понял, что инцидент Вованом спланирован и им хочется выпустить пар — помахать кулаками всерьез.
И объектом предстоящего мордобития должен выступить я — среди нашей команды было много тех, кто присутствовал в ресторане «Русь» на моем «бенефисе».
Что поделаешь, парни жили по волчьим законам, где лояльность и терпимость не были в почете.
Я не стал сглаживать остроту момента. Мне его придирки давно надоели, и к тому же в столовой не было Чона, которому я не хотел показывать все, что умел.
— До сих пор тебя от миски нельзя было оттянуть, — внешне спокойно ответил я и встал. — Убери за собой, урод, — кивком указал я на пол. — Кроме тебя, здесь свиней не наблюдается.
— Что-о-о?! — Вован побелел от злости. — Сука, ты имеешь наглость мне…
Я не дал ему договорить.
— Слушай ты, петух гамбургский! Я тебе уже два раза доказывал, что ты еще зеленка, молокосос. Заткнись и не нарывайся на финдюлину.
В ответ Вован только рыкнул. Отшвырнув скамью, он перепрыгнул стол и, сжав кулаки, приготовился к атаке.
Остальных парней будто метлой вымело из-за столов.
Большая часть сгрудилась возле окна раздачи. Это были те, кто не хотел участвовать в свалке, опасаясь в первую очередь гнева Чона, не терпевшего свар и беспорядка.
Но пятеро присоединились к Вовану и стали в уже знакомый мне круг.
— Послушайте! — резко обратился я к ним. — В ресторане я вас просто пожалел. Если сейчас вы не свалите подобру-поздорову — не обижайтесь. У меня разговор только с этим козлом.
Я угрюмо зыркнул на ощетинившегося Вована.
Не вняли.
Что поделаешь — у этой своры свои законы, не отличающиеся ни мудростью, ни человеколюбием…
Дальнейшее напоминало ураган. Я тоже дал выход неделями копившемуся раздражению.
Мне было уже наплевать на последствия. И я крушил противников направо и налево, стараясь лишь не зашибить кого-нибудь до смерти.
Вскоре все, кроме Вована, лежали на полу — кто в полном беспамятстве, а кто приходил в себя после моих сверхжестких блоков.
Вконец озверевший Вован, успевший опомниться от моего удара ногой в грудь, разломал табурет и теперь держал в руках ножки — два деревянных бруска по полметра длиной и с перпендикулярными рукоятками; в них превратились связывающие табурет поперечины.
— Ну, что медлишь, козел? — спросил я, сближаясь. — Бей!
Я знал, что тонфы, которые получились из ножек, его излюбленное оружие. Но специально дал ему возможность нанести несколько ударов, защищая только голову.
Вован провел, как ему казалось, сокрушающую серию и отскочил, ожидая, что я вот-вот грохнусь на пол.
Однако для меня его удары казались чуть посильнее комариных укусов.
Учитель каждый день производил «набивку» моего тела, что являлось одним из этапов в обучении приемов и методов хэсюэ-гун, «железной рубашки».
Он меня не щадил и охаживал дубиной до тех пор, пока я не покрывался синяками и кровоподтеками с головы до ног.
Правда, это было на первых порах.
После трех месяцев такой закалки мои мышцы совершенно импульсивно гасили энергию удара, а кости как бы оделись в броню.
— А теперь говорю тебе в последний раз — убери, где ты насвинячил. Иначе заставлю языком пол вылизать.
Я подошел к нему почти вплотную, глядя немигающими глазами.
Что он в них прочел, не знаю.
Но его руки разжались, импровизированные тонфы упали под ноги, и Вован, словно побитая собака, склонил голову и поплелся на кухню за тряпкой.
Я обвел взглядом исподлобья всех остальных — они стояли затаив дыхание — и пошел наверх, в игровую, где меня минуты через четыре нашел Чон.
Он услышал шум в столовой и спустился узнать, в чем дело.
— Ты нарушил мое распоряжение соблюдать тишину, — резко обратился он ко мне.
— Не я, а ваш любимчик Вован, — ответил я ему в тон.
— Листопадов, не испытывай мое терпение! Если ты думаешь, что Наум Борисович тебя защитит, то глубоко заблуждаешься.
— Я никогда и ни у кого не просил защиты.
Внутри у меня кипело — да плевал я на операцию внедрения и на Чона, вместе взятых!
— Ладно… — Видно было, что Чон едва сдерживается. — Мы еще поговорим на эту тему… после.
— Всегда к вашим услугам.
Я смотрел дерзко, с вызовом.
Чон хотел еще что-то сказать, но сдержался, лишь обжег меня мрачным пламенем своих глаз, превратившихся в щелки.
Он круто развернулся и пошел к себе.
Я сделал несколько быстрых глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы успокоиться, а затем забился в свой угол, где лег на матрас и задумался…
Сигнал тревоги прозвучал в половине четвертого ночи.
В спальне царила непривычная тишина, хотя почти никто не спал, и все мы услышали «голос» мобильного телефона, до сих пор немого, словно рыба.