— В посёлок! — скомандовал он и первым припустил по свежей борозде к дому.
Бежали напрямик, через бор, потом вдоль Уклейки по лугу. В посёлке ещё пожара не заметили. На улице никого не видно, лишь куры копаются в пыли да собаки дремлют в тени. А низко над домами, делая большие круги, тревожно летал аист. Длинные чёрные ноги и шея вытянуты, огромные крылья едва шевелятся. Молчаливая птица, не снижаясь, парила и парила над посёлком.
Огонь набирал силу, смело перепрыгивал с куста на куст, пытался достать до нижних ветвей больших деревьев, выжег до черноты усыпанный сухими иголками мох. Не страшась ребят, из-под ног выскакивали юркие полевые мыши и убегали от огня. Большой муравейник дымил, как вулкан, потрескивал, ярко вспыхивали отдельные иголки. Муравьи забились под землю, а те, что не успели добежать до муравейника, гибли.
— Беги на пожарную вышку! — сказал Роман Гришке. — Бей в рельс!
Остановившись на краю вырубки, Роман осмотрелся: огонь наступал на молодые посадки. Пылал почти весь перелесок. Пока ещё держались вековые сосны, но и у них стволы были опалены, дымилась толстая кора. Если огонь спалит молодые деревца, то ему ничего не стоит по расчищенной вырубке добраться до опушки соснового бора. Не пощадит пожар и трактор «Беларусь», что с прицепленным плугом стоит на краю поля. А где Анисимов?.. Надо копать ров сразу за молодым сосняком. Его всё равно уже не спасёшь. Искры с перелеска веером сыплются на молодые сосенки. Перелеска уже не видно: сплошная огненная стена. Жирные клубки дыма отрываются от кустарника и огненными птицами улетают в небо. Возле домов послышались голоса, а немного погодя ударили в звонкий рельс. Тревожные звуки разнеслись над посёлком. Люди выскакивали из домов — в основном женщины и дети, мужчины были в лесу — и растерянно смотрели на пылающий перелесок.
Роман растолковал ребятам, что нужно делать. Безжалостно срубать лопатами молодые саженцы, которые они сами посадили прошлой весной, и копать широкую канаву. Посерьёзневшие, притихшие мальчишки и девчонки немедленно взялись за дело. Затрещали молодые сосенки и ели, полетела из-под лопат перемешанная с хвоей земля.
Огонь приближался к трактору. Высокая трава съёживалась, чернела и, не вспыхивая, склонялась до земли. Где же Анисимов?!
Неожиданно Роман отшвырнул лопату, сорвался с места и что есть духу припустил к трактору. Навстречу летели искры, хлопья серого пепла. Узкий язык огня подобрался по траве к огромному баллону и жадно лизнул его. Противно запахло палёной резиной. Вскарабкавшись в кабину, Роман привычно завёл машину — какое счастье, что Анисимов не вытащил из замка зажигания ключ! — и рванул трактор с плугом с места. Наверное, он дал много газа — и машина захлебнулась, заглохла. Ощущая палящее дыхание огня, Роман снова включил зажигание и сдвинул трактор с места. Прицепленный сзади плуг послушно выворачивал с дёрном жирные пласты земли. Трактор ревел, напрягался, но ходко шёл вперёд. Наперерез бушующему огню потянулась первая чёрная борозда…
На другом конце поля Роман по крутой дуге, чтобы не опрокинуть плуг, с ходу врезался в поле с саженцами. Молодые деревца гнулись, ломались под колёсами, плуг выдирал их вместе с тонкими разветвлёнными корнями. Теперь Роман знал, что нужно делать: перепахать поле с саженцами до самого бора. Огонь дойдёт до этого места и споткнётся. Не перепрыгнуть ему на бор через распаханную землю!
Трактор с надсадным рёвом — Роман выжимал из него всё — ползал перед огненной завесой. С каждым заездом вспаханная полоса ширилась. Влажная развороченная земля блестела. Здесь огню не пройти. Ребята, не разгибаясь и не глядя на огонь, рыли сразу за полем с саженцами ров. Это — последний бастион перед сосновым бором. Если огонь и доберётся сюда, то уже не такой яростный, как в перелеске. Он ослабнет, потеряет свою силу, и его можно заливать водой из Уклейки. Из кабины Роман видел, как к речке с вёдрами в руках бежали люди. Иногда от ближайшего кустарника отскакивал сноп огня и жгучих искр и обдавал жаром его пылающее лицо. От горячих раскалённых баллонов несло горелой резиной. Этот отвратительный запах дурманил голову, вызывал тошноту. Мелькнула мысль: не взорвались бы баллоны! Тогда всё пропало!
И Роман стал уговаривать трактор продержаться ещё немного… Одна борозда, вторая, третья… А потом он позабыл про баллоны и переключил машину на вторую скорость. Вспаханная полоса становилась всё шире и подобравшийся к первой борозде огонь остановился. Правда, загорелись маленькие саженцы, вывернутые с корнями, но ребята тут же забросали их землёй. И всё равно огонь ещё был живуч. Ярко загорелась высоченная сосна. Сначала запылали нижние ветви, потом сразу вспыхнуло всё дерево. Будто сало затрещало на гигантской сковородке. Теперь огонь поверху мог перекинуться и на другие сосны. Достаточно было лёгкого порыва ветра.
Высунувшись из кабины, Роман закричал ребятам, чтобы они следили за летящими от сосны в сторону бора огненными клубками. Их можно лопатами тушить. Ветер, к счастью, был слабым, искры и раскалённые сучки не долетали до опушки бора, падали на вспаханную землю и с шипением гасли. Роман слышал, как ударилась горящая ветка в брезентовый верх кабины. Скатившись вниз, она угодила под острый лемех плуга.
По полю, размахивая руками и что-то крича, бежал Анисимов. В руке лопата, волосы на голове развевались, рот тракториста открывался и закрывался. «Вот чудак! — подумал Роман. — Как будто что-то можно услышать…» Анисимов на ходу вскочил в кабину и, отодвинув мальчишку, уселся за руль. Лицо его было напряжённым, глаза сузились. Он тяжело дышал. Однако, взглянув на Романа, улыбнулся и прокричал прямо в ухо:
— Не зря, выходит, парень, я тебя учил на тракторе?
Роман тоже улыбнулся спёкшимися губами. На щеке сажа, рубаха на плече тлела. Только сейчас он почувствовал жгучую боль. Выскочив на ходу из кабины, он не удержался и зарылся носом в землю. И, сидя в глубокой борозде, принялся землёй растирать плечо. Рубашка расползлась до самого ворота. «Рубаха-то совсем новая…» — как-то отрешённо подумал он и тут же забыл про рубашку и ожог: женщины с полными вёдрами толпились у горящего перелеска. Подкатил газик — и оттуда выскочил Пётр Васильевич Поздняков. Из ремонтных мастерских бежали мужчины с топорами, лопатами, баграми. Две лошади с бочками на телегах вскачь неслись по целине. Роман обратил внимание, что у гнедой кобылы грива заплетена в косички. Директор леспромхоза показывал рукой на огонь, потом на бор. Слов было не слышно: тарахтел трактор, удаляясь к другому краю поля, трещал огонь. На губах мальчишки появилась улыбка. Стена огня остановилась. Отдельные языки пламени норовили перебраться через развороченное поле с саженцами, но ребята тут же засыпали огонь землёй. Женщины, встав цепочкой, принялись лить воду на тлеющие саженцы. Поздняков лопатой рубил горящие кусты. Во все стороны летели искры. Шофёр подал газик назад, в безопасное место, и выскочил из кабины с топором.
Роман с трудом поднялся — от нечеловеческого напряжения свело мышцы шеи и ломило поясницу — и поплёлся к ребятам. Видя, что огонь остановился перед вспаханным полем, они перестали рыть канаву и, подойдя к краю горящего перелеска, стали забрасывать землёй всё ещё бушующий здесь огонь. Виталька Гладильников подошёл совсем близко к огню, и в него выстрелило веткой. Отшатнувшись, Виталька стряхнул с рубашки искры и снова полез в огонь. Никита Поздняков плашмя лопатой шлёпал по земле.
В клубах дыма спряталось солнце. Всё так же равномерно били и били в рельс. Роман взглянул на вышку, где виднелась маленькая фигурка Гриши, и подумал, что тот мог бы уже и перестать трезвонить. Все и так уже давно на пожаре…
Наверное, и аист понял, что опасность миновала. Совершив последний большой круг, он круто снизился, выпустил длинные полусогнутые ноги и плавно опустился на замшелую крышу.
22. Гнездо старого ястреба
В Погарино прошли дожди, и всё вокруг ожило, ещё яростнее зазеленело. В лесу проклюнулись белые грибы, на болотах — сыроежки. Прибавилось воды в Уклейке.
В этот день ребята жгли сучья на самой дальней делянке. Вместе с ними был Святослав Иванович. Проследив за прогоревшими кострами, он с сачком и сумкой отправился в соседнюю рощу за жуками и бабочками, а также понаблюдать за птицами. Солнце клонилось к закату, и ребята ждали леспромхозовский грузовик, который отвезёт их в посёлок. Гришка Абрамов от нечего делать забрался на высокую сосну — искать гнездо ястреба. Он сам видел, как матёрый рыжий хищник нырнул с добычей в когтях в гущу ветвей.
Майя стояла под сосной и уговаривала его не трогать гнездо.
— Ты же сам видел, что он грызуна принёс, — говорила она. — Оставь гнездо в покое, слышишь?
— Я его вижу! — сообщил Гришка. — В развилке на самой верхотуре. Там четыре птенца… Вот смех: глядят на меня и клювы разевают! Думают, я им жратву принёс…
Стоявшая рядом Тоня Яшина заметила:
— Ну и отчаянный! Ничего не боится! — И в голосе её — скрытая гордость.
— Позови его вниз — может, тебя послушается, — попросила Майя.
— Гриша, слазь! — сурово прикрикнула Тоня.
— Ещё один командир нашёлся… — насмешливо прозвучало сверху.
— Как же, он послушается! — усмехнулась Тоня.
— Ты что собираешься делать? — выглядывая Гришку среди шевелящихся ветвей, обеспокоенно спросила Майя.
— Возьму одного ястребёнка и воспитаю, — ответил Гришка. — Научу его рябчиков ловить… Раньше рыцари охотились с соколами?
— То с соколами… — усмехнулся Роман. — А ястреб тебе будет полевых мышей ловить.
— А может, он тетеревятник? — не сдавался Гришка. — Ой, они щиплются!
Птенцы запищали, и в то же мгновение над сосной промелькнула одна большая тень, вторая… Сверху послышался отчаянный вопль. Посыпались сучки, заколыхались ветви, и Гришка Абрамов, по-обезьяньи цепляясь за ствол, стремительно спустился вниз. Лицо растерянное, одно ухо окровавлено.
— Ну и змей! — возмущался он. — Откуда-то сверху свалился прямо на голову. Долбанул по черепу — я думал, палкой ударили… Пощупай, какая шишка! — нагнул он голову к Роману.
Тот пощупал и усмехнулся:
— Это не ястреб. Ты со страху сам стукнулся о сук своей башкой!
— Так тебе и надо, — сказала Майя.
— Букашек разных жалеешь, а человека тебе не жалко! — упрекнула Тоня Яшина.
— Чем это он меня по уху задел? — сказал Гришка. — Наверное, когтями.
— О ветку оцарапал, — подал голос Виталька Гладильников. — Мы же видели: ястреб над самой вершиной пролетел.
— И вечно тебя несёт куда не надо… — ворчливо выговаривала Тоня. — Это надо додуматься — на такую верхотуру забраться! А если бы свалился?
— Испугался небось? — спросил Виталька. — Душа в пятки?
— Ястреба? — усмехнулся Гришка. — Да я бы ему все перья из хвоста выдрал, если бы он до меня дотронулся…
— Если бы да кабы… — поддел Виталька.
— Хочешь, опять залезу и птенца достану? — загорелся Гришка, польщённый вниманием Тони.
— А ты не подначивай! — сверкнула глазами на Витальку девочка. — Ты бы не полез.
— Что я, дурак, — усмехнулся Виталька.
На узкой лесной дороге показалась крытая брезентом машина. Еловые лапы хлестали в борта, на капоте дрожали сухие сосновые иголки. Ребята гурьбой потянулись к грузовику. Из рощи пришёл Святослав Иванович. Под мышкой— охапка нарезанных веток.
Мальчишки подкатили к грузовику две пустые железные бочки и стали их грузить. Шофёр вышел из кабины и помог. Заметив на краю делянки опалённый берёзовый чурбак с большим пупырчатым капом, шофёр заинтересованно осмотрел его и, подозвав Семёна Горшкова — тот ближе всех оказался, — попросил помочь дотащить до машины. Шофёр увлекался резьбой по дереву, а из этого капа можно выдолбить прекрасную деревянную вазу…
Забираясь последним в кузов, Роман обратил внимание, что среди ребят не видно Майи, но, подумав, что она вместе с дедом уселась в кабину, тут же забыл об этом.
Большой грузовик, раскачиваясь и громыхая на неровной дороге, покатил по лесу. На брезент посыпались сучки, иголки, толстая ветка с размаху шлёпнула по борту.
Девочки негромко затянули: «Пусть всегда будет солнце-е».
23. Тревога в посёлке
На вырубке стало тихо. Медленно выпрямилась согнутая машиной молодая ёлка. С негромким клёкотом спланировал в гнездо на сосне золотой в солнечном луче ястреб. Птенцы встретили его радостным писком. Родители никогда не прилетают без угощения. У гомонились в гнезде птенцы. Ястреб снова взмыл в закатное небо. Сделав круг над вырубкой, не спеша полетел на вечернюю охоту. Лишь улетел ястреб, появился дятел. Он прилепился к другой сосне чуть пониже дупла и тоже стал кормить своих прожорливых птенцов. Птенцы по очереди высовывали из чёрной дыры широко раскрытые клювы и громко пищали. Так и жили по соседству два семейства: дятел и ястреб. Дружбы они не водили, но и жить друг другу не мешали.
На толстой берёзе пощёлкивала отодравшаяся белая берёста. Сонный, недовольный ёж выкатился из-за куста вереска и, пофыркивая, потрусил к влажному пепелищу. У края остановился, понюхал гарь, раздражённо хрюкнул и побежал по усыпанному иголками и сучками мху дальше. Неподалёку громко застрекотали сороки. Они заметили лисицу и сообщали об этой новости всему лесу.
Тихо на вырубке. Замолчали птицы. Дятел улетел за очередной порцией корма. А хлеб у дятла трудный: чтобы достать вкусного древесного червячка, ему нужно продолбить в дереве дырку, но дерево от этого не страдает, наоборот, вылечивается. Ведь желтоватый на вид безобидный червячок способен погубить всё дерево.
О том, что здесь были ребята, напоминали пепелища от костров и обрывки газет, в них были завёрнуты бутерброды.
И ещё одно: на опушке под толстой сосной сиротливо лежала красная шерстяная кофточка.
Эта кофточка принадлежала Майе.
Вечером обеспокоенный профессор пришёл к Басмановым. Уже давно бы пора быть внучке дома, а её всё нет. Мать Романа месила на кухне в квашне сдобное тесто для пирогов. Полные руки до локтей в белом клейком тесте. Выслушав профессора, она тотчас разбудила Романа, — намаявшись за день, он прилёг на диване с журналом и заснул. Ничего не понимая спросонья, он смотрел на старика моргающими глазами и двигал бровями, прогоняя сон. А когда понял, в чём дело, заволновался и спросил:
— А разве она не с вами была в кабине?
— Бедная девочка! — ахнул профессор. — Она осталась в лесу!
Не слушая, что ему говорит мальчик, Храмовников, хватаясь рукой за грудь, побежал к дому директора леспромхоза. От одной мысли, что, на ночь глядя, заблудилась в лесу внучка, ему стало страшно.
Проводив взглядом почтенного профессора, который, нелепо взмахивая руками, боком трусил по улице, Роман метнулся в дом, натянул брюки, куртку, кеды — шнурки он так и не успел завязать — и бросился за калитку.
— Куда ты? — крикнула вдогонку мать, но он не ответил.
Через несколько минут он был уже у дома Пестрецовых. Перемахнув через забор и прячась в тени от яблонь, пробрался к крыльцу. Так и есть, мопед стоял на своём месте, прислонённый к ограде. Крадучись, Роман вывел его по тропинке к калитке, тихонько отодвинул щеколду и вышел на улицу. Покосившись на задёрнутые белыми занавесками окна, бегом припустил с машиной вдоль улицы. Уже за околицей завёл мопед, включил и снова выключил пока ещё не нужную фару. Когда он проезжал мимо дома бабки Пивоваровой, где жили профессор и Майя, на дорогу выкатился белый пушистый комок и с лаем припустил за ним. И тут Романа осенило: он резко затормозил и спрыгнул с мопеда. Положив его прямо на дорогу, подхватил на руки подбежавшего Гектора и, пробормотав: «Свои, свои, Гектор!» — пристроил его за пазуху, благо пёс был чуть побольше кошки.
Гектор возмутился подобной бесцеремонностью, зарычал и оцарапал живот, однако, когда мопед затрещал и помчался по лесной тропинке в глубь соснового бора, перестал ворчать и притих.