Напевая под нос привязавшийся с утра мотив: «А я иду, шагаю по Москве…» — Роман Басманов направлялся к зданию конторы леспромхоза. Под мышкой — отцовская сумка с документами. Отец попросил передать бумаги в бухгалтерию, а сам вместе с егерем Лапиным отправился в обход леса.
Не доходя каких-то трёхсот метров до конторы, Роман услышал знакомый гул: по улице на гигантских баллонах катил трактор «Беларусь». В открытой кабине за рулём сидел Михаил Анисимов. Кирпичное от загара добродушное лицо улыбалось. А раз у Анисимова хорошее настроение, можно его уговорить дать покататься на тракторе…
Роман помахал рукой, и Анисимов притормозил. На его лице резко выделяется толстый красный нос. Это не оттого, что Михаил пьяница: нос у него всегда такой. С детства. Лицо нормального цвета, а нос — как помидор. Впрочем, это не портило Анисимова. Главное, как говорил отец, чтобы человек был хороший. А Михаил был добрым парнем.
— Молодому Басманову моё почтение, — сказал Михаил.
— Можно, я с тобой? — попросился Роман.
— В моей карете одно удовольствие прокатиться… — улыбнулся Анисимов. — Это не ДТ-пятьдесят четыре, летом жарко, а зимой холодно. А скорость? Могу запросто выжать шестьдесят километров в час!
— Это ты хватил, — сказал Роман, вскарабкиваясь в высокую кабину.
— Не веришь? Ну, тогда гляди!
Взревев, «Беларусь» ринулся по дороге к околице. Маленькие ямки, выбоины ему нипочём. Он вообще их не замечает. Роман посмотрел на спидометр: стрелка колеблется возле цифры пятьдесят.
Михаил поймал его взгляд и несколько сконфуженно заметил:
— Тут подъём, а вот с горки…
И действительно, когда дорога пошла под уклон, стрелка медленно, с трудом, но всё-таки подползла к цифре шестьдесят.
Анисимов сразу сбросил газ и победно улыбнулся.
— Зверь, а не агрегат!
— Это только ты можешь, — заметил Роман.
«Беларусь» свернул с просёлка на целину и по примятой траве покатил к опушке леса, где на старой выкорчеванной вырубке Михаил расчищал от пней и узловатых корней площадку под картофельное поле. Чёрные, коричневые, серые пни, извлечённые из-под земли, напоминали гигантских морских чудовищ с длинными узловатыми щупальцами. Сваленные в кучи, они так переплелись, что их невозможно было расцепить.
— Миша, — просит Роман, — дай порулить! Ну хоть до вырубки!
— Я ж тебе позавчера давал, — не сразу соглашается Анисимов, но всё же останавливает машину и уступает своё место Роману. Тот, порозовев от удовольствия, нежно обхватывает обеими руками руль, трогает ногами сцепление, тормоза. Правда, чтобы их достать, нужно немного сползти вниз с сиденья. Михаил, не глядя на него, закуривает. Он знает, что мальчишка сумеет стронуть с места трактор. Не первый раз. «Беларусь» — отличная современная машина, не то что старички гусеничные. Мало чем отличается от автомобиля.
«Беларусь» вздрагивает, потом сердито рычит и наконец, выпустив облачко синего дыма, рывком скачет с места. Сейчас он напоминает гигантского кузнечика, присевшего на толстых ногах и готовящегося к очередному прыжку. Слышится скрежет, трактор немного знобит, однако, поворчав, он прибавляет ходу: Роман перевёл рычаг на другую скорость. Бросает косой взгляд на невозмутимо попыхивающего папиросой Анисимова. Тот молчит. Роман смиряется и ведёт машину на скорости двадцать километров в час. Быстрее нельзя: дорога не позволяет. Да и какая это дорога? Две широких полосы в высокой луговой траве. Слышно, как стебли хлещут в днище машины, задевают за скаты.
Точно ведя машину по двум колеям в траве, Роман улыбается. Ему приятно держать в руках чёрную отполированную баранку, чувствовать ногами податливые пружинистые педали, ощущать ладонью рычажок переключения скоростей. И потом сидишь на сиденье, как царь на троне.
— Послушай, Анисимов, — спрашивает Роман, — а есть машины выше трактора?
— А как же? — усмехается тот. — Я в армии ездил на таких тётях… «Беларусь» рядом с ними — букашка!
Разработанная вырубка неумолимо приближается. Роман снова бросает быстрый взгляд на Михаила. Тот выкурил уже полпапиросы. Сидит рядом и задумчиво смотрит на опушку леса. Солнце ярко высветило розоватые сосновые стволы, блестят зелёные иголки. Посередине поля стоит тракторная платформа, нагруженная пнями. Да их и положишь-то всего несколько штук: растопырятся корнями во все стороны, не пускают на тележку один другого. Анисимов всё сам делает: и пни корчует, и ковшом поднимает их на тележку, и бульдозером выравнивает площадку. Выкорчеванные пни отвозит к речке, где их жгут. «Беларусь» — это такой трактор, который всё умеет делать. У него полно всяких приспособлений, их нетрудно быстро заменять.
Лицо Романа становится напряжённым, в карих глазах появляется упрямый огонёк. Прихватив зубами нижнюю губу, он отчаянно вертит руль, и послушный его воле трактор делает крутой разворот. Щёлкает переключатель скоростей — и машина бежит по старому следу в обратную сторону. На спидометре 30, 35, 40 километров. Всё сильнее хлещет трава по огромным баллонам, трактор то и дело подбрасывает.
Молчит Анисимов. Курит. Вот он выплёвывает окурок и кладёт большую загорелую руку мальчишке на плечо. Лицо у него серьёзное, однако в глазах мельтешат весёлые огоньки.
— Тормози, парень, — спокойно говорит он. И Роман подчиняется. Ему немного стыдно, что не спросил разрешения на этот манёвр, но руки сами всё сделали. Очень уж ему хотелось побыстрее прокатиться.
«Беларусь» останавливается в высокой траве. И снова он напоминает гигантского пригнувшегося кузнечика. Голубого кузнечика, который теперь будет на вырубке стрекотать до самого вечера.
— Не сердись, Анисимов, — говорит Роман.
— Пустяки, — улыбается тот. — Ты скоро лучше меня научишься трактор водить… Эк лихо развернулся.
— Хорошая машина, — говорит Роман. Он понимает, что Михаил это просто так: он, Анисимов, отличный тракторист, это все в посёлке знают.
Роман ждёт, когда Анисимов включит передачу и развернётся, но тот внимательно смотрит сверху вниз на него. Как будто ждёт чего-то.
— Говорят, Тришка с капканом на лапе приходил в посёлок? — вдруг спрашивает он.
— Было дело, — настораживается Роман. Ему хочется, чтобы все забыли про медведя. Тришка уже давно живёт в лесу, и нечего о нём вспоминать. Это не оттого, что Роман ревнует всех к своему Тришке. Просто люди захотели, чтобы его не было в посёлке, так теперь нечего про него и вспоминать… Никто не видел, какими глазами Тришка смотрел на Романа и его отца, когда они, уж в который раз, поздними вечерами, чтобы люди не видели, уводили ничего не понимающего медвежонка в лес. Никто не слышал, даже отец, что говорил на ухо своему любимцу Роман… А разве просто объяснить зверю, вскормленному людьми, что он стал лишним?
— Лучше бы он здесь больше не появлялся совсем, — говорит Михаил. — В прошлое воскресенье напугал мою жену и соседку — они за кореньями в лес ходили. Жена-то ничего, узнала его, а соседка до сих пор не может уняться…
— Он ведь их не тронул?
— Не в этом дело… Народ поговаривает, что надо его… в зоопарк определить.
— Зоопарк — это тюрьма! — перебивает Роман. — Он любит волю. Я ему ошейник сделаю. Всем будет понятно, что он ручной… Никто пугаться не будет.
— Я-то понимаю, что на воле лучше, — говорит Михаил, — а вот… В общем, люди, парень, разные бывают.
Анисимов улыбнулся, помахал рукой и включил передачу. «Беларусь» взревел и почти на одном месте развернулся. Ничего не скажешь, лихой Михаил тракторист!
Трактор укатил к вырубке, а Роман стоял в высокой траве и задумчиво смотрел на кромку леса. Ветер шевелил его густые чёрные волосы.
Собранный и маслянисто поблёскивающий мопед был прислонён к забору. Ничто не напоминало о случившейся аварии, лишь фара была погнута и без стекла. Казалось, крутни рукоятку — и машина весело зафырчит, сорвётся с места и помчится по дороге, только пыль по сторонам… Однако лица у мальчишек были унылые. Засунув руки в карманы испачканных в смазке брюк, Роман хмуро смотрел на своё детище. Почти полмесяца ремонтировал и собирал он этот безнадёжно разбитый мопед. Гриша, как мог, помогал. Он не особенно разбирался в технике, зато был старательным и исполнительным помощником. Что бы Роман ни сказал, Гришка тут же добросовестно выполнял. Пришлось несколько поломанных деталей вытачивать на токарном станке в ремонтных мастерских. Конечно, если бы не токарь, дядя Пантелеймон, этих деталей бы не было. Только такой опытный мастер мог выточить сложные стальные детали для мотора. Дядя Пантелеймон уважал мальчишку за техническую смекалку и в любое время разрешал ему приходить в мастерскую и даже позволял работать на расточном и токарном станках. Больше никто из мальчишек такой чести не удостаивался.
И вот, несмотря ни на что, мопед стоял недвижимым. Сколько ни крути рукоятку, не заведётся он и не помчится по дороге…
— Единственный выход, — сказал Роман, — купить в спортивном магазине. Даже дядя Пантелеймон не сможет сделать сцепление в сборе. А без сцепления… — Роман толкнул ногой машину. — Его даже как велосипед нельзя использовать.
— А где мы деньги возьмём? — взглянул на него Гриша.
— Дело труба, — подытожил Роман. — У отца просить неудобно, потому что в прошлое воскресенье купили мне новое зимнее пальто, а сестрёнке — трёхколёсный велосипед…
— Наши копят на холодильник, — вздохнул Гришка. — А зачем он нам, когда погреб есть?
Помолчали, изредка бросая взгляды на мопед. Никелированный, с таким трудом выпрямленный руль сверкал в солнечном луче, поблёскивали спицы. Оба колеса были сплющены, а теперь как новые. Каждую спицу Роман выпрямил и вставил в обод, а сколько труда затрачено на устранение чудовищных восьмёрок! Даже разбитый сигнал заново восстановлен, обклеено кожей ободранное седло… Но мопед существует не для того, чтобы на него любоваться. На мопеде надо ездить. А без сцепления не поедешь…
Вдруг лицо Гришки прояснилось. Он взлохматил пятернёй свои белые волосы, хлопнул рукой по колену и воскликнул:
— Будет у нас сцепление!
Роман недоверчиво посмотрел на него. Он молча ждал, что ещё скажет приятель.
— Читал на доске объявление? — спросил Гришка.
— Продаётся по дешёвке новое сцепление для мопеда? — невесело пошутил Роман.
— Лесхоз заготовляет сосновые шишки на семена, — выпалил Гришка. — Виталька Гладильников с ребятами уже два дня ломают шишки. Хвастался, что десять рублей заработал!
— Что же ты молчал? — оживился Роман.
— Не до шишек было… — кивнул на мопед Гришка.
— Беги за мешком — и в лес! — скомандовал Роман. Мы с тобой этих шишек наколотим тонну!..
7. Легкий заработок
На самом деле оказалось, что сосновые шишки не так-то просто заготовлять. Они росли высоко на концах ветвей, и, чтобы добраться до них, нужно было вскарабкиваться на дерево и, продвигаясь по раскачивающемуся суку, срывать. Работа была опасная и малопроизводительная. И кто-то из мальчишек придумал лёгкий и простой способ: забравшись на дерево, топором отсекать усыпанные шишками ветви, а то и вершину, где особенно много шишек. Глядя на других, вооружились топорами и Роман с Гришкой. Дело пошло гораздо быстрее, и скоро два мешка были до половины набиты зелёными клейкими шишками. Мохнатые колючие ветви со стоном валились на землю, приминая маленькие сосны. Заготавливали шишки неподалёку от посёлка. Никому не хотелось углубляться в чащу. Оттуда дальше тащить тяжёлые мешки. Там, где поработали заготовители, будто пронёсся свирепый ураган: повсюду валялись безжалостно обломанные ветви, вкривь и вкось срубленные вершины; зелёный лапник и нежная красноватая кора усеяли землю. Уродливыми и жалкими выглядели безголовые и безрукие сосны. На белых расщеплённых стволах янтарными слезами блестела обильно выступившая смола.
Балансируя на тонком суку, Роман рубил ветку. Одной рукой он держался за ствол, а второй махал топором. Вот ветка затрещала, и Роман наступил на неё ногой. Ветка со стоном обломилась и тяжело ухнула вниз. По пути она задевала другие ветви, и всё дерево задрожало, загудело, колючие лапы замахали у самого лица. Тяжёлая ветка со свистом и глухим шумом рухнула на землю. Обрубленный сук сиротливо, будто белая обнажённая кость, торчал на стволе.
Поднявшись выше, Роман стал оглядываться, выбирая другую ветку с гроздьями шишек, и тут услышал знакомый лай. Так лаять мог лишь Гектор. И действительно, внизу, под деревом, носился фокстерьер и заливался лаем. Отсюда, с верхотуры, пёсик напоминал зайца. Роману почему-то и в голову не пришло, что близко должен быть и хозяин. Поэтому он вздрогнул от неожиданности и чуть не выронил топор, отчётливо услышав гневный голос:
— Бей, круши, ломай! Дерево — оно молчит. Сдачи не даёт!
Это голос дедушки Майи. Учёного орнитолога. И хотя Роман не чувствовал за собой никакой вины — все мальчишки рубили деревья, — ему стало неприятно. Он вспомнил разговор со старичком на лугу. Тот возмущался, что поля опыляли ядохимикатами… Орнитолог, наверное, не знает, что возле поселкового Совета на доске висит объявление, в котором сказано, что лесхозом принимаются от населения шишки на семена.
Роман мог бы и не послушаться, в сущности, постороннего человека, дачника, однако что-то заставило его спуститься вниз. Рядом с орнитологом стояла в своих белых брючках Майя. Она с презрением смотрела на Романа и даже не поздоровалась. Гектор бросился к нему и, прихватив зубами брючину, стал с рычанием трепать. Майя прикрикнула на него, и пёс неохотно отпустил.
Пощупав пальцами свою остроконечную седенькую бородку, старичок сурово взглянул на Романа.
— Пионер?
Роман кивнул.
— За что же ты так ненавидишь природу?
— Мы шишки заготовляем, — опешив, ответил Роман. — Из шишек вылущат семена, посадят — и вырастут новые деревья.
— Знаешь ли ты, сколько растёт одно дерево, например, сосна?
Этого Роман не знал.
— Тридцать-пятьдесят лет, — отчеканил старичок. — Чтобы снова выросла вот такая сосна, которую ты безжалостно изувечил, нужно ждать полвека. Ни я, ни твой отец этого уже не увидим.
— А как же лесорубы? — сказал Роман. — Они гектарами валят лес. И не такие сосны, а в два-три раза толще.
— Они рубят на специально отведённых участках выбракованный лес… Вот что, дружок, — устало и уже без прежней враждебности сказал старичок. — Собери сюда всех… горе-заготовителей, я хочу с вами поговорить. Иногда голова не ведает того, что творит невежественная рука…
— Вредители, — с презрением сказала Майя.
— А ты кто? — насмешливо посмотрел на неё Роман. — Ещё хуже — убийца!
Майя даже растерялась от такого чудовищного обвинения. Молча смотрела на Романа и молчала.
— Глянь под ноги, — безжалостно продолжал тот. — Ты топчешь муравьёв!
Майя с испуганным возгласом отпрыгнула в сторону: на муравьиной дорожке корчились несколько раздавленных насекомых.
— Я не заметила, — растерянно произнесла она.
— Упокой, господи, их души… — закатив глаза к небу, торжественно изрёк Роман.
С мешком за плечами пришёл запыхавшийся Гришка. Шмякнув ношу Роману под ноги, вытер рукавом пот со лба и радостно сообщил:
— Я на бугре три сосенки застолбил… Все как есть обсыпаны шишками!
— Ещё один вредитель объявился, — усмехнулась Майя.
— Что? — удивлённо повернулся к ней Гришка.
— Ты истребитель леса, — сказала Майя. — Сколько деревьев погубил!
Гришка растерянно хлопал глазами, переводя взгляд с неё на приятеля. В отличие от Романа, он был не очень-то находчив. Вот таращить глаза и хлопать белыми ресницами — это он мог. А в особенно затруднительных случаях, как сейчас, мог и рот раскрыть.
— Правильно она говорит, — сказал Роман. — Сколько сосен погубил! — И он с отвращением пнул ногой мешок с шишками.
— А как же сцепление? — таращил на него глаза приятель.
— Можно было и без топора обойтись, — буркнул Роман. — Айда за ребятами!
— Лёшка Дьяков большущую сосну под корень рубит, — сказал Гришка.
— Ну и дурак! — зло ответил Роман. Только сейчас он понял всю нелепость содеянного: из-за каких-то дурацких шишек губить сильные цветущие деревья! И даже не из-за шишек, а из-за собственной лени. Топором куда быстрее чем руками…
Во время этой перепалки учёный с лупой в руках обследовал старое птичье гнездо, свалившееся вместе с огромной веткой. Казалось, он забыл про мальчишек. Майя, увидев большую бархатную бабочку, схватила сачок и побежала за ней.
Роман и Гришка понуро поплелись по тропинке в ту сторону, откуда доносился весёлый перестук топоров.
— А знаете ли вы, что, не будь на земле леса, не было бы и жизни в той самой форме, в которой она существует сейчас. Не было бы человека, животных, птиц, насекомых.