- Жалко, - сказал Логунов.
- Кругом война, а он выжил. И не боится нас, - лицо Угольникова опять стало тяжелым, жестким. - Отчаянный заяц.
Лейтенант нахмурился. Он посмотрел на спокойно сидевшего зайца, перевел взгляд на зажатый в руке пистолет и неожиданно покраснел. Как вспыхнул. В одно мгновение и лицо, и уши, и даже шея стали у него ярко-красными. Иванов повернулся спиной к спутникам. Неловко ему стало и за пистолет, и за то, что зайца захотелось убить. А более всего, наверно, стыдился от того, что покраснел, как девчонка. Теперь незнакомые люди могут невесть что подумать о нем, боевом офицере, командире танкового взвода. По такому пустяку - и сорвался.
- Крупный, я и не знал, что бывают такие большие, - Логунов с интересом разглядывал серого. - И с характером.
- Да уж, и чувствует здесь себя хозяином,- поддержал его Угольников. Они как будто договорились не заметить ни того, как сорвался лейтенант Иванов, ни то как он покраснел. Хоть и комвзвода, а мальчишка. - Сколько их расплодилось за войну... Охотников сейчас нет, вот они и разбегались. Отчаянные нынче зайцы пошли, ничего не боятся.
Лейтенант Иванов тем временем пришел в себя. Когда он повернулся, лицо у него было нормальным с симпатичными конопушками, а губы растянулись в смущенную улыбку.
- Свалял дурака, - сокрушенно покачал он головой. - Ни разу, понимаете, ни разу в жизни не видел живого зайца. Горожанин я. А книг про охотников и про зверей прочел уйму. Первая необдуманная и глупая реакция. Тут и пистолет под рукой. Дико, конечно...
Лейтенант нарочито медленно, пытаясь подчеркнуть не то солидность свою, не то спокойствие, уложил пистолет в кобуру, неторопливо застегнул ее. Жестом предложил Логунову и Угольникову продолжать путь.
Заяц сидел на том же месте. Проводил их взглядом, почесал лапкой возле уха, совсем как кошка. А когда они ушли достаточно далеко, неторопливо отправился к кусту, возле которого его спугнули. День стоял жаркий, и в тени развесистого куста представлялась ему неплохая возможность подремать. Пока опять не станут стрелять.
Иванов и сержанты поднялись на небольшую высотку. Подножие ее мягко переходило в степь, сливалось с нею. На склонах, поближе к вершине, на фоне порыжевшей, поблекшей травы выделялись темно-зеленые пятна невысоких кустарников. Сама вершина высотки оказалась плоской и широкой. Справа, как на ладони, расстилалась серыми домиками и зеленью садов деревушка, впереди хорошо просматривалась степь с растянувшейся по ней темной дорогой.
- На этой высотке ваши орудия и надо поставить, - как подарок выдал Иванов. - Комбриг всю округу обошел. А сюда поднялся, глянул и сказал: "На ящике с песком такую позицию никто не разрешит соорудить. Скажут - слишком хорошая, в жизни такие не встречаются. А жизнь совершенно неожиданно может подсунуть сюрприз. Если у пушкарей коэффициент соображалки достигает хотя бы сорока процентов, они свои орудия здесь поставят". - Ну как? Подходяще?
Что тут скажешь? Прав был комбриг. И соображалка у пушкарей сработала нормально. Позиция выглядела сказочно удобной. Дорога вначале расстилалась прямо к высотке, на которой они стояли, но, не дойдя до нее метров семьсот, сворачивала на юг и шла еще метров четыреста вдоль высоты. Затем опять поворачивала на восток, прямо к Лепешкам.
Между высотой и дорогой, почти на всем ее протяжении, лежал глубокий, с обрывистыми краями овраг, уходивший далеко в степь.
- Шикарную позицию для орудий твой комбриг выбрал, - оценил
Логунов.
- Подходящее место, - одобрил и Угольников. Редкий случай, когда ему что-то понравилось. - Опытный видно мужик.
- Не то слово, - расцвел Иванов. - Наш комбриг еще в Монголии воевал, на Халхин-Голе. Тут такое дело... Их танки пойдут по дороге, это понятно. Кто по целине погонит машину, если дорога есть, и ничего ему на этой дороге не угрожает? Вы ждете, пока танки повернут на юг и подставят борта. И крошите их. У вас полминуты будет, пока они сообразят, что к чему. Не меньше. А когда они сообразят, то развернуться пойдут на вас и тоже откроют огонь. Тут уж кто кого... Хорошо окопаетесь, наверняка обойдется. Но и это недолго будет. Метров пятьсот пройдут, а там овраг. Такой овражище... Сами видите, натуральный противотанковый ров. Фрицы сообразят, что добраться до вас нельзя. А перестреливаться на открытой местности с орудиями: кто кого, танки не любят. Значит, снова они должны вернуться на дорогу, чтобы пойти в обход, вдоль окраины Лепешек. А вы их, тем временем, крошите...
- Не проханже, - поморщился Угольников. - Не выйдет.
Танкист с удивлением глянул на него.
- Чего это не выйдет?
- Не пойдут они на нас оттуда, - Угольников ткнул пальцем в сторону дороги, за оврагом. Овраг.
- Почему не пойдут? Самое для фрицев разумное - развернуться и рвануть на орудия. Вполне грамотно. Оврага оттуда не видно.
- Самое для фрицев разумное, прежде чем придти сюда, на карту глянуть, - напомнил Угольников. - Фрицы, они тоже не дурные и вполне грамотные. Прежде чем начать наступление, должны посмотреть: куда им идти и как идти.
- Конечно, посмотрят, - согласился Иванов. - Но такой мелочи, как овраг, на нормальной карте нет. А крупномасштабных у фрицев быть не может. Даже у нас таких карт нет.
- У нас нет, а у фрицев вполне могут быть, - не согласился Угольников.
- Могут, - поддержал его Логунов. - "рамы" целыми днями в небе болтаются. Аэрофотосъемка.
- Ну и что? У нас тоже аэрофотосъемка есть, а ты хоть раз видел крупномасштабную карту? - спросил Иванов и сам ответил: - Не видел. Наш комбриг постоянно напоминает: "Раздолбайство - категория международная и присущая всем армиям. Берите, ребята, всегда упреждение на раздолбайство". Ты что, для фрицев исключение делаешь? Думаешь, у них в штабах раздолбаев нет? - поинтересовался танкист.
- Пожалуй, прав твой комбриг, - согласился Логунов. - Должны быть раздолбаи и у них.
- А если сообразят? - Угольников не сомневался, что у фрицев в штабах имеются раздолбаи. Но всегда рассчитывал на худшее, такой неприятный характер был у сержанта. - Может у них главный раздолбай сейчас в отпуске.
- Если так, то ничего мы не теряем, - Иванов, в отличие от Угольникова, надеялся на лучшее. А возможно, он эту проблему со своим комбригом уже обсудил. - Тогда фрицы сразу идут в обход оврага, чтобы пройти через Лепешки и ударить по вашим орудиям. Вы разворачиваетесь и встречаете их...
- Не разворачиваемся и не встречаем, - прервал его Логунов.
- Как это? - не понял танкист.
- А так это... Если нам надо ударить по колонне, когда она еще на марше, а потом встретить танки, когда они рванут к оврагу, то орудия надо поставить вон там, - Логунов показал на левую окраину высотки, на которой они сейчас стояли. - А когда танки пойдут на нас из Лепешек, орудия должны быть вон там, - он показал вправо, в сторону деревушки. По другому нельзя. Понимаешь?
- Как же так, - растерялся Иванов. - А комбриг сказал, что можно...
- Ваш комбриг танкист, - напомнил лейтенанту Логунов. - И ты танкист. И рассуждаете вы, как танкисты. На танке можно в одну сторону пострелять, потом быстро переехать и пострелять в другую сторону. А у нас пушки. И чтобы на прямой наводке работать, для них надо "пятачки" подготовить. У орудий брони нет, без укрытия танки наши пушки быстро расшибут. Поэтому надо для них специальные окопы соорудить. И возить их машиной с места на место под огнем - дело дохлое. Быстро накроют.
- Как же теперь?.. - А комбриг сказал: " Здесь артиллеристы их и встретят"...
Чтобы встретить их и здесь, рыть нам в два раза больше, - он посмотрел на Угольникова и Птичкина, - Не знаю... Боюсь, не успеем...
Птичкин промолчал, только пожал плечами: " Как скажешь, командир..." Угольников промолчать не мог:
- Ну, прямо, сплошная хренатень прет, - возмутился он. - Нам, чтобы по-настоящему обжить эту высотку, пару дней надо. А за день... Ну, не двужильные же мы. Чего они там, в штабах?.. Ни хрена не соображают?! Вчера надо было начинать.
- Что предлагаешь? - спросил Логунов. - Будем мы копать, или не будем, танки все равно пойдут.
- А ничего я не предлагаю! - Угольников сердито сплюнул. - Нас же так подставили, что деваться некуда. Придется вкалывать как каторжным...
- Подставили, не подставили, а деваться нам некуда, - Логунов глянул в сторону Лепешек. - Роем "пятачки" и здесь. И пулеметные гнезда тоже. Так?
- Так, - подтвердил Птичкин.
- Попробуем, может и успеем, - пожал плечами Угольников. - А если и успеем, так вымотаемся...
- Сколько успеем, - решил Логунов. - А вы? - спросил он у Иванова. - Встретим мы здесь фрицев. А вы тогда здесь зачем? Вы что делать станете?
- Вот! - обрадовался танкист, что артиллеристы решили принять план комбрига. - В этом то и все дело! Когда вы огонь откроете, они же больше ничего соображать не будут, решат, что вы здесь одни и без оглядки на вас попрут. Вам продержаться всего-то минут пяток. Мы тянуть не станем. Как только мимо Лепешек танки пройдут, мы и выходим. Бьем их с тыла. Комбриг говорил: " Клещи им надо устроить!" Мы и устроим. Вы с одной стороны, мы с другой. И кранты им.
- Ну, ты стратег, лейтенант, - искренне похвалил танкиста Логунов. - Как будто академию кончал.
- Ага, саратовское танковое училище. Четырехгодичный курс. Но за шесть месяцев, - ухмыльнулся он. - На фронт прибыли, первым делом отоспались. Потом отъедаться начали. Это же после училища - курорт. А со стратегией, это наш комбриг все рассчитал. Он здесь все излазил, все осмотрел. И набросал план боя.
- Интересный у вас комбриг.
- Не то слово. Он еще и в Финскую воевал, Линию Маннергейма на танках штурмовал. А это, скажу я вам, такой орешек был...
- Чего это он: с таким стажем и всего комбриг?
- Так его после Финской посадили. Его каким-то шпионом объявили: не то японским, не то испанским. Или сразу и тем и другим. Война началась, сказали: "Ошибочка вышла". Выпустили, дали взвод. Сейчас комбриг.
- Про пехоту ваш комбриг ничего не сказал? Нам много и не надо. Хоть бы один взвод.
- Как не сказал? Полной мерой выразился. Сказал, что судя по бардаку, который здесь наблюдается, пехоты нам не подбросят и это хреново.
- У фрицев пехота будет, - напомнил Угольников. - Они без пехоты - никуда. Они за своими танками на машинах катят. Когда заварушка начнется, автоматчики в овраг скатятся, укроются там, потом полезут на высотку. А нам не до них будет, нам бы с танками управиться.
- Комбриг то же самое сказал, - подтвердил Иванов. - А еще он сказал, что если артиллеристы попадутся умные, они должны бы пару пулеметиков захватить. Тогда все проще будет.
- Мы как раз попались умные, - сообщил Логунов. - Путеметиками запаслись.
- Вот и хорошо, - просиял лейтенант. - Ну, ребята, вы даете... Значит, и здесь порядок.
- Пулеметы есть, стрелять из них некому, - пожаловался Угольников. - Может выделишь кого?
- Никак, - развел руками Иванов. - Три танка, три экипажа. Машины: ни одного человека убрать нельзя.
- Понимаю, - согласился Логунов. - Выделим людей к пулеметам.
- Оголим орудийные расчеты, - предупредил Угольников.
- Не оголим. Земсков с пулеметом пришел. Водителей у нас два. Один без машины.
- Значит, занимаете позицию, ждем гостей.
- Занимаем.
- Тогда ведите сюда своих орлов.
* * *
Логунов оставил возле машины и орудий Гогебошвили и Земскова. Остался и Малюгин, которого сержант хотел отправить в госпиталь с первым попутным транспортом. Остальные разобрали лопаты, кирки, ломы и пошли обживать высоту.
Птичкина Логунов назначил вместо себя командиром первого орудия. Если не считать Гогебошвили, в расчете Птичкина теперь оставалось всего два человека, и Логунов перевел туда наводчиком Григоренко. Уравнял расчеты: теперь в каждом по четыре человека. Оно и так, возле орудия никогда больше пяти не было. Так что нормально. Воевать можно.
Новоиспеченный командир орудия привел расчет на облюбованное новым комвзвода место, поручил Григоренко рыть щели, а сам с Трибунским и Гольцевым взялся за "пятачок" для пушки. Птичкин сбросил гимнастерку и тельняшку, и на его левой руке, повыше локтя, зашевелилась, ожила симпатичная русалочка с развевающимися голубыми волосами и длинным чешуйчатым хвостиком. Остальные, следуя примеру командира, тоже разделись. Привычные к земляным работам артиллеристы копали неторопливо. Гольцеву, хоть он и был здесь самым крупным и самым сильным, приходилось трудней. Работать с землей тоже надо уметь.
Свое назначение командиром орудия Птичкин принял как должное. Он пришел в полк зимой, уже младшим сержантом, и тогда еще мог рассчитывать на эту должность, если бы хоть немного разбирался в артиллерии. Но в артиллерии Птичкин не разбирался совершенно, кроме того, считал свое пребывание в огневом взводе временным и намеревался перебраться в полковую разведку. А если не направят его в разведку, то пусть переводят в пехоту. Хорошо бы - в морскую пехоту. Птичкин не хотел стрелять издалека. Фашисты нужны были ему рядышком, чтобы он видел, как падают они после его выстрелов, чтобы у него была возможность достать кого-нибудь из них руками. И существовали на то у Птичкина веские причины.
Володя Птичкин встретился с войной вплотную еще в сорок первом, когда группа немецкой мотопехоты прорвала фронт и неожиданно вышла к маленькому приморскому городку, в котором Птичкин жил. Случилось это в минуты, когда едва-едва начинал брезжить рассвет. Маленькие города спят в это время особенно крепко.
Немецкая мотопехота ворвалась в сонный, ничего не ожидавший городок, что называется, с ходу. И тот проснулся от грохота мотоциклетных и автомобильных моторов, взрывов гранат и автоматных очередей.
В первые минуты никто ничего не понял. Не понял и Володя. Просто выбежал на улицу посмотреть, что там делается.
Улица была пустынной, а вокруг все дрожало от взрывов и стрельбы. Володя добежал до угла, выглянул на главную улицу, проспект Карла Маркса, и тут же укрылся за высоким крыльцом. По дороге катили мотоциклы. Штук десять или пятнадцать мотоциклов с колясками. Седоки колясок, не приподнимаясь, не вглядываясь, что делается во дворах, мимо которых они проезжали, швыряли туда гранаты. Птичкин не видел их лиц, но почему-то представил себе, что лица у них, в это время, даже не злые, а серые, скучные и равнодушные...
За мотоциклистами шла колонна грузовиков. Из машин беспрерывно палили из автоматов: по крышам, по окнам, по заборам, по тем, кто выбежал на улицу. Немцы навалились на город неожиданно и тот пал, не сделав ни одного ответного выстрела.
Теперь вместо того, чтобы воевать с фашистами, как это делали все порядочные люди, Птичкину предстояло сидеть в оккупации. А вот этого он допустить не мог. У Птичкина оставался один выход - пробраться в залив, а там, на баркасе, к нашим. Это, конечно, если в заливе еще нет фашистов. А если они туда уже добрались, то придется уходить на шлюпке, что спрятана в плавнях, на всякий случай.
Володя выбежал на улицу босиком, в трусах и тельняшке. И сейчас у него не было времени, даже для того, чтобы забежать домой попрощаться и взять хотя бы брюки. Он, не раздумывая, побежал заливу, где стояли баркасы их рыбколхоза.
Когда Птичкин примчался к баркасам, там уже были Васька Гордиенко и Мишка Бичевин. Васька, как и Птичкин, в трусах и даже без тельняшки. А Мишка Бичевин при полном параде, поскольку прогулял допоздна и отсыпался в баркасе. Надеялся, что там его никто не потревожит. Тут же примчался и Левка Адаров. Все четверо с одной улицы, одногодки, корешки. И то, что они, не сговариваясь, оказались в это утро здесь, - вполне понятно. Что же им еще делать, если не пробираться к своим?
- Ну что, хлопцы, тикать будем? - с тоской спросил Бичевин.
А что делать? Конечно, тикать... Не об этом они мечтали... У всех значки ГТО, все "Ворошиловские стрелки". Они готовы были, защищать свой город. Только чем защищать, веслом, что ли? Город фашисты уже захватили... Вот-вот явятся они и сюда, в залив. Надо уходить в море, добираться до своих, проситься на корабль и бить фашистов.