Об Агафонычеве и о солнечной системе мне Витька больше не напоминал, но и о сигналах тоже говорил редко. И все же о Громове, об этом «невидимке», мне кое-что удалось узнать. Оказывается, Громов тоже интересовался теорией вероятности ц даже ходил знакомиться с Витькой в Куйбышевскую больницу.
Жил Громов на Васильевском острове, кажется, в очень обыкновенном доме, рядом с парикмахерской, но дальше все было необыкновенное. Отец Громова был археолог и сделал какое-то крупное научное открытие, но с опубликованием не спешил, чтобы не рассердить других специалистов, которые могли потребовать неоспоримых доказательств. Может быть, доказательств у него было маловато, не знаю. Когда я стал слишком подробно расспрашивать об этом Витьку, он хмыкнул носом:
— У вас с Агафонычевым есть эта привычка: хвататься немытыми руками за чужую тайну.
Я сразу замолчал, огорчившись, что для Витьки я опять перестал быть самим собой, а превратился в придаток Агафонычева.
— Ты хотел рассказать об отце Громова и об его открытии, напомнил я немного спустя.
— Отец Громова, — сказал Витька, — действительно совершил открытие. Его находки говорят, что на Земле задолго до человека и всех млекопитающих жило высокоразумное существо.
— Ясно, — догадался я, — значит, этому существу и сигналят сейчас из другой галактики?
— Точно, — сказал Витька.
Тут мне пришла в голову мысль, от которой у меня закружилась голова и стало не по себе.
— Значит, это разумное существо находится в квартире Громова?
— Скорей всего так, — оказал Витька тихо и побледнел.
Такой бледности на его лице я не видел, кажется, никогда, даже когда в него попала стрела. Мне даже показалось, что Витьку зазнобило.
— А ты бывал в этой квартире?
— Нет, не бывал. Но скоро попаду. Дело в том, что к ним дальняя родственница приехала. И заболела. И посторонних пока не приглашают.
Слово «посторонний» меня страшно огорчило. Если уж Витька Коровин там посторонний, то я буду совсем чужим и лишним.
— А пригласят, как ты думаешь, скоро?
— Если не скоро, я и без приглашения пойду. Мне хочется выяснить истину.
— А адрес помнишь?
— Еще чего не хватало! Я Громова много раз до дома провожал и, хотя далековато, езжу в их дом в парикмахерскую подстригаться.
— А он тебя ни разу не пригласил?
— Родственница приехала. Как ты не понимаешь?
— Понимаю. Все понимаю, отлично, но ведь не навсегда же она приехала! Уедет. Дело, наверное, не в ней.
Витька посмотрел на меня и усмехнулся.
— А ты думаешь, это существо живое?
— Не знаю. Предполагать все можно. Мертвому не станут сигналить.
— А ты слыхал когда-нибудь, — спросил меня Витька, — чтобы археологи нашли что-нибудь живое? Они всегда находят мертвые предметы, которые пролежали в земле много столетий и лет.
— А что Громов говорит?
— Громов хороший математик. Он занят тем, что вычисляет. А знает много. Мне ребята из его школы рассказывали, что педагоги не решаются его спрашивать.
— Наверное, знает не меньше, чем в учебниках? — перебил я Коровина.
— В учебниках! — засмеялся Витька. — Он знает, чего не знал ни Дарвин, ни Эйнштейн.
— А откуда?
— Откуда… Ясно, ему тот рассказывает, которому сигналят из других миров.
— Так это же мертвый предмет, археологическая находка, сказал я.
— И Агафонычев так думает? — спросил Витька.
— А при чем тут Агафонычев?
— Отсталые вы с ним люди. О теории информации слыхали? Можно не только содержание книги записать, но и тебя вместе со всей твоей информацией клеточной, молекулярной, мозговой.
— Теперь я понял, — сказал я.
9
Хоть я и сказал Коровину, что понял, ничего я не понял. Ведь до других миров миллионы световых лет, как же могут оттуда сигналить какому-то таинственному субъекту, находящемуся в квартире Громовых на Васильевском острове? Мысль эта не давала мне покоя. Из-за нее я получил двойку по русскому языку и по истории. Не приготовил уроки.
Во время перемены я сказал Витьке, что мне необходимо побывать в квартире Громовых. Витька от удивления даже вытаращил глаза.
— То есть как это необходимо? — спросил он.
— Необходимо. И все.
— Кто тебя такого туда пустит?
— А что, там милиционер стоит, что ли, и пропуска спрашивает? Наверное, там звонок есть. А если нет звонка, постучу.
— А как же ты объяснишь, зачем пришел? — хмыкнул Витька.
— Неотложным интересом к истине. Я недавно читал в одном журнале, как ученые ради истины жертвовали даже жизнью.
— Уж не хочешь ли ты пожертвовать жизнью? — спросил Витька.
— Хочу, — ответил я не совсем уверенно и тихо.
— Ну и дурак же ты!
— А что?
— Нужна истине твоя жизнь!
— Нужна! Ты не читал статью в одном интересном научном журнале. Там про это написано, и про жизнь, и про здоровье.
— Так ты что, чудило, вообразил, — сказал Витька, — что за дверью квартиры Громовых от тебя потребуют здоровье и даже жизнь? За кого ты их принимаешь?
Я понял, что сказал глупость, но признаваться мне не хотелось, особенно перед Витькой. Еще недавно он мучил меня Агафонычевым, а сейчас будет смеяться над тем, что я хочу пожертвовать здоровьем и даже жизнью. Насчет жизни я, может, и сказал лишнее, но своим здоровьем я пожертвовал бы вне всякого сомнения, только чтобы узнать о таинственном существе, получавшем сигналы.
Кстати, я спросил Витьку:
— До другой галактики миллион световых лет и даже в сто раз больше, как же могут оттуда сигналить этому, который прячется в громовской квартире?
Витька нахмурился. Видно, ему не совсем понравился мой вопрос, Я думал, что он поступит, как некоторые докладчики, сошлется на то, что это неизвестно пауке. Но Коровин любил смотреть в глаза правде. Он сказал:
— По мнению Громова…
— Сына или отца? — перебил я.
— Сына… По его мнению, ученые ошиблись, и те сигналят не из далекой галактики, а с планеты, назовем ее икс или игрек, находящейся не так далеко от нас.
— Это по мнению Громова… А по твоему собственному мнению?
Витька перестал хмуриться. Этот мой вопрос ему очень понравился.
— Видишь ли, — сказал он, — я резервирую свое мнение до того момента, когда войду в контакт с археологической находкой.
Я был просто ошеломлен его ответом. Особенно мне понравилось слово «резервирую». Оно точно и сильно выражало то, что рано или поздно случится. Коровин любил точность. Но мне не совсем понравилось слово «находка». В этом слове было что-то непочтительное и неуважительное. Находкой можно назвать какой-нибудь предмет, вещь. А тут речь шла о существе необыкновенном и загадочном.
Прозвенел звонок. Урок начался. Но я слушал учителя невнимательно. Моя мысль была там, на Васильевском острове, возле дверей квартиры Громовых. Пусть Коровин резервирует, думал я, а мне хочется, чтобы все это выяснилось поскорей. Витька пугает меня родственницей. Подумаешь, родственница… Сейчас мне просто нужно узнать от Витьки точный адрес Громовых, хотя бы номер дома… А на их родственницу мне наплевать.
Я написал Витьке записку, хотя сидел с ним рядом: «Напиши на этой бумажке адрес Громова. Мне необходимо его знать». Витька порвал записку, а ответа не дал.
Из школы мы вышли вместе с Витькой и Сидоровым. Витька, видно, был немножко смущен, что порвал в клочья мою записку. Когда Сидоров отделился от нас и свернул за угол, Коровин спросил:
— Ты куда?
— В парикмахерскую надо, — ответил я. — Но тут поблизости плохо стригут, и очередища огромная. Ты, кажется, на Васильевском подстригаешься, скажи, на какой линии? Я туда сейчас съезжу.
Витька взглянул на меня с таким видом, словно поймал за руку карманного воришку.
— Ишь, чего захотел! Та парикмахерская в одном доме с Громовыми. Подстригайся лучше здесь.
— Нет, мне бы лучше там. Здесь очередища и стригут плохо.
— Хочешь с Громовым познакомиться? Придется потерпеть, пока родственница не уедет.
— А ты меня познакомишь?
— Это будет видно, — сказал Витька. — Большой вопрос, еще захочет ли он с тобой знакомиться.
10
Вскоре случилось необыкновенное событие, изумившее весь мир. Люди вступили в контакт, но не с разумными существами другой галактики, а с жившими здесь же рядом с нами на Земле. Одному крупному нейрофизиологу почти удалось расшифровать звуковой и ультразвуковой язык дельфинов и почти вступить в сношения с этими загадочными животными.
Ничего не подозревая, я возвратился из школы и вдруг вижу возле газетного киоска необыкновенно длинную очередь. Впереди всех стоит старик с толстыми, похожими на лисий хвост, усами, за ним две домашние хозяйки и Агафонычев, а за Агафонычевым весь проспект. Агафонычеву я не удивился. У него здесь были старые и налаженные отношения с газетчицами, а там, возле Средней рогатки, он еще не акклиматизировался и очень страдал без дефицитных изданий.
Я поздоровался с Агафонычевым и спросил:
— Тиражную таблицу опубликовали?
— Нет, — ответил не без важности пенсионер, — передавали утром, дельфин по-человечьи заговорил. Ждем подробностей.
Меня охватило сильное волнение. Волнение и обида на преподавателя биологии. Он, наверное, понятия не имел о дельфинах и, отстав от науки, считал самыми умными животными слона и обезьяну.
Я решил место в очереди не занимать, рассчитывая, что Агафонычев даст прочесть заметку. В ожидании газет рыжеусый старик и Агафонычев затеяли научный спор. Меня больше всего поразило, что оба спорящих старались не употреблять слова «дельфин», а почтительно и вполголоса называли этих животных в третьем лице — «они».
— Они, — сказал рыжеусый, — проводят все время в воде, в жидкой стихии, с твердыми предметами имеют дело редко. Значит, у них понятие о твердом другое. Сомневаюсь, есть ли в их грамматике имена существительные.
— На одних глаголах, — возразил Агафонычев, — не проживешь даже в воде.
Мне возражение Агафонычева показалось не очень убедительным, но я промолчал, боясь обидеть Агафонычева и взять сторону рыжеусого, который и без этого побеждал в споре, будучи более осведомленным в науках.
Рыжеусый высказал несколько глубоких мыслей, по-прежнему избегая произносить слово «дельфин».
— Через его посредство, — сказал старик, — с нами заговорила, возможно, сама природа.
— Позвольте, — перебил его молодой интеллигент, чем-то немножко похожий на Лермонтова и даже на Гоголя. — А мы с вами кто такие? Разве мы не природа?
— Нет, не природа! — сказал старик строго.
Привезли газеты. Все очень заволновались, боясь, что для них не хватит, и даже те, кто стоял впереди. Агафонычев протянул рубль, получил сдачу, пересчитал ее. А я ждал, от нетерпения поглядывая в киоск — много ли там газет.
Потом Агафонычев положил кошелек в карман, пожал руку рыжеусому и развернул газету. И в тот миг я узнал о межвидовых контактах и о двух представителях дельфинов по имени Джек и Марта. Это были супруги, жившие в океанариуме под наблюдением исследователя, американского физиолога Даунса.
Заметка разочаровала нас. В ней было сказано, что исследования продолжаются и код с большим трудом поддается расшифровке. Опечалены были не мы одни. Молодой интеллигент сказал:
— Боюсь, чтобы не получилось то же, что с плезиозавром, якобы найденным в одном из шотландских озер.
— А что с ним?
— Немножко поспешили.
И все же я был очень взволнован сообщением. Контакты начались, а это главное. Скоро супруги Джек и Марта с помощью нейрофизиолога Даунса и сложной аппаратуры передадут человечеству привет.
Побежал я, разумеется, не домой, а к Витьке Коровину сообщить ему о межвидовых контактах. Рассказал я ему И о споре между стариком и молодым интеллигентом.
Коровин внимательно выслушал и сказал:
— Я об этих межвидовых связях знаю немножко побольше твоего старика и молодого интеллигента.
— Откуда?
— Откуда? — Витька хмыкнул носом. — От Громова.
— А откуда Громов знает? Не может же он знать все!
— Попал пальцем в небо. Громов как раз и есть тот человек, который все знает. У него налажен контакт, знаешь, с кем?
— С другими видами?
— Обыватель! — выругался Витька. — Нужны ему межвидовые связи, когда он пользуется межпланетными. Он использует археологическое открытие своего отца. Об этом открытии я пока не имею права говорить.
— Кто тебе запрещает?
— Совесть.
— Понятно, — сказал я.
— А раз понятно, так и катись колбасой. Чего пристал!
Это уж было совсем обидно, тем более, я не приставал и не расспрашивал.
— Ладно, — сказал я. — До свиданья. Пойду наведу справки насчет дельфинов.
Витька опять насмешливо хмыкнул носом:
— А у кого ты наведешь?
— У специалистов.
— А что, ты знаешь их адрес?
— В справочном киоске мне дадут адрес Громова. Он же археолог и живет на Васильевском острове.
С Витьки сразу сошла спесь.
— Не делай этого, — оказал он. — Я тебя прошу.
— Нет, сделаю. Я тоже хочу быть в курсе и все знать.
— Не делай.
— А почему мне не делать того, чего я хочу?
— Я тебя, кажется, обещал познакомить и познакомлю.
— Так ведь это не скоро. А я хочу, чтобы сейчас.
— Ладно. Завтра или послезавтра познакомлю.
11
Вот он стоит наконец передо мной.
— Громов, — говорит он тихо и протягивает руку.
Витька тут же. Лицо у него недовольное. Нетерпеливо он смотрит на меня, потом говорит:
— Ну, спрашивай. Ты, кажется, хотел задать Громову один вопрос?
— Не один. А много!
— Ну и задавай. Только побыстрей. Чего же ты молчишь?
— Сейчас. Пусть автобус пройдет. Сейчас я задам.
— Ну, — торопит Витька. — Автобус прошел. Задавай!
От растерянности мне не приходит в голову ни одной мысли. Я стою молча и смотрю на Громова. Он обыкновенный. Вполне. Не новое коричневое пальтишко. Серые глаза смотрят то на меня, то мимо, на автобусную вывеску. И улыбка вежливая, даже чуточку смущенная.
— Ну, задавай свой вопрос, — толкает меня Коровин. — Нам некогда. Есть дела и поважнее твоего вопроса.
Я молча стараюсь вспомнить все, что мне казалось еще недавно загадочным, но сейчас такое чувство, словно на свете нет ничего интересного и спрашивать не о чем. Витька хмурится, и я задаю вопрос:
— А на Марсе водятся люди?
— Нет, пока еще не водятся.
— Дурак! — попрекает меня Коровин. — Нашел, о чем спрашивать. Обыватель. И без того всем известно, что на Марсе нет никого. Климат не допускает…
Затем я остаюсь один возле автобусной остановки. Витька и Громов уходят. Да и зачем им терять драгоценное время? Вопрос был задан. Ответ получен. А теперь можно идти домой. Коровин был очень недоволен моим вопросом и, прежде чем повернуться, сказал мне:
— Ну, мы пошли. До завтра.
— До завтра, — ответил я унылым голосом.
Дома я решил составить вопросник, чтобы не попасть опять впросак. Я вырвал из тетрадки чистый лист и стал думать, о чем буду спрашивать Громова при следующей встрече. Знакомство все-таки состоялось. А это главное. Теперь мне посредник не нужен, особенно такой нетерпимый, как Коровин.
Вопросник я составил из ста вопросов. Но главный вопрос я все же не решился включить. Я понимал, что не деликатно спрашивать Громова об археологическом открытии его отца, раз об этом нет ничего в газетах. Но мне очень хотелось узнать об этом научном открытии. Я положил вопросник в карман, чтобы иметь его под рукой, когда в следующий раз встречусь с Громовым. Витьке решил пока не показывать своего вопросника. Перед тем, как познакомить меня с Громовым, Витька предупредил, чтобы я наивных и детских вопросов не задавал. А то Громов станет меня презирать, а заодно не уважать и его, Витьку Коровина.
Достав из кармана свой вопросник, я стал проверять — не попал ли туда случайно какой-нибудь детский вопрос. Нет, вопросы показались мне серьезными, вполне заслуживающими, чтобы их задать кому угодно, даже самому Громову. Правда, один вопрос меня немножко смущал своей прямолинейностью: откуда он, Громов, знает то, чего не знает еще мировая наука?