Ночь сомкнулась вокруг солдат; стоя на крыше своей башни, Ингильвар видела мерцающее оранжевое пятно, которое быстро скользило сквозь темноту. Защитница вздохнула и спустилась в свои покои. Вторжения не прекратятся, если троллям не будет нанесен серьезный урон. До тех пор, пока тролли побеждают, они вообще не станут разговаривать с противником.
Денис смотрел на зарево — «неправильную зарю» на севере, там, где тролли подожгли деревню. Вряд ли это рядовой набег, из числа обычных, к которым Денис уже успел привыкнуть. Не стал бы малочисленный, состоящий из пяти-семи всадников отряд троллей, так дерзить и устраивать ночные пожары напоказ.
Какой-то всадник в темноте повернул коня и подъехал к Денису. Он был без факела, и Денис поднял свой факел повыше, чтобы рассмотреть его.
Гархадан, командир второй полусотни, с которым предстояло действовать Денису, был эльфом. Как и все эльфы, он хорошо видел в темноте. Денис приветственно кивнул ему. Гархадан был высоким, темноволосым, с неправдоподобно правильным профилем и тонким ртом, который придавал его лицу неприятное выражение.
— Что думаешь? — спросил Гархадан.
— Там троллей триста, не меньше, — ответил Денис. — И вряд ли мы застанем их в деревне. Они уже ушли.
— Мы будем там на рассвете, — задумчиво проговорил Гархадан. — Найдем их следы. Кроме того, они успели пограбить, значит, пойдут медленнее и будут осторожнее.
— Да, — сказал Денис, — обидно же обогатиться и сразу умереть. Кроме того, может быть, нам повезет, и в обозе мы обнаружим десяток хорошеньких полоняночек!
Гархадан слыл большим ценителем женского пола и не отрицал этого. В ответ на замечание Дениса он только хмыкнул.
— Всегда прекрасно оказать услугу женщине.
Он кивнул Денису и пустил коня в галоп, догоняя свою полусотню.
Ночь постепенно иссякала: тьма сделалась жидкой, и из мрака выступили знакомые лица солдат. Свет пламени из насыщенно-оранжевого сделался бледным, почти бесцветным. Потянуло запахом гари. Деревня была уже близко.
Наступающее утро сдернуло занавес, закрывавший сцену. Явились черные остовы домов. Посреди деревенской улицы громоздилась туша погибшей коровы с широко раскрытым изумленным глазом. Рядом видны были отчетливые следы копыт и колес, уходящие в глубь территории.
Деревня казалась совершенно пустой. Единственным, что в ней шевелилось, был дым, клубившийся над развалинами. С треском обрушилась вдруг балка, которая до сих пор держалась каким-то чудом, но, очевидно, передумала и оставила всякий героизм. Поднялся фонтан искр, на время оживилось пламя, но быстро угасло и оно, и с новой силой завоняло гарью.
Гархадан рассматривал следы, прикидывал — тяжел ли обоз, много ли всадников его сопровождают. Лучница Эвремар подъехала к нему, спешилась, принялась водить кончиками пальцев по земле. Эльфы спорили между собой, что-то друг другу доказывали. Потом Гархадан замолчал, задумавшись, а Эвремар произнесла напоследок короткую фразу, села на своего коня и приблизилась к Денису.
— Не меньше двухсот, — сказала она своему командиру. — Гархадан считает, что их триста, но мне кажется — меньше. Обоз тяжелый, однако людей они не захватывали. Только припасы. Они торопились, в противном случае их лошади успели бы сожрать дохлую корову.
— Куда они направляются? — спросил Денис. — Там дальше есть большие поселения людей?
— Да, — Эвремар кивнула. — Мы должны догнать их прежде, чем они туда доберутся.
Денис, немного смущаясь, протянул ей рожок.
— Труби «всем внимание» и «в поход», — попросил он. — У меня как-то сипло выходит.
Эвремар улыбнулась ему и взяла рожок.
И словно бы сигнал сумел пробиться в царство мертвых — деревня вдруг ожила, между домами показались люди, сначала двое, потом еще пятеро… Они ничего не говорили, ни о чем не спрашивали, ничего не просили. Просто с удивленными лицами ходили, как будто проверяли, сохранилась ли у них такая способность.
Внезапно Денис ощутил острый стыд. Ему захотелось как можно скорее уехать отсюда. Догнать троллей, перебить их всех, вообще что-нибудь сделать… И вместе с тем откуда-то он очень хорошо знал: даже если бы сейчас он высыпал на землю перед этими людьми десяток отрубленных троллиных голов — стыд никуда бы не делся. Просто было бы: стыд плюс троллиные головы. И коровья туша. И несколько трупов.
А ведь пару недель назад он сам такое сделал. Сжег деревню, убил несколько человек. Но там было все-таки другое: там начался мятеж, который необходимо было задавить в зародыше, иначе он бы разросся, и все обернулось бы еще хуже. Те люди сами накликали на себя несчастье. А сюда война пришла без спросу. Вот в чем разница.
Денис оглядел своих — все ли на месте. И сразу же заметил, что один отсутствует. Тот, о чьем отсутствии ни один человек не пожалеет, — Евтихий.
Разумеется, никто из солдат ни взглядом, ни словом не намекнул командиру на то, что сумасшедший в отряде пользы не принесет, а вот беспокойства от него будет изрядно. Не дурак же командир, сам все прекрасно понимает. Если уж решился взять с собой безумца — значит, имеет какие-то причины. А что за причины — о том Дениса никто не спрашивал.
Хэрибонд был единственным, кто пытался настоятельно советовать полусотнику избавиться от Евтихия побыстрее, пока тот не наломал дров; но Денис избегал разговаривать с этим человеком. Юноша отлично понимал, что это трусость, что уклоняясь от какого-либо общения с Дерягиным он ровным счетом ничего не добьется и уж тем более ничего не исправит… Но вот не мог он с этим типом общаться, не мог и все!
Евтихий так ведь и прижился у Дениса в комнате. По-прежнему спал на полу, на охапке сена, укрывался тощим одеялом, которое у Дениса было «дополнительное», безропотно выполнял все, что прикажут, и в разговоры без приглашения не вступал. Словно бы не жил вовсе, а ожидал чего-то, что нагрянет и сразу же само собою все переменит.
Когда Дениса подняли по тревоге для ночного похода, Евтихий, ни слова не говоря, вышел во двор вместе с ним. Евтихий вооружился коротким копьем — это был обломок обычного, с которым безумец возился несколько дней, переделывая его «под свою руку», как он выражался, — и старым мечом, выпрошенным на оружейном складе. Денис слишком не выспался и потому не сказал Евтихию ни слова. Не до того было…
— Эвремар, возглавь отряд, — обратился Денис к эльфийской лучнице, — а я найду Евтихия и догоню вас. Не задерживайтесь.
Вторая полусотня умчалась по дороге вслед за первой. Произошло это мгновенно — солдаты как будто испарились. Только что были здесь, и вот их уже нет.
Снова опустилась гнетущая, удушливая тишина.
Денис медленно поехал через деревню. Несколько раз ему не везло, и он встречался глазами с крестьянами. Наверное, у них были пустые глаза. Или, напротив, полные ужаса и горя. Денис этого не различал, потому что был поглощен собственным чувством, которое с каждой минутой становилось все более острым. В конце концов ему начало казаться, что он пришел в класс без одежды и даже без нижнего белья и в таком виде вышел к доске отвечать.
Между двумя домами Денис увидел лошадь Евтихия и поймал ее. А вскоре заметил он и самого Евтихия. Тот стоял посреди сгоревшего дома, одного из самых маленьких. Широко расставив ноги и подбоченившись, Евтихий озирался по сторонам. Его губы шевелились — он что-то говорил безмолвно и при этом еще и гримасничал: двигал бровями, моргал, морщил лоб, высовывал язык, кусал губу. Щеки Евтихия были перепачканы пеплом, и весь левый рукав его тоже был вымазан, однако сумасшедший этого не замечал.
Дом сгорел дотла. Осталась только печь и еще одна стена торчала совершенно нелепо, облизанная снизу пламенем.
— Представляешь, — сказал Евтихий, обернувшись к Денису и как будто ничуть не удивляясь его присутствию, — а в печке до сих пор стоит горшок с кашей. Ты хочешь есть? Я ужасно голоден.
Он прошел по обломкам, давя их сапогами, наклонился и действительно вытащил из печки горшок. Наклонившись, понюхал, сморщился.
— Подгорело, — проговорил Евтихий. — Фу ты.
Он бросил горшок на пол, глиняная посудина разбилась, разлетелись черепки и ошметки сильно подгоревшей каши. Вонь сделалась крепче.
— Садись, — сказал Денис и кивнул Евтихию на лошадь. — Вся полусотня уже ушла вперед. Нам придется догонять.
Евтихий замер, удивленно воззрившись на Дениса:
— Так ты остался из-за меня?
— В общем, да, — нехотя признался Денис.
— Все были бы только рады, если бы я куда-то делся, — сказал Евтихий. — Не стоило тебе меня разыскивать.
— Я не люблю терять людей, — ответил Денис. — Не в моих правилах.
— Ну да, — пробормотал Евтихий, — об этом я как-то не подумал.
Он вылез из развалин, попытался стереть с лица грязь, еще больше ее размазав, уселся в седло, и они с Денисом наконец-то выбрались из злополучной деревни.
Денис спросил своего спутника:
— Что ты искал в том доме?
— Не знаю, — ответил Евтихий рассеянно. — Что-нибудь…
— Нашел?
— Нет.
— А что ты искал? — опять спросил Денис и покраснел, поняв, что этот же самый вопрос он только что задавал.
Но не Евтихия можно было удивить чем-то подобным.
Сумасшедший ответил преспокойно:
— Видишь ли, это моя родная деревня. И дом, где каша подгорела, был когда-то моим. Только я там ничего не нашел, даже каши. Все ухитрилось сгореть за последние несколько лет. Даже странно.
* * *
Атиадан осталась у Серой границы вместе с другими женщинами. Она сказала, что будет жарить мясо и жечь костры, чтобы мужу веселее было возвращаться. Она красила зубы золотой краской, и на кусках хлеба, которые она вкладывала на прощание в рот Авденаго, оставались золотые следы. Авденаго и не подозревал раньше, что можно так захмелеть от обыкновенной хлебной лепешки. Но Атиадан хорошо знала, как свести с ума своего мужа. Он сидел на телеге, наполовину закопавшись в мягкие опилки, а она угощала его, не позволяя ему даже пошевелиться, и при том не отламывала от лепешки, а откусывала. Он видел, как ее мягкие синие губы приникают к хлебной корочке, а потом закрывал глаза, и сладкий хлеб заполнял для него всю вселенную.
— Я сохраню тебя под языком, — сказал он ей, когда она помогла ему выбраться из телеги. — Я сохраню тебя под веками. Ты будешь у меня под волосами.
— А я буду беречь тебя в моем животе, — сказала Атиадан и пошевелила своим пушистым хвостиком.
Она всегда это проделывала так неожиданно! Авденаго даже покачнулся и вынужден был ухватиться за край телеги, чтобы не упасть.
— Ох, земля уходит у меня из-под ног, жена, когда я вижу тебя, — признался он.
Ему привели коня, и он сел верхом. Троллихи никогда не плачут, провожая мужей в поход; этим они здорово отличаются от человеческих женщин. Погружаясь в туман и морок Серой границы, Авденаго видел перед собой золотую улыбку и черные раскосые глаза под голубыми стрелками ресниц, и ему становилось тепло и сладко.
* * *
Денис и Евтихий поднялись на холм, и вдруг перед ними открылась вся картина сражения. Гархадан настиг троллей первым и не стал дожидаться второго полусотника; он с ходу вступил в битву, пока тролли не успели еще опомниться. Отряд Дениса догнал Гархадана минут через десять-пятнадцать и бросился на помощь. А сам Денис задержался, потому что разыскивал Евтихия, но теперь и они с Евтихием были здесь…
На какое-то мгновение юноше показалось, что он видит какую-то нереальную, плоскую картинку: вырезанные из бумаги фигурки, в беспорядке передвигающиеся взад-вперед, стиснутые так плотно, что даже карандаша между ними не просунешь.
Иллюзия держалась совсем недолго и разрушилась так же внезапно, как и возникла. Стремительно, вызывая головокружение, отодвинулась перспектива, долина и кишащие в ней существа обрели объем и смертоносность.
И в тот же миг Денис понял, что сегодня его убьют.
В этом чувстве не было ничего иррационального, как ему казалось, напротив: оно было холодным, совершенно отчетливым, его легко было осознать и облечь в слова.
— Меня сегодня убьют, — сказал Денис, просто для того, чтобы услышать, как это звучит.
Евтихий что-то ответил — Денис не разобрал, что именно. Наверное, это было не важно.
Они спустились с холма в долину и стали частью битвы.
Денис сразу же перестал замечать людей и эльфов; его окружали одни только тролли, плоскорожие, с узкими, ничего не выражающими глазами, с размазанными по коже узорами, которые были уже испорчены потом и соприкосновениями.
Денис принял первый удар на щит, и последняя для него битва началась. Он заставил себя не думать о близкой смерти, зная, что она придет, когда ей положено. Каждый отраженный выпад врага вызывал у Дениса искреннее удивление. Он никого не ранил, не убил, он только отбивался и изо всех сил старался продлить свою жизнь хотя бы еще на пару минут.
А потом настал миг, когда он понял, что больше не может этим заниматься. Он поднял щит и начал отступать, шаг за шагом. Тролли теснили его. Денис оглянулся — тролли были и позади него, и сбоку. Встретившись глазами с одним из них, Денис понял: вот, сейчас.
Он даже приоткрыл рот, чтобы вздохнуть в последний раз.
И ничего не произошло. Тролль исчез. Внезапно возле Дениса возникла лучница Эвремар. Она с силой ударила его кулаком в бок:
— Заснул?
Он вздрогнул и очнулся. Он был весь покрыт липким потом и, кажется, челюсть у него тряслась.
Эвремар наградила его вторым тычком.
— Очнись, командир.
И сразу же исчезла.
А вместе с ней исчез и страх. Как будто Эвремар своим появлением отменила какое-то глупое постановление Судьбы. Ну, такой богини, которая отрезает нить. Ножницы лязгнули впустую.
Денис неуместно рассмеялся. «Наверное, это истерика», — подумал он, но захохотал еще громче. Даже взвизгнул пару раз и тут же устыдился. Хорошо бы никто из своих этого не слышал.
Он сбил с ног одного тролля и рассек щеку другому. Теперь он хорошо видел поблизости от себя и людей, и эльфов, солдат из своего отряда. Их было много, больше, чем троллей, и именно в этот момент Денис понял, что воины из замка Ингильвар побеждают.
Тролли не любили драться в теснинах — предпочитали открытое пространство, где легко перейти от наступления к бегству. Но сейчас их заперли в долине между двумя грядами холмов. Мешал и обоз. Стремительный наскок Гархадана не позволил им превратить телеги в оборонительные сооружения — в то, что в реальном мире называлось «табором».
Загнанные в ловушку, тролли выбирались один за другим и удирали дальше на север, чтобы оттуда, по широкой дуге, пробираться к границе. Беглецов преследовали, но только до выхода из долины. Солдаты Гархадана один за другим возвращались после погони, веселые, разгоряченные.
Денис, стыдясь недавнего приступа слабости, продолжал биться. Его противником был высокий тролль с бледной кожей и выкрашенными в серебро бровями. Удары этого врага Денис отбивал с трудом: тролль был силен и искусен. И к тому же хорошо знал все фехтовальные приемы людей.
Под его напором Денис медленно отступал. Тролль не улыбался, не смеялся, не осыпал его оскорблениями. Напротив, держался идеально вежливо. «Аристократ, — подумал Денис. — Авденаго о таких рассказывал. Не о быдле, не о низших кастах, а о лучших представителях троллиного народа. Я еще не верил. Ничего ему, конечно, не говорил, но не верил…»
Неожиданно Денис, повинуясь порыву вдохновения (теперь, когда страх ушел в далекое-далекое прошлое, Дениса посещало даже вдохновение!), присел, поднырнул под меч своего противника, и, выпрямляясь, ударил тролля в правый бок. Этого трюка не было в фехтовальных упражнениях, да и вообще это был не трюк, а сплошное безобразие, разрушающее красоту стройного поединка.
Тролль выронил оружие, схватился за бок и молча уставился на Дениса. Кровь полилась у тролля между пальцами. Денис вдруг заметил, какие тонкие эти пальцы. Изысканные, как у женщины, с округлыми розовыми ногтями.