— Вы ведь намерены дать взятку? — спросила Деянира.
— Именно, — энергично кивнул Моран. — И это будет очень большая взятка. Королевская взятка. Достойная Джурича Морана! Я хочу, чтобы тебя всегда были рады видеть, а для этого следует дать на лапу как можно пожирнее. Так, кажется, принято у людей?
— У людей принято по-разному, — ответила Деянира, — но ведь мы имеем дело с троллями.
— Точно, — Моран вздохнул. — Отвык общаться с соотечественниками… Уложи в какую-нибудь сумку Достоевского. И ценные вещи. И дубину моего пса, чтобы он не скучал по родине.
— Его родина — вы, — сказала Деянира. — Пока он с вами, он счастлив.
— Ну, не льсти старику, — вздохнул Моран. — Вряд ли я могу составить чье-либо счастие… — Он огляделся. — Ничего не забыли? Посидим на дорожку. Ты вызвала такси?
— Поймаем машину, — предложила Деянира. — И быстрее, и проще, да и дешевле.
— На канаве никогда ничего не поймаешь, — разволновался Моран. — Тут вечно все едут в другую сторону… Нет, надо, чтоб наверняка. Раз — и сели. Вдруг за нами шпионят? А я тут с такими денжищами! Ты ведь знаешь про Зенкер и ее головорезов? Так что давай, звони.
Деянира послушно вызвала такси. Обещали быть срочно — в течение сорока минут.
За полчаса ожидания Моран весь извелся. Пытался дозвониться Юдифи, чтобы проститься, но Юдифь не брала трубку. Глядел в окно, всхлипывал. Лихорадочно сдернул со стола скатерть, попытался запихать ее в карман. Деянира отобрала у него скатерть, уложила в чемодан, поверх Достоевского. Моран обхватил пса за морду и крепко поцеловал его в нос. Пес озадаченно лизнул его в ответ.
Наконец снизу посигналили, и тут выяснилось, что Моран куда-то задевал ошейник и поводок. Искали ошейник и поводок, переворошив все барахло, рассыпанное по полу. Деянира обнаружила их висящими на гвозде в прихожей. Пса срочно прицепили к поводку, и Моран с двумя чемоданами начал спускаться по лестнице. Деянира держала собаку. Пес нервничал и повизгивал.
Моран загрузил чемоданы в багажник, поднялся наверх, забрал остальные вещи. Деянира с чемоданчиком крокодиловой кожи и собакой побежала следом.
Машина сорвалась с места и понеслась через город. Уже темнело, и перекрестки безмолвно кричали Морану:
— Мы здесь!
А потом:
— Прощай!
— Прощайте, — шептал Моран, и строгий, холодный город умягчался, терял твердость очертаний, растворялся в его слезах. — Прощайте, милые светофоры! Прощайте, строптивые мосты! Прощайте, стены, подворотни, дома, тротуары… прощайте…
* * *
— А когда девочка и тролль побили всех злых преследователей и забросали их грязью и камнями, и еще палками, они побежали дальше. Но они все равно гнались за ними. И они убегали все дальше и дальше и прибежали вот сюда.
Енифар показала на большое дерево, возле которого они с Арилье устроились передохнуть и поесть.
Они находились в пути уже несколько дней. Енифар хотела навестить свою мать. Арилье не возражал: ему тоже надоело сидеть на одном месте. Как ни хорош дом Джурича Морана в Калимегдане, невозможно провести там всю жизнь. Сказывалось, очевидно, и то, что дом этот изначально принадлежал бродяге и тоже не привык к тому, чтобы хозяева сидели там сиднем, ничего не видя, кроме стен и драпировок на стенах.
По дороге Енифар вновь посетило вдохновение, и она вернулась к своей истории о девочке и тролле.
— Они очутились вот прямо здесь, где мы с тобой сейчас сидим, и наступила ночь. На небо поднялись две луны. Преследователи были где-то совсем близко. Остались только самые крепкие мужчины, самые свирепые и кровожадные. Они непременно хотели настичь тролля и убить его. А женщины и дети вернулись к себе в деревню и оттуда кричали: «Убейте их обоих! Убейте их жестоко и кроваво!» Вот так они кричали, подбадривая своих мужчин.
— Они не могли слышать этих криков, — сказал Арилье. — Деревня слишком далеко от того места, где очутились девочка и тролль.
— Они все чувствовали, — объяснила Енифар. — И чем громче кричали женщины и дети, гремя сковородками и ножами на своих кухнях, тем лучше чувствовали мужчины их кровожадность. Но пока стояла ночь, злые мужчины не решались продолжать свое черное дело, потому что они боялись темноты. И плохо видели, а потому спотыкались и падали. Зажечь факелы, — предупреждая вопрос Арилье, сказала Енифар, — у них тоже не получалось, потому что на троллиной стороне Серой границы человечьи кресала не высекают искры. Нужны троллиные, они особенные. В общем, они остановились за холмом, вон там, — она махнула рукой в сторону, нимало не смущаясь тем, что там не было никакого холма, — и стали ждать рассвета. Чтобы с наступлением нового дня настичь двух выбившихся из сил бедняг и убить их одной левой!
— И как же наши герои вышли из положнеия? — спросил Арилье и сунул в рот кусок сырной лепешки. (Это такая хлебная лепешка, в которую добавляют сыр).
— Во-первых, они не наши герои, а только мои, — сказала Енифар, — а во-вторых, вот послушай только, что случилось дальше! Девочка сразу поняла, что есть единственный способ спасти жизнь троллю, который был ранен и не мог быстро бежать: продлить ночь. Вот она забралась на холмик, расставила ноги пошире — вот так, — Енифар живо вскочила и показала, как стояла девочка, — подняла руки, — Енифар вскинула над головой свои тонкие смуглые руки и потрясла кистями, — и схватила левой рукой одну луну, а правой — другую. И ночь остановилась. И вот, пока она так держала луны, ее спутник уходил все дальше и дальше… Он оставлял кровавый след, но все равно его уже не могли догнать, даже по этому следу, потому что пошел дождь и смыл все следы… А девочка все стояла — и никто не знал, как заставить ее опустить руки и выпустить ночь на волю…
— Я знаю, — раздался низкий голос.
Арилье обернулся, схватился за оружие.
Из-за дерева выступил высокий, худой человек с ярко-зелеными глазами. Он был одет в полотняную тунику до пят, перетянутую широким золотым поясом. Ноги его были босы, волосы убраны в сетку, осыпанную блестящими камнями. Рядом с ним прыгал веселый молодой пес.
— Чтобы девочка опустила руки, — сказал незнакомец, — ее нужно было пощекотать.
И он преспокойно пощекотал Енифар под мышкой.
Она закричала:
— Отец!
И повисла на его шее.
Моран закружил ее, а пес попытался поймать девочку за пятку, но не преуспел.
Потом Моран поставил шатающуюся Енифар на землю и обернулся к Арилье.
— Ну а ты кто такой, проходимец?
* * *
Возле проходной на стройке Морана ждали. Не мешкая ни секунды, несколько троллей выгрузили из машины морановские чемоданы, расплатились с таксистом и буквально затащили Морана с его собакой и Деянирой на стройку.
— Девушка с вами? — спросил один из троллей (не Анохин, а какой-то другой, незнакомый).
Моран вздохнул и не ответил. Он был слишком взволнован.
Вместо него ответила Деянира:
— Я пришла забрать отсюда человека.
— Здесь нет людей, — ответил тролль. — Кроме вас, разумеется.
— Должен быть еще один… Так он еще не прибыл?
— Откуда он должен был прибыть?
— Из Истинного мира, разумеется, — отрезала Деянира. — Не притворяйтесь, я ведь все знаю.
— Она все знает, — подтвердил Моран.
— А о том, как опасно приходить сюда, она тоже знает? — осведомился тролль. — Об охотниках, о том, что зенкеровские прихвостни установили слежку за нашим домом?
— Вы ведь дадите ей хорошую охрану, не так ли? — возразил Моран и повернулся к Деянире. — Они ведь дадут тебе охрану, Деянира, не так ли?
— Ну разумеется, — ответила девушка. — Разумеется, дадут. Даже и не сомневайтесь.
— Все, довольно болтовни, — заявил Моран. — Вот вам мои чеомданы с деньгами. Тот, что из крокодиловой кожи, — деянирин, его не трогайте, это ей на учебу. Деянира, не выпускай свои деньги из рук, пока не доставишь их в безопасное место. В банк не клади, банки лопаются. Лучше в чулок. У тебя есть чулки? Купи. Они в галантерейном продаются. Купи прочные, знаешь, такие — вязка «резинкой», а то капрон — такая дрянь, легко рвутся…
Пес болтался на поводке и пытался идти сразу по всем направлениям. Моран все время спотыкался из-за этого.
Чемоданы с морановскими деньгами удивительно ловко и безболезненно для глаза исчезли. Тролль помоложе нес багаж Морана, второй шел впереди, показывая дорогу. Над стройкой зажглись прожекторы, озаряя мертвенно-бледные пустынные плиты фундамента.
Моран злорадно сказал молодому троллю:
— Что, тяжелы чемоданчики?
— Да, — признался тот, слизывая языком капли пота со лба. — Что у вас там, простите за любопытство? Золотые слитки?
— У меня там умные мысли! — отрезал Моран. — Мысли весят тяжелее всего, да будет тебе известно.
Тролль, шедший впереди, обернулся и сказал, обращаясь в основном к Деянире:
— Сейчас вы увидите портал. Мы считаем, что он образовался в том месте, где изгнанный из Истинного мира Джурич Моран впервые заплакал. Слезы изгнанника прожгли тоннель между мирами и, как следствие… — Он не договорил, потому что Моран вдруг взревел:
— Я всегда говорил, что слезинка ребенка — это страшная сила! Алешка, убить!.. Убить, Алешка!..
И стукнул кулаком по чемодану с собранием сочинений Достоевского, который тащил молодой тролль. Бедняга пошатнулся и едва не упал.
— Уже скоро, — сказал старший тролль.
Моран остановился, глядя себе под ноги, в расщелину между плитами.
— Что-то мне здесь не нравится, — пробормотал он, отступая на шаг. — Я помню, что случилось с моим экспертом, когда лукавый раб Авденаго спихнул его в эту дыру.
— Позвольте, — вежливо произнес тролль. Он взял у молодого тролля чемодан и бросил в расщелину. Потом кивнул Морану: — Возьмите собаку на руки.
Моран наклонился, подхватил пса поперек живота, выпрямился. Встретился взглядом с Деянирой. Сейчас Джурич Моран казался ужасно потерянным. Девушка ободряюще кивнула. В следующий миг Джурич Моран исчез.
В это просто не верилось. Только что был — и пропал.
Деянира подошла к пропасти, заглянула, но ничего не увидела. Просто темнота.
Она спросила у тролля:
— А можно посветить туда фонарем?
— Можно, — вежливо ответил тот, — но это бесполезно. Вы ничего не увидите. И вообще, на вашем месте я поторопился бы в подсобку. Вас ожидают. И такси уже заказано, может приехать в любую минуту. Разумеется, я вам выделю надлежащую охрану. Джурич Моран — слишком значимый для нас вкладчик, чтобы мы позволили себе пренебречь хотя бы одним его пожеланием.
* * *
«Конечно, этот Евтихий нашей Дианочке совсем не пара, — откровенничала с приятельницами мама, Ирина Сергеевна Ковалева, — но Дианочка его так любит, и он ее очень любит, это заметно. Дианочка совершенно переменилась, решила поступать в институт… В общем, все сложилось к лучшему, я так считаю».
О многом Ирина Сергеевна, разумеется, умалчивала.
Например, о том, как дочь неожиданно явилась домой после трехдневной отлучки. (Правда, до того Диана регулярно звонила, но все равно! Что за мода — сидеть у подруги сутками? Что это за подруга такая? И что, интересно бы узнать, родители этой подруги говорят по поводу столь затянувшегося визита?) Диана приехала на машине за полночь, крайне взволнованная, с чужим чемоданчиком в руке. За ее плечом маячил незнакомый парень.
Этот парень… Он так выглядел! В первую минуту Ирина Сергеевна почему-то подумала, что на Диану напали и силой заставили позвонить в дверь. Чтобы потом войти вместе с ней и ограбить. Завидев его, Ирина Сергеевна ужасно побледнела и отшатнулась.
Парень этот и впрямь был какой-то очень странный. Он воспринимался как чужой. И пусть потом не говорят, будто в современном человеке совершенно умерли все инстинкты! В Ирине Сергеевне, например, эти инстинкты мгновенно проснулись, когда она каким-то внутренним чутьем, не опираясь на рацио, опознала в юноше пришельца.
То есть не из космоса, конечно, пришельца, а откуда-то из «внешнего мира».
«Разумеется, он абсолютно не нашего круга, но Дианочка так счастлива…» — вздыхала она по телефону.
Близоруко щурясь, парень поклонился Ирине Сергеевне. Натурально поклонился, как в кино! Она сразу смягчилась. Протянула ему руку.
— Меня зовут Ирина Сергеевна.
Он опять наклонился и поцеловал ее руку.
— Мама, это Евтихий, — сообщила Диана. — Я выйду за него замуж.
— Это… тот певец? — спросила Ирина Сергеевна.
Диана опешила:
— Какой певец?
— Папа говорил, что ты тогда внезапно уехала из дома с какой-то рок-группой… — пролепетала Ирина Сергеевна.
Ложь во спасение, изобретенная Артемом Сергеевичем в ту страшную ночь, когда исчезла Диана, вдруг перестала быть «во спасение» и превратилась просто в «ложь».
— Мама, папа очень любит тебя, — сказала Деянира хладнокровно. — Евтихий не певец. Я тебе потом расскажу все в подробностях. Ему нужно заказать очки. И еще он потерял все свои документы.
— Боже мой, боже мой, — прошептала Ирина Сергеевна. — Боже мой…
* * *
Разгромленная квартира Морана так и осталась стоять настежь. Грубо намалеванные театральные задники, обломки фотоаппарата, выцветшие, потертые театральные костюмы, растрепанные книги — все это валялось на полу, на диване, на столе в полнейшем беспорядке. Лампа была разбита, ее осколки закопались в груду тряпья.
И на кухне обстояло не лучше: ящики выдернуты из буфета, занавески почему-то сорваны с окон.
На столике в прихожей лежал на боку черный телефонный аппарат с упавшей трубкой. Трубка гудела тревожно, как будто пыталась дозвониться до кого-то в пустом доме и сообщить о чей-то смерти.
Юдифь, девушка, живущая между обоями, существо с тонкими серыми ручками и пыльными волосами, медленно бродила среди маленького апокалипсиса, постигшего квартиру Джурича Морана. Она ни к чему не прикасалась, ничего не рассматривала в отдельности. Она как будто впитывала в себя всю бесповоротность произошедшего. Под стопкой носовых платков она увидела пачку денег, перетянутых аптекарской резинкой: очевидно, Моран забыл об их существовании и потому не взял с собой.
Подушки, диванные валики, одеяла вздыбились в углу комнаты. Юдифь подошла к ним и уселась сверху.
Тихо-тихо она заговорила:
— «Я так любила осень, — позднюю осень… Тогда все становится мрачнее, небо хмурится облаками, желтые листья стелятся тропами по краям обнаженного леса, а лес синеет, чернеет, — особенно вечером, когда спустится сырой туман и деревья мелькают из тумана, как великаны… А дома шумно, весело; сырые дрова трещат в печи; старая няня Ульяна рассказывает про старое время или страшные сказки про колдунов и мертвецов… Утром посмотришь в окно: морозом прохватило все поле; тонкий, осенний иней повис на обнаженных сучьях; тонким, как лист, льдом подернулось озеро. Солнце светит кругом яркими лучами, и лучи разбивают, как стекло, тонкий лед. В печке опять трещит огонь… Ах, какое золотое было детство мое!.. Я так живо, так живо все припомнила, так ярко стало передо мною все прошедшее, а настоящее так тускло, так темно!.. Чем это кончится, чем это все кончится?..»
Она наклонилась, подобрала с пола белую книжку из серии «школьная библиотека», глянула на обложку — «Ф. М. Достоевский. Повести», положила к себе на колени и поставила на нее острые локотки.
Тихо, медленно закрылась дверь в квартиру Джурича Морана. Юдифь даже не пошевелилась, когда послышался негромкий стук и щелчок замка. С наружной стороны лестницы произошло легкое колебание воздуха… еще миг — и даже следа не осталось на стене там, где еще совсем недавно были дверь и начищенная медная табличка с надписью «Бюро экстремального туризма».
Эпилог:
СКАЗКИ ДЛЯ ЕНИФАР
Жила одна женщина. У нее не было детей. И чем больше она желала детей, тем больше их у нее не было.
Сперва она мечтала о маленькой дочке. Чтоб волосы у нее были как пружинки, толстые и в любой миг готовые свернуться змейками и, распрямившись, нанести удар. А глаза чтобы темные и посередине зрачка — звездочка. Вот такую дочку хотела бы иметь эта женщина.