— Добрый вечер,— послышался голос инспектора, подошедшего к Эллери.— Простите, что мы беспокоим вас в такое позднее время. Но у нас случилось...— Он внимательно всматривался в обстановку передней.— Понимаете, мы тут попали в переделку...
— Ну, ну,— рявкнул человек,— ну и что?
Квины посмотрели друг на друга в недоумении. Не очень-то теплая встреча.
— Дело в том,— начал Эллери, криво улыбаясь,— что мы вынуждены были подняться сюда — я полагаю, это ваша дорога? — по причинам, от нас не зависящим. Мы думали, что сможем получить...
Понемногу они стали различать все детали. Человек оказался даже старше, чем они думали. Его лицо, твердое, как камень, походило на мраморно-серый пергамент с бесчисленными морщинами. Маленькие глазки, черные и неестественно горящие. Одет в грубую холстину, которая висела на его тонкой фигуре уродливыми вертикальными складками.
— Здесь вам не отель,— резко ответил он и, отступая, прикрыл дверь.
Эллери скрипнул зубами. Он услышал, что отец начал рычать.
— Но, Боже мой, послушайте,— воскликнул он.— Вы не понимаете, мы застряли здесь, нам некуда идти!
Прямоугольник двери сузился еще, оставалась только маленькая полоска света. Эллери почувствовал, что все их надежды гибнут.
— Вы находитесь всего в пятнадцати милях от Эскуэвы, — сказал человек сердито.— Вы не можете заблудиться, только одна дорога ведет от Эрроу-Маунтина. Вы доедете до широкой дороги в нескольких милях внизу, потом повернете направо и будете ехать прямо, пока не попадете в Эскуэву. А там есть отель.
— Благодарю вас,— рявкнул инспектор.— Пошли, Эллери. Это какая-то чертова страна. Боже мой, что за свиньи!
— Спокойно, спокойно,— сказал Эллери с отчаянием в голосе.— Вы нас не поняли, сэр. Мы не можем поехать по той дороге — там пожар.
Последовала маленькая пауза. Дверь опять приоткрылась.
— Вы говорите, пожар? — подозрительно спросил человек.
— Целые мили в огне,— крикнул Эллери, размахивал руками. И он начал оживленно объяснять старику ситуацию: — Все объято пламенем. Подножие горы — сплошное море огня. Чудовищный пожарище! Пожар Рима — детские игрушки, просто маленький костер по сравнению с этим. Понимаете? К огню нельзя подойти без риска для жизни, ближе чем на полмили. Немедленно превратишься в пепел, не успеешь даже произнести слово «абракадабра».— Он перевел дыхание и более внимательно вгляделся в лицо незнакомца. Затем, проглотив гордость, приветливо улыбнулся ему и, в предвкушении воды, пищи и теплого ночлега, по-детски, нежно спросил:
— Ну что, мы можем войти теперь?
— Гм... да,— человек в дверях в нерешительности потер свой подбородок.
Квины затаили дыхание. Их судьба повисла на волоске.
Эллери подумал, что, может быть, он недостаточно красочно обрисовал их положение. Нужно было бы исполнить настоящую трагическую сагу, чтобы смягчить гранитный камень, заменяющий этому человеку сердце.
Неожиданно мужчина хмуро проговорил:
— Подождите минуту,— и захлопнул дверь перед их носом. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Квины снова остались в темноте.
— Ух, вот сукин сын! — злобно взорвался инспектор.— Видел ты когда-нибудь что-то подобное? А еще говорят о каком-то гостеприимстве в этой стране...
— Тс-сс...— прошептал Эллери.— Ты разрушишь все мои чары. Постарайся изобразить на своем злобном лице приятную улыбку, будь хорошеньким. Кажется, я слышу, что наш друг возвращается.
Но когда дверь распахнулась снова, на пороге стоял уже другой человек. Если можно так выразиться, человек совсем из другого мира. Это был высокий широкоплечий мужчина, одетый в твидовый костюм. Он приветствовал их теплой улыбкой.
— Войдите, пожалуйста,— сказал он низким, приятным голосом.— Боюсь, мне придется извиниться за отвратительные манеры моего слуги Боунса. Знаете, он немного побаивается ночных посетителей. Я приношу вам мои глубочайшие извинения. Что вы там говорили насчет пожара внизу,, на горной дороге? Да, входите, входите, пожалуйста!
Потрясенные таким проявлением гостеприимства после не слишком-то ласкового приема, оказанного им мрачным стариком, Квины, тяжело дыша и прищуриваясь от прямого света, вошли в переднюю. Все было как во сне.
Высокий приятный человек закрыл за ними дверь. Улыбка ни на минуту не покидала его лица. Квины оказались в теплой, уютной передней. Восхитительно!
Эллери со свойственной ему наблюдательностью заметил, что гравюра на стене, которую он мельком видел через открытую дверь, была хорошо выполнена с рембрандтовской картины «Урок анатомии». Пока хозяин возился с замком, Эллери не мог отделаться от чувства удивления по поводу характера человека, встречавшего своих гостей этим реалистическим изображением вскрытия голландского трупа. Холодок пробежал по спине Эллери от этих мыслей. Он искоса взглянул на холодные черты лица высокого человека, несколько смягченные приятной улыбкой, и приписал этот холодок своему физическому состоянию.
«У Квинов слишком сильно развито воображение,— подумал он.— Если у человека хирургические наклонности... Хирургические наклонности... Ну конечно же,— подавил Эллери улыбку.— Несомненно, этот джентльмен принадлежит к касте людей со скальпелем». Эллери сразу почувствовал себя гораздо лучше. Он посмотрел на отца, но, очевидно, эта деталь комнатного украшения ускользнула от внимания инспектора. Тот облизывал губы и принюхивался. Да, несомненно в воздухе носился аромат жареной свинины.
Что касается старого чудовища, которое открыло им дверь, то оно исчезло.
«Вероятно,— подумал с усмешкой Эллери,— удалился в свою берлогу и мрачно зализывает раны страха перед ночными посетителями».
В то время как путники проходили через переднюю, выжидательно держа в руках свои головные уборы, через полуоткрытые справа двери они увидели мельком большую комнату, единственным освещением которой был свет звезд, проникавший через стеклянные двери, ведущие на террасу. Несомненно, кто-то раздвинул шторы в этой комнате, пока их хозяин вводил их в переднюю. Может быть, это сделало то замечательное создание, которое хозяин называет Боунсом.
Но скорее всего, нет. Потому что до их слуха из этой комнаты донеслись звуки многочисленных перешептывающихся голосов, и среди них Эллери различил один женский голос. Но почему они сидели в темноте? Эллери снова почувствовал возвращение холодка. В этом таинственном доме было очень много непонятного. Ну и что же? Это его не касается. Не надо ни на что обращать внимание. Самое главное — скоро будет еда, так долго маячившая перед ним в его воображении.
Высокий человек прошел мимо двери, ведущей направо. Все еще улыбаясь, он предложил им следовать за ним и провел их по длинному коридору, который как бы перерезал дом от передней до задней стены и упирался в закрытую дверь, едва видневшуюся в конце этого коридора.
Он остановился у открытой двери налево.
— Сюда, пожалуйста,— пробормотал он и указал на большую комнату, которая, как они увидели, занимала половину длины террасы между передней и левой стороной дома.
В гостиной с темными драпировками на окнах, освещенной множеством разбросанных всюду ламп и лампочек, находилось несколько кресел, маленьких ковриков, шкура белого медведя, круглые столики, на которых лежали книги и журналы, пепельницы и коробки с сигарами. Большую часть задней стены занимал камин. Вокруг висели картины, написанные маслом, и гравюры — все довольно мрачного содержания. Высокий канделябр бросал дрожащие тени, которые расплывались и сливались с тенями, отбрасываемыми пламенем камина.
Вся комната, с ее теплотой и уютом, креслами, книгами и мягким светом, тем не менее подействовала на Квинов угнетающе. Она была пуста.
— Пожалуйста, садитесь,— сказал высокий человек,— снимайте пальто, устраивайтесь поудобнее, и тогда мы сможем поговорить.— Все еще улыбаясь, он потянул звонок около двери, и Эллери почувствовал легкое раздражение: «Черт возьми, чему тут улыбаться?»
Инспектор был настроен менее критически. Он с глубоким вздохом удовлетворения развалился в мягком кресле, вытянул свои короткие ножки и пробормотал:
— А-а-а, вот это хорошее вознаграждение за все наши огорчения, сэр.
— Да, пожалуй, после того холода, который вы испытали при подъеме,— высокий человек по-прежнему улыбался.
Эллери, слегка озадаченный, продолжал стоять. Черты лица их хозяина показались ему знакомыми. Это был крупный мужчина, вероятно, лет сорока пяти, крупный во всех отношениях, и, несмотря на это и на его ярко выраженную белокурость, решил Эллери, он все же галльского типа. Он носил довольно простую одежду, как человек, не придающий никакого значения костюму. «Грубоватый парень,— подумал Эллери,— однако не лишен какого-то очарования и физической привлекательности». У него были замечательные глаза: глубоко посаженные, сверкающие глаза ученого. Руки удивительно подвижные, крупные, с большими пальцами — руки, привыкшие к властным жестам.
— Вначале-то было достаточно тепло,— сказал с улыбкой инспектор, который чувствовал себя великолепно.— Мы едва спаслись.
Высокий человек нахмурился.
— Неужели так плохо? Я вам сочувствую. Вы говорите, пожар? A-а, миссис Уири.
В дверях появилась полная женщина в черном платье и белом фартуке. Эллери отметил, что она была слишком бледна и чем-то взволнована.
— Вы звонили, доктор,— она заикалась, как школьница.
— Да, возьмите, пожалуйста, вещи у этих джентльменов и посмотрите, не сможете ли вы наскрести что-нибудь на ужин.
Женщина молча кивнула головой и, взяв их шляпы и пальто инспектора, исчезла.
Я не сомневаюсь, что вы умираете от голода,— продолжал высокий человек.— К сожалению, мы уже пообедали, а то бы я предложил вам что-нибудь более существенное.
— По правде говоря,— протянул Эллери, садясь в кресло и чувствуя себя значительно лучше,— мы оба так голодны, что находимся на грани людоедства.
Хозяин сердечно рассмеялся.
— Полагаю, нам пора представиться после такого неудачного начала нашего знакомства. Мое имя Джон Ксавье.
— А! — воскликнул Эллери.— То-то ваше лицо показалось мне знакомым. Доктор Ксавье! Как же, я бесчисленное количество раз видел ваши портреты в газетах. Впрочем, когда я заметил в передней рембрандтовскую гравюру, я понял, что только врач может быть хозяином этого дома. Никто, кроме медика, не выкажет такого оригинального вкуса в украшении своей квартиры.— Он улыбался.— Ты теперь вспоминаешь лицо доктора, папа? — Инспектор кивнул без особого энтузиазма. В данный момент он готов был вспомнить все что угодно.
— А мы — Квины, отец и сын, доктор Ксавье.
— Очень рад, мистер Квин,— вежливо сказал доктор Ксавье, обращаясь к инспектору.
Квины обменялись взглядами. Их хозяин, несомненно, ничего не знал о связях инспектора с полицией. Эллери взглядом предупредил отца, в ответ инспектор понимающе кивнул головой. Не было никакой необходимости объявлять официальный титул Квина. Люди, как правило, держатся довольно сдержанно в присутствии полицейских и детективов.
Доктор сел в кожаное кресло и предложил им сигареты.
— А теперь, в ожидании, пока усилия моей великолепной экономки принесут плоды, я попрошу вас рассказать мне подробнее о... пожаре.
Мягкое, слегка рассеянное выражение его лица не изменилось, но что-то странное прозвучало в его голосе. Инспектор начал все детально описывать. Хозяин кивал головой на каждую фразу, проявляя вежливую озабоченность. Эллери вынул из кармана очешник, тщательно протер стеклышки пенсне и нацепил его на нос.
Он был настроен весьма критически к своему хозяину. Тот проявляет озабоченность в отношении пожара. А почему бы в самом деле доктору Ксавье и не быть озабоченным? Ведь его дом находится на вершине горы, подножие которой охвачено пожаром. Пожалуй, его скорее можно обвинить в том, что он не проявляет большей озабоченности.
— Надо сделать запрос, доктор. У вас есть телефон?
— Рядом с вами, мистер Квин. Этот аппарат связан прямо с Долиной.
Инспектор взял трубку и вызвал Эскуэву. Ему пришлось немало потрудиться, прежде чем он добился соединения. Наконец, когда его усилия увенчались успехом, он выяснил, что весь город брошен на борьбу с огнем, включая шерифа, мэра и всех работников городского транспорта. Одинокая телефонистка сообщила ему эти сведения.
Старик с мрачным видом положил трубку.
— Думаю, на сей раз пожар гораздо более серьезный, чем обычно, доктор. Он охватил кольцом весь низ горы, и все трудоспособные мужчины и женщины брошены на борьбу с ним.
— Боже мой,— пробормотал доктор Ксавье. Озабоченность усилилась, вежливость исчезла. Он поднялся и принялся ходить по комнате.
— Так что,— сказал инспектор удовлетворенно,— я полагаю, мы здесь застряли по крайней мере на ночь.
— Ну, что касается этого,— Ксавье махнул мускулистой рукой,— естественно, я бы не отпустил вас даже при нормальных обстоятельствах.— Он нахмурился и закусил губу.
— Похоже на то...
Голова Эллери начала кружиться. Несмотря на сгущающуюся атмосферу тайны — его интуиция подсказывала, что-то таинственное, несомненно, происходит в этом одиноком доме,— его самым большим желанием было уснуть. Даже голод отступил, и пожар казался таким далеким. Его веки закрывались сами собой.
Доктор Ксавье мрачным голосом, в котором появились теперь нотки возбуждения и волнения, говорил что-то насчет засухи, возможности мгновенного воспламенения... Потом Эллери больше ничего не слышал.
Он проснулся. Дрожащий женский голос произнес над его ухом: «Если вы не возражаете, сэр...»
Смутившись, Эллери вскочил на ноги и увидел полную фигуру миссис Уири, стоявшую около его кресла с подносом в руках.
— О,— воскликнул он, покраснев.— Какая невоспитанность с моей стороны! Простите меня, доктор. Понимаете, мы гак долго ехали, потом этот пожар...
— Глупости,— сказал доктор Ксавье с рассеянным смехом.— Мы как раз говорили сейчас с вашим отцом о слабости молодого поколения, проявляемой им при больших физических испытаниях. Может быть, вы хотите, мистер Квин, пойти умыться перед едой?
— Если позволите.
Эллери с жадностью смотрел на поднос. У него вновь начались схватки голода. Он мог, казалось, проглотить все принесенное вместе с подносом.
Доктор Ксавье повел их по коридору, повернул налево к лестнице, находящейся в другом коридоре, перекрещивающемся с коридором, идущим из передней.
Они прошли один марш по лестнице, покрытой ковром, и оказались на площадке, на которой, очевидно, были расположены спальни. Коридор был погружен в темноту, лишь над лестницей тускло светил маленький ночник. Все двери плотно закрыты. Кругом царила могильная тишина.
— Бр,— пробормотал Эллери на ухо отцу, когда они шли за статной фигурой их хозяина.— Неплохое местечко для убийств. Даже ветер подыгрывает обстановочке. Послушай, как он завывает, будто все ведьмы вылетели сегодня в полном составе.
— Можешь прислушиваться к нему сколько хочешь,— ответил инспектор,— но даже целая армия ведьм не способна пошевелить ни один волос на моей голове. Для меня это место не хуже Мраморного дворца. Убийство? Да ты просто спятил, друг мой. Это самый очаровательный дом, в котором я когда-либо бывал.
— А я видел получше,— мрачно произнес Эллери.— Кроме того, ты всегда отличался тем, что был человеком чувств... Ах, доктор! Вы просто ангел.
Доктор Ксавье открыл дверь, и они оказались в просторной спальне. Все комнаты в этом доме Гаргантюа были огромными. В изножье большой двуспальной кровати находился багаж Квинов.
— О, это пустяки, стоит ли говорить,— сказал доктор Ксавье, но каким-то рассеянным, пустым тоном, не так, как этого следовало бы ожидать от действительно гостеприимного хозяина.— Куда вы могли деться при таком пожаре внизу? Ведь это единственный дом на многие мили вокруг, мистер Квин. Я позволил себе, пока вы отдыхали внизу, распорядиться, чтобы мой слуга Боуне перенес ваш багаж сюда. Боуне — странное имя, не правда ли? Он несчастный старый беспризорник, которого я подобрал много лет назад. Очень предан мне, могу вас уверить, несмотря на несомненную грубость его манер, ха-ха. Боуне займется вашей машиной, у нас здесь есть гараж. Ее нельзя оставлять на улице на такой высоте, она сильно отсыреет.