Бабочка в ладони - Ткаченко Александр Борисович 17 стр.
Очевидно, нечто подобное происходило и с допотопным человечеством, мысли которого были — зло во всякое время (Быт 6:5). Библия не говорит — в чем конкретно выражалось это зло, но понятно, что столь беспрецедентное стремление людей к греху неминуемо должно было вызвать такой же беспрецедентный катаклизм в природе. Всеведущий Бог знал о надвигающейся катастрофе и еще за сто лет до ее начала повелел Ною строить ковчег спасения, тем самым — предупреждая о грядущей беде все человечество. Ведь Ной строил свой ковчег не таясь, на виду у всех, и само это строительство по сути уже было — проповедью покаяния. Любой человек мог бы при желании построить себе такой же корабль, и спасся бы на нем так же, как и Ной. А если бы все люди осознали серьезность грозящей им опасности и начали строить себе ковчеги, это уже означало бы, что они поверили Богу и покаялись. И тогда, вполне возможно, что никакого потопа не было бы вообще. Ведь уцелела же Ниневия, жители которой также получили предупреждение от пророка Ионы о том, что мера их грехов превысила критический порог и через сорок дней Ниневия погибнет. Жители обреченного города перестали грешить, и город уцелел. Но не Бога они ублажили, не «гнев» Его отвели от себя, а — покаявшись, устранили саму причину надвигавшейся катастрофы.
К сожалению, допотопное человечество оказалось менее разумным, и не вняло Божиему предостережению, хотя им было отпущено для этого гораздо больше времени, чем ниневитянам. Ефрем Сирин пишет: Бог давал людям на покаяние сто лет, пока строился ковчег, но они не покаялись; Он собрал зверей, дотоле ими невиданных, однако же люди не хотели покаяться; водворил мир между животными вредоносными и безвредными, и тогда они не устрашились. Даже после того, как Ной и все животные вошли в ковчег, Бог медлил еще семь дней, дверь ковчега оставляя отверстою. Удивительно …то, что современники Ноевы, видя все, что совершалось вне ковчега и в ковчеге, не убедились оставить нечестивые дела свои.
Трудно себе представить, что все это Бог совершал для того, чтобы уничтожить грешных людей. Описанные прп. Ефремом Сирином события напоминают, скорее, спасательную операцию, во время которой подавляющее большинство терпящих бедствие почему-то вдруг отказались от спасения.
Опять, как и в Райском саду, человек не захотел поверить Богу. А ведь любой поверивший мог бы спастись, подобно Ною, и именно к этому призывал Бог всех людей древнего мира накануне катастрофы. Но увы, никто, кроме Ноя и его семьи не внял призыву Господа. И то, что произошло с допотопным человечеством вполне справедливо можно определить как — массовое самоубийство посредством неверия Слову Божиему.
Наверное, главный урок этой трагедии в том, что любое стихийное бедствие не случайность и не карательная акция со стороны Бога, а прямое следствие человеческих грехов. И когда нежелание людей следовать добру становится для них основным жизненным принципом, Господь не казнит их, а просто перестает защищать от последствий их же собственной греховной жизни. Не «гнев» Божий был причиной человеческих страданий и гибели во все времена, а злоба и безжалостность людей друг к другу и к самим себе.
Слова снисхождения
Бог есть Любовь. К сожалению, это христианское понимание Бога с трудом находит себе путь к сознанию и сердцу человека в его нынешнем, падшем состоянии. Обыденный житейский опыт склоняет нас скорее к тому, чтобы видеть в Боге грозного вершителя судеб, воздающего каждому по делам его. Тем более что образ Бога-судии, гневающегося на грешников и милующего праведников встречается и в Евангелии, и в посланиях апостольских, и в святоотеческом наследии. И если такое представление о Боге удерживает человека от греха и беззакония, этому можно только радоваться. Но, признавая пользу и назидательность таких суровых образов, все же нельзя забывать, что по мысли свт. Григория Нисского …в каждом из таковых изречений общепризнанное слово громогласно учит нас, что посредством наших свойств провидение Божие приспособляется к нашей немощи, чтобы наклонные ко греху по страху наказания удерживали себя от зла, что это всего лишь — слова снисхождения Божия к нашей слабости и неспособности прямо и радостно воспринять удивительную истину христианской веры — Бог есть Любовь.
С уважением, Роман Доброхотов
Верить в бога достаточно просто, это может каждый ребёнок. Сложнее объяснить эту веру. Иногда говорят, что это как с влюблённостью — не требует объяснений, но это натянутое сравнение: попробуйте влюбиться, ни разу не увидевшись, не поговорив и даже не вступив в переписку со своей музой! А если речь идёт не просто о вере, но о религии — вопросов становится ещё больше. Ограничимся лишь главными.
Действительно ли бог существует?
На этот счёт существуют, как известно, разные мнения. Кто-то, и даже многие, верит, что господь существует, некоторые же предполагают прямо противоположное. При этом мало кто берётся утверждать, что несуществование бога — научный факт. Даже среди атеистов эта точка зрения считается маргинальной. В конце концов — есть же множество верующих учёных? Впрочем, вряд ли их больше, чем распутствующих монахов или, к примеру, проворовавшихся чиновников, поэтому будем искать другие аргументы.
Прежде всего надо выяснить, когда мы говорим, что «нечто не существует». Примеров масса — драконы, призраки, домовые и прочие мифические персонажи. Если ребёнок спросит вас, существует ли Дед Мороз, а вы захотите наконец раскрыть ему правду — то разве вы ответите «я не верю в Деда Мороза»? Скорее всего, вы скажете просто «не существует», причём нисколько не сомневаясь в своих словах. Если можно считать научным фактом существование ёлок, то, будучи последовательным, следует признать научным фактом несуществование Деда Мороза в том виде, в каком его представляют дети. Конечно, как персонажи фольклора и литературы существуют и Дед Мороз, и Гамлет, принц датский, но мы называем их «вымышленными героями» — вряд ли какой-то верующий согласится назвать так бога. Наука, при всём её внутреннем разнообразии, всегда следует принципу достаточного основания, и до тех пор, пока интерпретация некоторой суммы наблюдаемых явлений не требует дополнительных допущений, эти допущения не принимаются. Предваряя возможные возражения, заранее скажем, что осмысленность призыва «не умножай сущности сверх необходимости» не зависит от религиозности его автора, Уильяма Оккама, равно как и качество сапог не зависит от наличия или отсутствия оных у сапожника.
А в чём, собственно, существенное различие между верой в бога и верой в Деда Мороза? Сам по себе тот факт, что в бога верят дольше и большее число людей — это не аргумент, тем более что известны куда более древние верования… Скажем, африканское племя Сан из области Нгамиленд может похвастаться тем, что их культ питона существует уже 70 тысяч лет, но вряд ли какой-то учёный сочтёт это достаточным основанием для того, чтобы обратиться в эту веру.
История знает множество попыток доказательств существования бога, но все они предпринимались на уровне интуитивного мышления (которое иногда, видимо, ввиду его ненаучности, относят к философскому). Скажем, одно из наиболее распространённых обоснований существования бога — попытка объяснить, кто создал этот мир. Однако ничто не противоречит тому, что мир существовал всегда. Зато как раз объяснение появления вселенной как творения господа наталкивается на вопрос о том, как появился сам бог, и единственный возможный ответ на этот вопрос дал индус из примера Бертрана Рассела, который в таких случаях отвечал «давайте поговорим о чём-нибудь другом».
Доказательство существования бога через поиск «дыр» в научном мировоззрении тем более нелепо — все знают, что наука не всесильна и даже не может пока подступиться к таким значимым вопросам как, например, проблема материи и сознания, но разве из этого следует существование бога (или Деда Мороза и Священного Питона)?
Не надо думать, что наука признаёт существующими только наблюдаемые явления, это неправда. К примеру, практически все наши знания о микромире и очень многое из исследований макрокосмоса исходит из анализа косвенных признаков существования того или иного явления. Причём непосредственная наблюдаемость для науки вообще не является существенной, так как несложная комбинация некоторых химических веществ делает непосредственно наблюдаемым для человека самые разные существа, в том числе и упомянутого господа бога. Статус существующего заработать в науке непросто — для этого разработан сложнейший механизм верификации и фальсификации гипотез, отшлифованный опытом тысячелетий. Никакого другого механизма различия существующих явлений от воображаемых человечество не знает.
Таким образом, рассматривая гипотезу о существования бога циничным взглядом последовательного и честного перед собой учёного, придётся признать, что между гипотезами о существовании Священного Питона, Деда Мороза и Бога нет ни малейшего различия в доказательной базе, и пока этой базы нет, несуществование всех этих персонажей в реальной действительности считается фактом. Бывает такое, что научные факты опровергаются, но пока этого не произошло, вымысел остаётся вымыслом. И всё же религия обладает существеннейшим отличием от обычных культов и мифов, формируя в человеке определённую систему моральных норм и ценностей. И с этим связан второй вопрос.
Хороша ли религиозная мораль?
Вопрос этот странный, ведь в разных религиях ценностные системы отличаются друг от друга. Кто-то говорит, что в общем и целом моральные основания у всех мировых религий общие, кто-то утверждает, что различия существенны, но и в этом вопросе есть третья, довольно маргинальная позиция, с которой не согласятся даже многие атеисты: религия аморальна как таковая.
Все современные мировые религии предлагают своим адептам путь к спасению и на этом основывают свою концепцию справедливого мироустройства. Это и привлекательно в религии — в веру часто обращаются люди в критической ситуации, когда они понимают свою невластность над некоторыми ужасными событиями. Скажем, раковый больной может удариться в религию, чтобы если не спастись в этом мире физически, то хотя бы жить надеждой на спасение в мире ином. А если после погружения в религию опухоль проходит, то это, конечно, тут же объясняется силой веры.
Но как же быть тогда с аргументом Ивана Карамазова, удивлённого цинизмом этой божественной гармонии, пренебрегающей слезой невинно замученного ребёнка? Как и в случае с Оккамом, не пользовавшимся своей бритвой, недостаточно было бы ответить, что сам Достоевский был глубоко верующим. Фёдор Михайлович, пока не требовал его Аполлон к священной жертве, был вообще человеком довольно слабым, поверхностным и падким до разных предрассудков, в том числе и национальных, и нет ничего удивительного в том, что его герои намного умнее, сложнее и интересней их автора.
История, увы, дала гораздо более яркие иллюстрации, чем литературный пример о ребёнке, затравленном собаками. Маленькие дети, заморенные голодом в фашистском лагере или, что далеко ходить за примером, жертвы бесланского теракта. Это какой такой высшей справедливостью можно оправдать то, что несколько сотен маленьких детей умерли в своей школе, лишённые еды и вынужденные пить собственную мочу? Это что же это за бог такой, который безразлично смотрит на какую-нибудь испуганно молящуюся девочку, что оказалась в плену у террористов, морящих ее жаждой и садистски насилующих? Многие верующие говорят в ответ, что, дескать, бог дал людям свободу, и те уже справляются с ней как могут, а могут только так жестоко. Но какая же свобода у этой конкретной девочки? Чем же этот бог отличается от Адольфа Гитлера, который под предлогом заботы о человечестве в целом уничтожил сотни тысяч людей по отдельности?
Тут какое-то логическое несоответствие. Если бог только создал правила игры и больше не участвует в процессе принятия решений, тогда зачем же верующие молят его о чём-то, надеются на его милость? А если он в силах принимать решения, то мера его полномочий пропорциональна и мере ответственности. Не злоупотребляет ли он этими своими полномочиями? Почему же это бог решил, что имеет право позволить заморить невинного ребёнка до смерти? Даже дельфины спасают тонущих людей, а уж всевышнему сам бог велел. Кто-то может сказать, что у бога свои резоны, и он не поддаётся человеческой логике, и надо с этим смириться, но эта демагогия ничем не отличается от совершенно аналогичных рассуждений нацистских солдат, исполняющих приказы о пытках и убийствах, с тем лишь отличием, что у веровавших в фюрера выбор был нелёгкий, иногда между жизнью и смертью.
Выходит, что вера в Деда Мороза куда менее цинична — она не создаёт ложного ожидания справедливости и спасения, в ней нет никакого лицемерия. Зачем тогда вообще нужна эта вера в бога? Многие считают, что религия — очень полезная штука для общества, так как является его этическим стержнем, позволяющим человечеству сохранять основные морально-нравственные ориентиры… Этому посвящён третий и последний вопрос.
Нужна ли религия обществу?
Религия для культуры — это в первую очередь именно этическая система. Общество в целом безразлично к таким интимным вещам, как вера каждого отдельного человека во что бы то ни было, но если эта вера как-то связана с общественной этикой, она неизбежно становится частью социальной структуры. На историю всегда оказывает влияние либо та вера, на которой основываются этические нормы, либо вера, которая их подрывает, все остальные верования для общества безразличны. По сути дела, для социальной системы безразлична даже природа веры — религия, политическая идеология, традиции — неважно, что служит обоснованием тех или иных норм, важен их смысл. Любое общество всегда находится в атмосфере идей (пусть иногда и разреженной) но в форму нормативных ценностей идеи могут быть облечены только тогда, когда социальная среда в этом нуждается.
Как правило, общество нуждается в стабильности, и этические нормы лишь укрепляют её. В социологическом смысле нет большой разницы между вором в законе в 90-х годах в России или архиепископом позднего средневековья — и тот и другой являются частью некой структуры, дополняющей официальные государственные институты и в значительной степени гарантирующей общественный порядок. Какое-то сообщество живёт «по понятиям», какое-то — согласно религиозным предписаниям, но в обоих случаях существует некоторая нормативная система, позволяющая разрешать конфликтные и просто спорные ситуации.
В переломные моменты, когда социально-политическая структура общества претерпевает изменения, на этой волне часто возникает новая идеология, которая не только не служит оплотом стабильности, но и наоборот, призвана её уничтожить. Христиане в катакомбный период провозглашали почти те же лозунги, что и намного позже социалисты и коммунисты до прихода к власти — те же свобода, равенство и братство. Когда же идеология переходит из разряда протестных в разряд нормообразующих, она тут же склонна превращаться в аналог предшествующей ей консервативной системы.