Два самых известных литературных меланхолика и веселый жулик оказались удивительно похожи в своей неспособности любить. В чем же тут дело? Почему столь разные типы людей в важнейшей сфере своего бытия оказываются так одинаково и фатально несостоятельными?
Рассуждать об этом с различных точек зрения можно довольно долго. Однако если обратиться к христианству, ответ на такой вопрос найти совсем несложно.
Как теряют любовь
В Евангелии Христос ясно говорит, что потеря любви является прямым следствием уклонения человека от исполнения заповедей Божиих: …по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф 24:12). Здесь очень важно уточнить, что само слово «беззаконие» в отношении заповедей имеет не юридический смысл по принципу: ты нарушил закон, Бог тебя за это накажет. Христианство говорит совсем о другом, духовном законе, который правильнее было бы сопоставить с законами физики, химии, биологии и любой другой естественной науки. Ведь если человек нарушая законы собственного естества попытается сесть на раскаленную плиту, лизать железо на морозе или пить серную кислоту, то вряд ли кому-либо придет в голову назвать печальные, но вполне естественные последствия такого беззакония — наказанием Божиим. То же самое происходит, когда человек пренебрегает духовными законами своего бытия. В сущности, все заповеди Евангелия как раз и являются такими законами, в которых даны вовсе не какие-то формальные и внешние по отношению к человеку требования. Нет, в заповедях Господь лишь открывает нам принципы здорового существования нашей духовной природы, некую норму человечности, при соблюдении которой человек не будет вредить собственному естеству. Ну, в самом деле, разве вызовет у кого-то протест утверждение о том, например, что зависть или обида наносят вред, прежде всего — самому человеку? Или, что гневливый человек сам себе укорачивает жизнь? Да любая, даже самая далекая от христианства психологическая школа безоговорочно подтвердит сегодня истинность этих мыслей! Слова «грех» и «беззаконие» в Евангелии означают нарушение принципов нормального человеческого существования, которое неизбежно влечет за собой страдание, разрушение, смерть.
В сущности, все заповеди лишь выявляют различные грани главного призыва Евангелия, который, наверное, известен любому культурному человеку …любите друг друга (Ин 34:13). Ведь на того, кого любишь, не станешь гневаться, ему не будешь завидовать, простишь ему любую обиду и никогда не возьмешься его осуждать. Таким образом, в заповедях изложены не какие-то, пускай возвышенные, но отвлеченные истины, а — принципы деятельного проявления той самой любви, которой нам так не хватает в нашей жизни. Но что же происходит, если человек нарушает эти принципы? Об этом нетрудно догадаться по нехитрой аналогии: а что бывает, когда человек нарушает законы физики и пытается разжечь костер посильнее, усердно поливая его водой? Ответ очевиден: огонь погаснет. Ровно то же самое происходит и с любовью в сердцах тех людей, которые нормой своей жизни сделали нарушение закона любви, то есть — грех.
И если внимательно рассмотреть литературные истории жизни Онегина, Печорина и Остапа Бендера, то причину их неспособности к любви увидеть совсем несложно.
Так, по словам Пушкина, бедный Евгений самые чистые и естественные порывы молодости потратил на блудные похождения и бесконечные любовные интрижки
За восемь лет такой беспорядочной жизни Онегин довел себя до весьма печального состояния, когда женщина перестала быть для него тайной, желанной целью и радостным открытием:
Еще страшнее выглядит внутренняя жизнь Печорина, вернее, то, что он сам сделал с этой своей жизнью. Ведь не так уж и лицемерит Григорий Александрович, когда, рисуясь перед княжной Мэри, проговаривает свое жизненное кредо: «Я был готов любить весь мир, — никто меня не понял: и я выучился ненавидеть». Здесь герой честно признает любовь ко всему миру — нормальным состоянием здорового, неиспорченного человека. Правда, вину за утрату им этого здорового состояния Печорин пытается полностью переложить на окружающих. Но путь этот тупиковый и бесплодный. Ведь если мою душу искалечили другие люди, значит, и приводить ее в порядок должен не я, а они. Собственно, такой вывод и делает Лермонтовский герой: «…если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви». Поставив способность к любви в зависимость от нравственности окружающих, Печорин полностью отсек для себя возможность исцеления, и пришел в поистине ужасное состояние, когда страдания другого человека, да и сама жизнь его, становятся лишь забавой, топливом для эмоций, хоть как-то теребящих ледяное сердце «Героя нашего времени»:
«А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость».
Счастье как — насыщенная гордость! Бедный Печорин… Если бы он только знал, что гордость в принципе ненасыщаема и никогда не удовлетвориться тем состоянием, в котором находится человек, сколь бы высоко он не вознесся. По учению Церкви, нет более страшного нарушения закона любви, чем гордость, медной стеной отделяющая человека от всего мира, от других людей и от Самого Бога. Чтобы убедиться в истинности этого утверждения, достаточно просто перечитать страшные строки из дневника Печорина, приведенные выше.
Ну а неутомимый охотник за денежными знаками, Остап Бендер, лишил себя способности к любви иным методом, правда, не менее разрушительным, чем блуд или гордость. На что же этот симпатичный литературный герой потратил весь пыл своей энергичной натуры, куда употребил таланты, которыми так щедро наделили его авторы? Об этом, лучше всего сказал сам Великий Комбинатор в претенциозной эпитафии самому себе: «Он любил и страдал. Любил деньги и страдал от их недостатка». Вполне откровенный и точный диагноз. Любовь к деньгам в христианской традиции носит название сребролюбия. А о том, какую разруху производит сребролюбие в душе человека прямо сказано в одном из посланий апостола Павла: А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые… сами себя подвергли многим скорбям. (1 Тим 6:9-10)
В эту короткую цитату полностью укладывается вся трагикомическая история Остапа Бендера. История человека, который в погоне за деньгами растратил свои многочисленные способности и энергию молодости, не создал семьи, не приобрел друзей… И даже деньги, которые он, в конце концов, сумел получить, не согрели его душу и не принесли счастья. Потому что не может стать счастливым тот, кто не способен любить.
Конечно, все эти герои не более, чем плод писательской фантазии. Но ведь в том и притягательность настоящей литературы, что в рассказе о вымышленных героях она показывает нам такие состояния человеческой души, на которые уже вполне реально отзывается наше сердце, наша совесть, наш жизненный опыт. И если быть с собой до конца честным, то многое из того, что лишило любви Онегина, Печорина и Остапа Бендера мы в той или иной мере найдем и в своей жизни.
Как животное, или — как Бог?
«Нет попутного ветра кораблю, который не знает, в какую гавань он хочет приплыть», — писал Монтень. К сожалению, этот тезис как нельзя более уместен в разговоре о любви, когда под этим словом подразумевается все, что угодно: бурная страсть, физическое влечение, мимолетная симпатия или просто какое-то неопределенное томление в душе. Учиться любви, имея о ней столь смутные представления, такой же неблагодарный труд, как — разгадывать кроссворд, в котором отсутствуют не только ответы, но и вопросы.
В целом, слово «любовь» ассоциируется у современного человека с некими бурными переживаниями, радостью или слезами, трепетом и замиранием сердца, одним словом — с сильным эмоциональным волнением.
И действительно, тот, кто хоть однажды был влюблен, знает это состояние, когда в любимом человеке вдруг сосредотачивается весь смысл твоего существования. Но куда же девается это волнение страсти спустя некоторое время, иногда совсем непродолжительное? Почему так часто со скандалом делят имущество муж и жена, которые еще совсем недавно жить не могли друг без друга?
Жизнь очень сложная штука, но все же, наверное, не последнюю роль в таких разочарованиях и семейных драмах играет как раз неправильное понимание людьми важнейшего вопроса: что такое любовь?
Ведь если понимать любовь как — эмоцию, то неизбежно придется признать, что, подобно всем прочим эмоциям, она очень изменчива, неустойчива, и зависима от множества внешних и внутренних факторов нашей жизни. Не выспался — и уже не до высоких чувств. Переел — снова не до них. Пасмурная погода за окном, больной зуб, случайно сказанное слово, косой взгляд, падение уровня сахара в крови — все эти вещи, и великое множество других, здесь не названных, постоянно влияют на наши эмоции. И если ставить свою любовь к ближнему в зависимость от многообразных обстоятельств жизни, то сохранить такую любовь-эмоцию окажется невероятно трудной задачей.
К тому же, подобная любовь обладает одной не очень симпатичной характеристикой: нам свойственно испытывать ее либо к тем, с кем хорошо нам, либо к тем, кому хорошо с нами. Но стоит даже такому, приятному нам человеку выразить хотя бы легкое недовольство в наш адрес, как тут же вместо любви к нему в душе вспыхивают совсем другие чувства. А уж если мы узнаем, будто этот человек сделал нам какую-нибудь откровенную гадость — тут уже только держись! Тогда начинается такая «любовь», которая для несчастной Бесприданницы заканчивается криком «так не доставайся же ты никому» и пулей в сердце, для пылкой Кармен — ножом в груди, а для Дездемоны — смертью от рук ревнивого мужа. В общем, с любимыми, которые вместо удовольствия начали доставлять неудобства, очень часто все происходит по схеме известной фольклорной истории, когда некий хозяин любил свою собаку лишь до тех пор, пока она не съела у него кусок мяса. Можно было бы, конечно, списать все эти печальные события на бурную фантазию драматургов, да вот беда — реальные уголовные хроники всех газет мира во все времена переполнены подобными трагедиями.
Именно такую любовь-чувство Христос решительно отвергает, говоря ученикам: …если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? (Матф 5:46) Правда, ссылка на загадочных «мытарей» может показаться современному невоцерковленному читателю малоубедительной и непонятной. Но этот же принцип отношения к окружающим нетрудно увидеть на примере… животных. В самом деле: если кошку ласкать по шерстке, она жмурится, урчит от удовольствия и, безусловно, нас любит. Но стоит лишь попытаться гладить ту же кошку против шерсти, как от ее благодушия не останется и следа, а вместо кошачьей любви мы получим возмущенное шипение, исцарапанные руки и хороший урок на будущее.
Любовь-эмоция почти не отличается от рефлексов животного. Поэтому, нормой человеческой любви Христос объявляет нечто неизмеримо более высокое и требующее от людей существенного волевого и нравственного усилия: Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. (Матф 5:43–45)
Но любить своего врага, руководствуясь эмоциями, уже не получится, поскольку эмоции эти будут прямо противоположными любви. И здесь кроется одно из главных отличий любви христианской от всех прочих ее пониманий и трактовок: евангельская любовь обязательно предполагает жертвенность. А жертвой в данном случае может стать сознательный отказ как раз от тех самых, естественных человеческих чувств неприязни и отвращения, которые мы обычно испытываем к своим врагам. Занятие это нелегкое и даже болезненное, но ведь и цель его безмерно высока: уподобиться в любви уже не животному, но — Богу.
Синдром расширенного эгоизма
Ну вот, похоже, и найдены нужные слова: любовь — как жертвенность, способность к самоотдаче. Казалось бы — вот оно, христианское понимание любви! Но и тут нас подстерегают скрытые опасности. Оказывается, жертвенность вполне возможна и при отсутствии любви к ближнему. Не зря ведь апостол Павел предостерегает христиан от подобного перекоса в восприятии Евангелия: …если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. (1 Коринф 13:3)
Возникает закономерный вопрос: а что же, собственно, может стать для меня причиной самопожертвования, если не моя любовь к ближнему? Ответ на это — тема для отдельного большого разговора, поэтому ограничимся здесь лишь одним его аспектом, который можно было бы условно назвать — синдромом расширенного эгоизма.
Дело в том, что, вкладываясь в объект своей любви, отдавая ему силы, время, жертвуя ради него какими-то удовольствиями, человек потихоньку начинает любить в нем именно этот свой вклад, или точнее — себя самого в любимом. В итоге получается такая вот расширенная любовь к себе, пусть даже в нее будут включены мой муж, или моя жена, мои дети, или моя собака. Но в центре подобного отношения всегда будет этот злосчастный общий знаменатель — «мое». Такая любовь может превратиться в гордость, отделяющую нас и наших любимых от остального мира, и уничижающую все, что находится за этой границей.
Убедительный пример такого расширенного эгоизма, принимаемого за любовь можно увидеть в знаменитой сказке французского военного летчика Экзюпери, когда Маленький Принц объяснял ничейным розам, в чем их отличие его любимого цветка: «Вы ничуть не похожи на мою розу, вы еще ничто… Вы красивые, но пустые, ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас я поливал каждый день. Ее, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя.»
Логика Маленького Принца здесь предельно ясна: чем больше самого себя вкладываешь в то, что любишь, тем больше оснований считать это — своим. А все остальное можно спокойно считать — «ничем», поскольку оно ведь еще ничье. Неудивительно, что бедные розы смутились, услышав эту декларацию любви-собственности. Конечно, Маленький Принц — удивительно светлый и добрый герой, пожалуй, даже один из самых светлых во всей мировой литературе. Но в данном случае, его понимание любви, к сожалению, не очень сильно отличается от жизненной философии генеральского денщика — персонажа одного из очерков Н. Лескова. Этот денщик делил человечество на две неравные части. К одной он относил себя и своего барина, к другой — всю прочую сволочь.