Бабочка в ладони - Ткаченко Александр Борисович 7 стр.
Подобным образом и «любовь-собственность» заставляет человека автоматически делить весь мир на «мы» и «они». И тогда, чем бы он ни жертвовал во имя подобной любви, эта жертва неизбежно будет принесена им лишь себе самому.
Христианство предполагает совершенно иной принцип отношения к окружающим, когда основанием для любви к ближнему является вовсе не наша собственная мера жертвенности по отношению к нему, а безмерность жертвы Христа за все человечество. Чтобы эта мысль стала более понятной, можно рассмотреть ее на все том же примере отношения героя сказки Экзюпери к чужим розам. Маленький Принц по-детски наивно определил их как «ничто», поставив ничьим цветам в упрек тот факт, что ради них еще никто ничем не пожертвовал. Но христиане знают, что Христос пострадал за каждого человека. Следовательно — каждый из людей — Его, потому что для Бога нет беспризорных цветов. Христиане призваны в каждом человеке видеть Христа, почитать образ Божий в любом случайном встречном. А уж при таком мировоззрении разделение людей на своих и чужих по какому-либо признаку становится попросту невозможным делом. Вот как пишет об этой «неразборчивости» христианской любви святитель Игнатий Брянчанинов:
«И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение, как образу Божию. Что тебе до их немощей и недостатков! Наблюдай за собою, чтобы тебе не иметь недостатка в любви».
Настройка души
На расстроенном рояле самый выдающийся исполнитель всех времен и народов не сможет толком сыграть даже банального «Чижика-пыжика». Все его мастерство, весь обширный репертуар, экспрессия и выразительность игры окажутся бесполезными, если инструмент не будет должным образом настроен.
То же самое вполне справедливо и в отношении человеческой души, также нуждающейся в правильной настройке, без которой все наши мысли, слова и действия могут оказаться фальшивыми, словно музыка из расстроенного рояля. Христианская любовь к ближнему это не чувство, и даже не действие, а скорее — именно такая настройка или устроение человеческой души, когда в ней живет постоянная готовность отнестись к любому человеку, как к Самому Христу. Ведь дистанция между этикой в отношениях с Богом и этикой межчеловеческих отношений в христианстве практически сведена к нулю словами Христа: …так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф 25:40). Каждый человек, сколь бы ни был он плох и неприятен нам, призван к бытию Богом, любим Им, несет в себе Его образ. И для желающих исполнить христианскую заповедь о любви к ближнему, прежде всего, необходимо так настроить свои ум и сердце, чтобы в любом человеке за всеми его индивидуальными несовершенствами видеть этот образ Божий, помнить о том, что он — такое же любимое Богом создание, как и ты сам. Лишь на почве такого устроения души способна прорасти та любовь, о которой говорит Евангелие. Практический же рецепт подобной настройки можно увидеть в творениях святых Отцов, всю свою жизнь употребивших на освоение этой непростой науки — любить ближнего:
«Воздавай почтение ближнему как образу Божию, — почтение в душе твоей, невидимое для других, явное лишь для совести твоей. Деятельность твоя да будет таинственно сообразна твоему душевному настроению. Воздавай почтение ближнему, не различая возраста, пола, сословия, — и постепенно начнет являться в сердце твоем святая любовь. Причина этой святой любви — не плоть и кровь, не влечение чувств, — Бог».
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
В чем же такое душевное устроение должно быть выражено на практике, объясняет другой святой — Авва Дорофей:
«Не делай зла ближнему, не огорчай его, не клевещи, не злословь, не уничижай, не укоряй, и таким образом начнешь после мало-помалу и добро делать брату своему, утешая его словами, сострадая ему или давая ему то, в чем он нуждается; и так, поднимаясь с одной ступени на другую, достигнешь с помощью Божией и верха лестницы. Ибо, мало-помалу помогая ближнему, ты дойдешь до того, что станешь желать и пользы его, как своей собственной, и его успеха, как своего собственного. Сие и значит возлюбить ближнего своего, как самого себя».
Вот, собственно, и все. Нетрудно увидеть, что никаких сверхъестественных ухищрений и неисполнимых требований здесь нет. И прежде всего нужно учиться так любить самых близких своих людей — мужа, жену, детей, родителей… Не потому, конечно, что они — наши родственники. Просто именно с ними мы общаемся гораздо больше, чем с остальным человечеством, и где же еще осваивать христианскую любовь к ближнему, как не в собственной семье? Глупо учиться любви к врагам, так и не научившись любить свою бабушку.
Конечно, здесь описано лишь самое начало стяжания любви к ближнему. Путь ее совершенствования бесконечен, поскольку человек призван уподобиться в ней Богу. Но без этого драгоценного начала весь остальной путь окажется для нас безнадежно закрыт.
С уважением, Александр
Злая радость
Если попытаться определить одной фразой — что движет каждым человеком во всех его планах, делах, решениях и поступках, то ответ будет предельно простым: стремление к радости. На нее мы всегда надеемся, ее ждем, все мысли наши, все человеческие действия буквально пропитаны этим ожиданием. По самому большому счету, у людей нет других целей в жизни. И когда беда приходит к нам на порог, пережить ее помогает лишь надежда на будущую радость.
Но если все стремятся к радости, откуда же вокруг столько горя и страдания? Почему люди обижают друг друга, зачем жадничают, злятся, унывают?… В поисках радости, человечество тратит колоссальные усилия, но — увы, ее не становится в нашей жизни больше. Проблема в том, что само понятие — радость не имеет в себе ясно выраженного нравственного смысла. Это всего лишь состояние глубокого внутреннего удовлетворения, а вот чем человек может быть удовлетворен — это уже совсем другой вопрос. Можно радоваться рождению ребенка, богатому урожаю, хорошей погоде, теплу дыхания любимого человека на своем плече… В обыденном понимании радость почему-то всегда представляется нам как — нечто доброе, светлое и хорошее.
На самом же деле радость бывает глубоко безнравственной. Человек может искренне радоваться злу, и, что самое печальное — ничуть не тяготиться этим. Причем, речь идет совсем не о криминале, не об откровенно страшных и мерзких вещах. В том и беда, что зло, как источник радости, стало повседневным фоном нашей жизни, который мы уже почти не замечаем.
Когда на ринге боксер-тяжеловес отправляет своего соперника в нокаут, миллионы телезрителей приходят в бурный восторг, и даже не задумываются о том, что радуются чужой черпно-мозговой травме. Работяге, с радостью выгребающему из игрового автомата пятирублевые монеты, не приходит в голову, что его выигрыш полностью оплачен деньгами из кармана таких же бедолаг, как и он сам. Предприниматель, сделавший состояние на торговле сигаретами и водкой, прекрасно знает о том, какой вред наносит его товар здоровью курильщиков и пьяниц. И это знание нисколько не мешает ему радоваться полученной прибыли — вполне законопослушный налогоплательщик рад своему коммерческому успеху. А еще есть старый принцип: — «у соседа корова сдохла — пустячок, а приятно!». Есть, в конце концов, даже слово такое в русском языке — злорадство. И если человек все свои силы употребит на достижение такой вот злой радости, никакого счастья это ему, конечно, не принесет.
Но бывает и так, что люди теряют способность радоваться даже безусловно хорошим и добрым вещам. Ничего плохого вроде бы не происходит — дети здоровы, крыша над головой имеется и даже денег вполне достаточно для безбедной жизни. Все есть для радости, а вот сама радость куда-то ушла и где ее искать — совершенно непонятно. Такую проблему даже на нравственном уровне решить практически невозможно, потому что этот, потерявший свою радость человек живет вполне нравственно. Просто ему нужны новые смыслы своего существования, нужна какая-то иная, неизвестная пока еще радость, которая своим теплом согрела бы его душу и осталась там навсегда. И тогда, в поисках этой новой радости, человек приходит в Церковь.
То, что нельзя отнять
Церковь действительно предлагает нам радость, которая принципиально отличается от всего, что могло бы радовать человека за ее пределами. Дело в том, что все наши земные радости кратки, неустойчивы и неизбежно обречены когда-нибудь закончиться. Болезни, старость, внешние обстоятельства жизни отнимут все, что утешало когда-то наше сердце. И даже если судьба будет к человеку благосклонна, он не растеряет друзей, сохранит любовь, разовьет в себе многочисленные таланты и станет самым богатым в мире, все равно — на последнем повороте его жизненного пути смерть безжалостно отберет у него все это земное счастье. Одна лишь мысль о такой перспективе способна отравить существование самого заядлого оптимиста. А ведь избежать этого тотального банкротства еще никому не удавалось. И много ли стоит радость, наслаждаясь которой все время приходится чувствовать себя Золушкой на балу и помнить, что таймер включен на обратный отсчет?
Очевидно, что непреходящей ценностью для человека является лишь та радость, которую у него не сможет отнять даже смерть. Именно такое сокровище и предлагает Церковь всем, кто жаждет отыскать его среди житейской кутерьмы. Сокровище это — радость о Христе. О Боге, Который любит нас настолько, что ради нашего спасения воплотился, прошел через немыслимые страдания, умер на кресте и сошел в ад, чтобы вывести оттуда души всех, кто готов был принять это спасение.
Эту радость невозможно обрести вне Церкви, поскольку радоваться о распятом и Воскресшем Христе способны лишь христиане, считающие Его своим Богом.
Но почему же во время Богослужения в православных храмах эту радость так непросто увидеть? Сосредоточенные люди со строгими лицами несколько часов подряд неподвижно стоят перед иконами. Радость тут, как-то не особенно бросается в глаза, и сторонний наблюдатель может подумать что христиане — люди унылые и скучные. А между тем, причины этой сдержанности верующих людей во время Церковной службы очень легко понять, если вспомнить значение самого слова — «служба». Ведь служить, значит — добросовестно выполнять взятые на себя обязательства, быть верным своему долгу. Служить, значит — трудиться. И Церковные службы ничуть не выпадают из этого общего определения. Просто нужно понять: в чем смысл молитвенного труда христиан, что такое — труд, и может ли труд быть источником радости в принципе.
Откуда взялся труд
В кинофильме «Формула любви» есть любопытный эпизод: деревенский кузнец Степан, разломав вдребезги карету графа Калиостро, утверждает что к колесам сподручней пробираться через крышу. И цитирует при этом латинскую поговорку: труд — уже сам по себе есть наслаждение.
Мысль формально красивая, однако вряд ли этот афоризм родился в голове римского крестьянина или раба. Скорее уж наслаждение в труде находил какой-нибудь античный предшественник графа Толстого — патриций, выращивавший на досуге капусту для собственного удовольствия.
В церковно-славянском языке слово труд является одним из обозначений болезни, страдания. И это вполне соответствует библейскому пониманию труда. По христианскому вероучению сама необходимость трудиться в поте лица своего, равно — как и связь труда со страданием, оказались для человека прямым следствием его грехопадения. Это, конечно же, не означает, будто человек был создан для блаженного безделья, а потом утратил это «счастье». Просто то творческое участие в преобразовании лица Земли, к которому первые люди были призваны Богом, действительно было радостным и не предполагало каких-либо болезненных проявлений. А вот труд в современном понимании этого слова появился лишь после того как человек отпал от своего Создателя, решив жить по своей воле. И сразу же столкнулся с необходимостью в поте лица возделывать землю, которая стала взращивать ему сорняки вместо злаков и вместо радости, питать его скорбью. Бог изначально предоставил человеку все блага этого мира даром. Но после грехопадения, человек оказался вынужден прилагать огромные усилия для добычи мизерных крупиц этого отвергнутого им Божьего дара. Так появился труд — болезненный результат разрыва связи человека с Богом. И молитвенный труд христиан также является следствием этого разрыва, хотя и прямо направлен на его преодоление. Но что же мешает верующему человеку спокойно обращаться в молитве ко Христу?
Это легко понять, если прийти на службу в ближайший храм и попытаться сосредоточить свое внимание на молитвах, которые читает священник или поет хор. Сразу можно убедиться, что наш ум категорически отказывается работать в этом направлении. В голове тут же начинают роиться мысли, ничего общего с Богослужением не имеющие. Хор поет: «Господи, помилуй», мы усердно крестимся, кладем поклоны, но думаем при этом… о новом фильме, о ремонте квартиры, о том, что детей нужно летом отвезти к морю. Потом ловим себя на этих мыслях и снова пытаемся сосредоточится. И, почти тут же, под пение слов «… Отложим все земные попечения» обнаруживаем, что в голове по прежнему — зимняя резина для машины, чей-то прошедший день рождения, завтрашняя планерка… Короче, там все что угодно, кроме молитвы.
Но почему так получается? Ведь, казалось бы — человек пришел к Богу, сознательно пришел, с желанием. Откуда же эта рассеянность?