— Только то, что вы в наших руках, — произнес Эдингер менее уверенным тоном. — Когда солдат попадает в плен, это на всех языках называется поражением.
— Неудача отдельного офицера не есть поражение нации, — возразил я с холодной вежливостью. — Не забывайте, что я разведчик, а разведчик всегда готов к смерти. Такова наша профессия: поражать и, увы, всегда быть готовым к тому, что могут поразить и тебя самого.
Я понимал, что все, что я говорил, было в известной степени декламацией, но я также понимал, что декламация производит впечатление не только на сцене.
— Мне приятно, что вы это понимаете, — удовлетворенно сказал Эдингер. — В таком случае поговорим о стоимости выкупа.
Я выпрямился в своем кресле.
— Я еще не продан и не куплен, господин Эдингер!
— Неужели вы не боитесь смерти? — вкрадчиво спросил меня мой собеседник. — Поверьте, смерть — это небольшое удовольствие!
— Английский офицер боится только бога и своего короля, — ответил я с достоинством. — А с вами мы, господин Эдингер, только коллеги.
— Вот именно, вот именно! — воскликнул Эдингер. — Именно потому, что я считаю вас своим коллегой, я хочу не только сохранить вам жизнь, но и позволить вам продолжать свою деятельность!
Я настороженно прищурился.
— А что вы от меня за это потребуете?
Эдингер серьезно посмотрел на меня.
— Стать нашим агентом.
Конечно, я понимал, каково будет предложение Эдингера. Другого не могло быть! Разоблаченный разведчик либо перевербовывается, либо умирает. Понимал это и мой собеседник, а говорил со мной потому, что заранее был уверен в ответе. Речь шла только о цене. Эдингер мерил Блейка на свой аршин; думаю, что сам Эдингер в подобных обстоятельствах предпочел бы измену смерти. Что же, мне приходилось поступиться честью мистера Блейка, хотя позу, принятую в этом разговоре, следовало сохранить!
— Вы должны меня понять, господин Эдингер, — сдержанно произнес я. — Я не могу действовать во вред своему отечеству…
— От вас этого и не требуют, — примирительно сказал Эдингер. — Нам просто нужны сознательные английские офицеры, которые понимают, что Англии не по пути с евреями и большевиками. Мы сумеем переправить вас в Лондон, хотя там должны думать, что вы самостоятельно и вопреки нам героически преодолели все препятствия. Вы будете продолжать свою службу и снабжать нас информацией.
Это было необыкновенно благоприятное стечение обстоятельств: советского офицера принимали за агента английской секретной службы и предлагали поступить на службу в немецкую разведку; я мог оказаться полезен нашему командованию, но это благоприятное стечение обстоятельств сводилось на нет тем, что у меня не было еще возможностей связаться со своими. Пока что оставалось одно: до поры до времени изображать из себя Берзиня, Блейка и кого только угодно, заставить окружающих меня людей думать, будто я одержим всякими колебаниями, дождаться удобного момента, пойти на любую мистификацию и перебраться через линию фронта.
— Господин Блейк, я жду, — внушительно сказал Эдингер. — Не заставляйте меня повторять лестное предложение, о котором известно даже рейхслейтеру Гиммлеру.
— Но это так неожиданно, — неуверенно произнес я. — Я должен подумать…
— Не стоит выбирать между дворцом и тюрьмой, — перебил меня Эдингер.
— Все же я должен подумать, — твердо возразил я. «Пусть Эдингер, — иронически подумал я, — не воображает, что так просто купить английского офицера!»
Эдингер испытующе смотрел на меня своими оловянными глазами.
— Ну а что будет иметь в результате всего этого ваш покорный слуга? — деловито осведомился я. — Для того чтобы жить, надо еще кое–что иметь. Что мне даст эта… переориентировка?
— Нас никто еще не упрекал в скупости, — гордо сказал Эдингер. — Ваши расходы по сбору информации будут регулярно оплачиваться.
— В какой валюте? — цинично спросил я.
— В рейхсмарках, конечно, — заявил Эдингер. — Это не так плохо!
— Но и не так хорошо, — пренебрежительно возразил я. — Марка обесценена…
— Пусть в фунтах или в долларах, — сразу согласился Эдингер и поспешил добавить: — А после окончания войны назначенное нами английское правительство предоставит вам высокий пост.
Он говорил вполне серьезно, этот ограниченный человек, и, как мне кажется, верил в то, что говорил, и не сомневался в моем согласии. Но я подумал, что мне выгодно затянуть торговлю: в глазах немцев это укрепит позиции Блейка, а майора Макарова сделает еще недосягаемее.
— Все же я настоятельно прошу вас, господин обергруппенфюрер, — сказал я, — дать мне какое–то время.
Эдингер встал.
— Хорошо, я даю вам неделю, — высокопарно произнес он. — Но не забывайте: мы без вас обойдемся, а вам без нас уже не обойтись.
Я не сомневался, что этот рыжий обергруппенфюрер с удовольствием запрятал бы меня в концлагерь, но уж слишком было заманчиво завербовать на свою сторону офицера секретной службы противника, и поэтому этот эсэсовец не только сдерживал себя, но даже любезно проводил до дверей своего кабинета.
Янковская дожидалась моего возвращения у меня дома, она придавала встрече с Эдингером большое значение.
— Ну что? — спросила она, как только я вернулся.
— Предложил стать агентом германской разведки и обещал перебросить в Лондон.
— А вы? — нервно спросила Янковская.
— Попросил неделю срока.
— Надо соглашаться, — нетерпеливо сказала она.
— И ехать в Лондон? — насмешливо спросил я. — Для мистера Блейка там не найдется места!
— Вы сможете остаться здесь, — продолжала уговаривать меня Янковская. — Немцы пойдут на это.
— А какая им польза от меня здесь? Истреблять латышей они сумеют и без меня.
— Они оставят вас для того, чтобы выявить вашу агентуру.
— Этих девчонок? — удивился я.
— Ах, да не в девчонках дело! — с досадой промолвила Янковская. — Как вы не понимаете, что все эти девицы существуют лишь для отвода глаз? Эти девушки — ширма, они годятся только для дезинформации. Настоящую агентурную сеть — вот что им нужно! Настоящих агентов Интеллидженс сервис, которые, как всегда, законспирированы так, что до них не добраться ни богу, ни черту! Вот из–за чего идет игра, как вы не понимаете!
— А кто же подлинные агенты? — спросил я.
— Например, я! — откровенно воскликнула Янковская. — Но есть и другие, представляющие немалую ценность.
— Кто же это?
— Если бы я знала! Этого Дэвис мне не говорил. Не забывайте, он был работником Интеллидженс сервис! Без помощи Блейка, настоящего или поддельного, их невозможно найти.
О том, что у Блейка имелась особая агентурная сеть, существовавшая специально для того, чтобы скрывать подлинную агентуру, догадаться было нетрудно: в отличие от немецкой или японской разведки, которые всегда стремились иметь широко разветвленную агентуру, английская секретная служба предпочитала иметь агентов немногочисленных, но проверенных, серьезных и тщательно засекреченных. Тем не менее все, что говорила Янковская, было очень важно; она не только подтверждала мои догадки, но и в какой–то мере могла помочь выявить английскую агентуру в Прибалтике. Нечего и говорить, как это было бы ценно. Правда, эти сведения надо еще будет передать, но я надеялся, что к тому времени, когда я узнаю какие–либо достоверные факты, я налажу необходимые связи… Однако, судя по поведению Янковской, она и мысли не допускала, что я свяжусь с советской разведкой, и меня интересовало, на чем основана эта ее уверенность. Самое лучшее было не играть с ней в этом вопросе в прятки, поэтому я прямо, в лоб и задал ей свой вопрос:
— А почему вы думаете, что, выявив агентуру Интеллидженс сервис, я не передам эти сведения советской разведке?
— А потому, что вы хотите жить, — уверенно ответила Янковская. — Вы не успеете открыть у своих рта, как будете расстреляны.
— Почему? — спросил я, недоумевая. — За такие сведения людей не расстреливают…
— Но вы уже умерли, — нетерпеливо перебила она меня. — Неужели вы не понимаете?
— Нет, не понимаю. Меня не требуется щипнуть за ухо для доказательства того, что я не сплю.
— Но я ущипну вас, — сказала она. — Поедемте.
Со свойственной ей стремительностью она повлекла меня за собой. Мы спустились вниз, сели в машину. Она привезла меня на кладбище. Тот, кто бывал в Риге и не посетил городского кладбища, может считать это своим упущением. Оно великолепно и похоже на музей. Монументальные гробницы и статуи производят большое впечатление. Много человеческих поколений нашло здесь приют и каждое оставило свой след. Янковская взяла меня за руку и повлекла по аллеям. Она шла быстро, ни на что не обращая внимания, все дальше и дальше, мимо гранитных плит и чугунных крестов, сворачивая с дорожки на дорожку. Она привела меня в ту часть кладбища, где находили успокоение наши современники. Здесь было больше песка и меньше зелени, и памятники здесь были гораздо скромнее: современные люди как–то меньше вступают в спор с быстротекущим временем.
Она подвела меня к какой–то могиле.
— Смотрите! — холодно сказала Янковская.
Я равнодушно посмотрел на могильный холм, обложенный дерном, на небольшую доску из красного гранита, на анютины глазки, росшие у подножия, и пожал плечами.
— А, да какой же вы бестолковый! — с досадой воскликнула Янковская. — Читайте!
Я склонился к доске.
«Майор Андрей Семенович Макаров. 23.I.1912–22.VI.1941».
Да, это было странно… Странно было стоять на собственной могиле. Потом что–то кольнуло меня в сердце.
Тревожные июньские дни 1941 года! Первые дни войны! И вот в такие дни мои товарищи нашли время поставить на моей могиле памятник!
— Теперь вы убедились, что с майором Макаровым все покончено? — оторвала меня от моих мыслей Янковская.
— А если Блейк захочет опять стать Макаровым? — спросил я.
— Тогда его похоронят вторично, — непререкаемо произнесла Янковская. — Как только вы очутитесь на советской стороне, мы дадим понять, что вы Блейк, а не Макаров. Мы дадим понять, что Макарова для того и убили, чтобы Блейк мог выступить в его роли. Мы постараемся внушить вашим судьям, что Макаров на самом деле всегда был Блейком.
Да, во всем том, что говорила и делала Янковская, во всем том, что делали разведки всех империалистических государств, было много логики и правильного расчета, они не учитывали только одного: они не знали людей, против которых обрушивали свои козни.
Я молча пошел от «своей» могилы, и Янковская, не говоря ни слова, неслышно последовала за мной. Она довезла меня до дому, остановила машину и положила свою руку на мою.
— Ничего, Август, ничего, — шепнула она. — Жизнь вышибла вас из седла, но вы сильный и найдете свое место в жизни.
— Оставьте меня в покое, — с нарочитой грубостью ответил я. — Дайте мне побыть одному.
— Конечно, — согласилась она. — Я заеду к вам вечером.
Она уехала, а я поднялся к себе и мучительно ломал голову над тем, как установить необходимые связи.
Но как это всегда бывает, пока я раздумывал, как, находясь среди чужих, отыскать своих, свои искали меня и по каким–то непонятным признакам признали во мне своего.
ГЛАВА VI. Бидоны из–под молока
Вскоре после моего возвращения в комнату зашла Марта и сказала, что меня спрашивает какой–то мужчина.
Я вышел в переднюю. Там стоял незнакомый человек. «Это еще что за птица?» — подумал я, глядя на посетителя. Это был сравнительно молодой человек с открытым и добрым лицом — в глазах его, я бы сказал, светилась даже излишняя мягкость, — примерно тех же лет, что и я, может быть, чуть старше, одетый в очень дорогой костюм и в отличной фетровой шляпе персикового оттенка.
Незнакомец скорее понравился мне, чем не понравился, хотя сразу возбудил мои подозрения. Чем–то он вызывал к себе чувство симпатии, и в то же время во всем его облике было что–то деланное. Я вопросительно смотрел на посетителя.
— Вы господин Берзинь? — Он обратился ко мне по–латышски, но языком этим владел далеко не безупречно.
— Допустим, — сказал я. — Чего вы хотите?
Он оглянулся, но Марта уже ушла, она была хорошо вышколена Блейком.
— Может быть, мы выйдем из дома? — попросил он меня и добавил: — Так будет лучше…
Все последнее время я жил в обстановке такого нагромождения тайн, что никакая новая тайна не могла уже меня удивить: всякую тайну я воспринимал лишь как естественное звено в цепи дальнейших событий.
— Хорошо, — согласился я и взял шляпу. — Погуляем.
Мы пошли по улице, как два фланирующих бездельника.
— Может быть, перейдем на английский язык? — предложил мой спутник и тут же заговорил на хорошем английском языке. — Я рад, что нашел вас.
— Кто вы и что вам от меня надо? — строго перебил я его.
— Приятно находить то, что ищешь, — продолжал мой спутник, уклоняясь от прямого ответа на вопрос.
— Кто вы? — повторил я. — Что вам от меня надо?
— Не нужен ли вам шофер? — спросил тогда незнакомец. — Сейчас трудно найти хорошего шофера, почти все шоферы мобилизованы.
Основываясь на том, что мой собеседник хорошо говорит по–английски, я подумал, что он–то как раз и принадлежит к числу тех полноценных секретных агентов, которыми Блейк руководил в Прибалтике. В словах, с которыми он обращался ко мне, содержался, несомненно, пароль, но я не знал его, как не знал и отзыва. Я шел и гадал, какая фраза является паролем: «Приятно находить то, что ищешь» или «Не нужен ли вам шофер?»
А мой собеседник продолжал тем временем разговор.
— Мне просто повезло, — говорил он. — У меня плоская стопа, и я освобожден от военной службы…
Мы дошли до бульвара.
— Сядем? — предложил мой спутник.
Мы сели. Он осмотрелся по сторонам. Поблизости не было никого.
— Теперь познакомимся, — сказал незнакомец по–русски. — Капитан Железнов.
Такой прием для провокатора был слишком наивен, но я должен был заподозрить в нем провокатора; кто знал, какие подозрения вызывал я у немцев и кого могли они ко мне подослать!
— Я не понимаю вас, — ответил я по–английски. — На каком языке вы говорите?
— Да бросьте, нас никто не слышит, — просто и задушевно произнес незнакомец, назвавшийся капитаном Железновым. — Я знаю, что вы майор Макаров, и потому я к вам и пришел.
— Я вас не понимаю, — опять повторил я по–английски. — Чего вы от меня хотите?
— Да вы не опасайтесь, товарищ Макаров, — взмолился незнакомец, продолжая говорить по–русски. — Здесь нас никто не услышит.
Не могу передать, как мне было приятно слышать родную речь, да и поведение моего свалившегося точно с неба собеседника было слишком наивно для провокатора, но, как говорится, береженого бог бережет, а я вовсе не хотел рисковать понапрасну своей головой.
— Прекратите эту нелепую сцену, — сухо сказал я, не изменяя английскому языку. — Вы мне просто подозрительны, и вас следовало бы передать в руки сотрудников гестапо.
Но он был настойчив, этот человек, появившийся неизвестно откуда.
— Товарищ Макаров, я же все про вас знаю, — умоляюще произнес он. — Вас зовут Андрей Семенович, вы работник нашего генштаба, здесь, в Риге, вас пытались убить и даже сочли убитым… Я к вам от полковника Жернова…
Все это было верно, только не было у меня уверенности в моем собеседнике. Иностранные разведки тоже не лыком шиты, и, если меня сумели убить, почему бы им не попытаться меня обмануть?
— Или вы будете говорить со мной на языке, который я понимаю, — строго сказал я, — или я позову полицейского!
Мой собеседник с досадой посмотрел на меня.
— Вы чересчур осторожны или вы не тот, к кому меня направили, — заговорил он наконец по–английски. — Полковник Жернов будет очень огорчен.
— А кто это полковник Жернов?
Теперь, когда мой собеседник опять заговорил по–английски, Блейку было уместно заинтересоваться полковником Жерновым.