– Не играли мы в шахматы, это верно, – сказал Гроха. – Задачки решали. Какая тебе разница?
– Шахматные задачки? – Саша начала злиться. – Ну-ка, прекрати этот цирк!
– Ей-богу! – Гроха молитвенно сложил руки, подался вперед. – Ей-богу, Саша, не вру! До утра просидели над теми задачками. Знаешь, как интересно!
Гроха – забияка, сорвиголова, Гроха – и шахматы? Это было невероятно. И тем не менее Саша чувствовала, что он говорит правду.
– С кем же ты решал те задачки?
Гроха сказал:
– С Костей Лелекой.
Вот так совпадение! Казалось бы, Саше надо радоваться, что все так удачно складывается. А она ощутила тревогу, растерянность.
– Всю ночь? – проговорила она, стараясь не выдать волнения. – Где же вы были?
– Дома у него.
– Оказывается, он шахматист?
– Еще какой! Шахматы у него знаешь какие – слоновой кости! Книжки всякие, учебники… Мы с ним в синематографе были вечером. Потом он говорит: «Пошли ко мне, посидим». Ну, добыл я по дороге бутылку красного… Побыл немного у Кости, стал собираться. А он возьми и достань ту книжку с задачками. Взял доску, расставил фигурки: попробуем, мол. Я отнекивался. Да он настырный, Лелека! Потом я увлекся. Так и просидели до света.
– Понятно, – сказала Саша. – Ну что ж, шахматы штука такая: втянешься – не отлипнешь. Вот и я знала одного: час сидит за доской, другой, третий… Не замечает – день на дворе или ночь. Выйдет на воздух проветриться – и снова решает задачки. Говорит: гимнастика для мозгов – лучше не придумаешь… А вы с Костей выходили воздухом подышать?
– Нет, – сказал Гроха. – Как сели, так и не вставали. Опомнились, когда пришло время на службу идти.
– Ну, ты парень усидчивый, это все знают, – усмехнулась Саша. – Околдовали тебя, что ли?
– Интересно было.
– А он? Ему же это не в новинку.
– Все равно сидел как привязанный.
– И не отлучался никуда – на полчаса, на час? Скажем, за папиросами или за чем еще?..
– Говорю, нет!.. Разве что утром. Утром к нему постучали, он и вышел отпереть дверь.
– Должно, газету принесли.
– Нет, вроде бы не газету. Он не с газетой вернулся… Стой! А ты чего интересуешься?
– Это я интересуюсь?! – воскликнула Саша. – Сам все рассказывает, голову морочит. А я слушаю, дура! Нужны вы мне оба – ты и твой дружок!..
– А чего звала?
– «Звала, звала»!.. – Саша достала из сейфа недавно полученную ориентировку: – Читай!
– Да я знаю, – сказал Гроха, едва взглянув на бумагу. – Позавчера показывал Кузьмич.
– Тогда извини.
И Гроха был отпущен.
Почти тотчас к Саше вошел Кузьмич. Оказалось, проходил по коридору, увидел Гроху. Вот и решил узнать, как и что.
Выслушав Сашу, он сказал:
– Ну что ж, для начала достаточно. Мы знаем, как Лелека провел вчерашнюю ночь. Отличное алиби, если бы кому-нибудь вздумалось предъявить ему обвинение в убийстве Миколы Ящука… А раньше он встречался с Грохой, приглашал его домой?
– Пока не знаю.
– А почему не сказала Грохе, чего мы от него хотим?
– С первых же слов он так огорошил меня, что не смогла… Я и сейчас еще не во всем разобралась, Кузьмич. Все очень запутано, сложно…
В эти минуты Гроха сидел у Лелеки, по пути заглянув к нему в кабинет. Тот разговаривал по телефону.
Рядом стоял монтер с коммутатора.
– В порядке, работает, – сказал Лелека монтеру и положил трубку.
Монтер вышел.
Лелека рассеянно поглядел на Гроху:
– Ты чего? Был у кого на нашем этаже?
– У Саши Сизовой.
– Что-нибудь новое?
– Ориентировку мне показала. Да я уже знаю, читал… Послушай, здорово это мы с тобой вчера ночку скоротали!
– Вот видишь. А ты не хотел.
– Она тоже одобряет…
– Сизова? – Лелека оживился. – Ну-ну, рассказывай подробнее!
– А чего рассказывать? Одобряет, и все.
– Постой, ты с ней завел разговор, или она сама его начала?
– Ну, я, – сказал Гроха. – Похвастал: всю ночь, мол, маялись над задачками. От стола – ни на минуту, что ты, что я. Так и просидели до утра.
– А она как реагировала? – спросил Лелека, довольно улыбаясь.
– Говорит: молодцы… Слушай, давай и сегодня голову поломаем, а? Могу сообразить еще бутылочку. Хватим малость – и за задачки.
Глаза Лелеки перестали улыбаться. Лицо стало отчужденным, холодным:
– Сегодня, друг, не выйдет: дел до черта.
– Ну, тогда завтра. Давай завтра, Костя? Гляди-ка!..
Гроха вытащил из кармана несколько бумаг, нашел нужную, развернул ее и вместе с другими положил на стол. Это был вырванный из журнала лист с шахматной задачей.
– Да некогда же мне! – сказал Лелека.
– Нет, погляди. Ночью она нам не давалась, проклятая. А как шел сюда утром, так сразу понял, что двигать надо было не конем, как ты говорил, а пешкой. Вот этой пешкой. Гляди, что получается!
Лелека нехотя посмотрел на задачу. Рядом лежал вскрытый конверт с письмом – его тоже достал из кармана Гроха. Лелека скользнул взглядом по конверту, просмотрел снова – на этот раз внимательнее, затем в третий раз прочитал все, что значилось на конверте.
– Ну как? – нетерпеливо проговорил Гроха. – Уразумел, какая силища в той пешке?
– Очень интересно, – вдруг сказал Лелека. – Просто здорово! Ты молодчина, Олесь!
Он взял лист с задачкой, порывисто отодвинул в сторону другие бумаги. При этом письмо упало на пол – в противоположную от Грохи сторону. Тот встал, чтобы обойти стол и поднять письмо.
– Не надо, – сказал Лелека. – Не трудись, я сам.
Он потянулся за письмом, но, видимо, так увлекся задачкой, что задержал руку на полпути, – казалось, забыл обо всем на свете, кроме шахматной головоломки.
Гроха подсел ближе. Они вдвоем взялись за дело – благо наступил обеденный перерыв.
И тут Лелека сказал, что отчаянно хочет есть. Голоден, конечно, и Олесь. Но можно себе представить, что сейчас творится в буфете! Пусть Олесь спешит туда, займет место. Лелека спустится в буфет через несколько минут – только запрет документы в сейф и позвонит начальнику отдела. В буфете, кстати, они и закончат разговор. Может, в самом деле стоит посидеть и вторую ночь за решением шахматных этюдов?
Гроха ушел. Лелека поднял с пола конверт, извлек из него письмо, стал читать. Дружок рассказывал Олесю Грохе о своем житье-бытье: под Чугуевом был ранен в схватке с бандитами, маялся в госпитале больше месяца, пока врачам удалось извлечь пулю, застрявшую в кости под коленной чашечкой. Но все это позади, сейчас он уже свободно ходит, вот-вот должен был выписаться. Однако внезапно открылась другая рана, полученная год назад в бою против зеленых. Как утверждают врачи, мороки с этой раной недели на две, после чего он немедленно садится в поезд и едет в свой родной город продолжать службу.
Письмо заканчивалось так: «С коммунистическим приветом к тебе чекист Захар Пожидаев».
Дочитав письмо, Лелека расслабленно откинулся на стуле, прикрыл глаза. Требовалось собраться с мыслями, успокоиться. Только подумать: за два дня – два таких удара! Сперва появился старый ломовой извозчик, бог знает каким образом оказавшийся в контакте с его противниками. А теперь письмо от человека, который, как это твердо знал Лелека, числился умершим от ран… Ну, хорошо, опасный свидетель его связей с полковником Черным устранен. А как быть с Захаром Пожидаевым, который вдруг воскрес из мертвых, вот-вот нагрянет и, конечно, сейчас же расскажет, что уходил из города вовсе не с Лелекой?..
Константин Лелека взглянул на почтовый штемпель. Письмо было отправлено шесть дней назад. Значит, Пожидаев пробудет в госпитале еще неделю… Итак, всего неделя в запасе. Неделя, а может, и меньше: где гарантия, что Пожидаева не выпишут раньше, чем он предполагает?..
Нет такой гарантии. И кажется, нет выхода из критического положения, в котором он очутился. Мелькнула мысль – оставить все и бежать. На этот случай готовы хорошие документы. Есть и убежище, где можно переждать самое трудное время – первые несколько недель.
Ну а его хозяева? Сейчас, когда в уезде, да и не только здесь, готовится волна выступлений против Советской власти, немцы не простят ему отхода от борьбы… А ЧК начнет охоту за своим бывшим сотрудником. Таким образом, он окажется между молотом и наковальней.
Внезапно Лелека вспомнил, что должен идти в буфет, где его ждет Гроха.
Письмо было вложено в конверт и брошено на пол – на прежнее место, бумаги собраны со стола, заперты в сейф, роль которого выполнял железный ящик с висячим замком.
Минуту спустя Лелека уже входил в буфет. Заботливый Гроха расставил на столе миски с борщом и очистил несколько луковиц.
Обед прошел в молчании. Лелеке было не до разговоров.
– Что с тобой? – спросил Гроха. – Болит голова?
Лелека поспешно кивнул. Ему требовалось побыть одному, собраться с мыслями, многое обдумать. Поэтому «разболевшаяся голова» была хорошей причиной, чтобы отказаться от вечерней встречи с Грохой.
Они уже выходили из буфета, когда Гроха вдруг вспомнил о письме, забытом в кабинете приятеля.
– Письмо? – переспросил Лелека. – Какое письмо? Говоришь, упало за стол? Не видел. Но все равно, вот ключ, отопри комнату, забери его. Ключ пусть будет у тебя – я выйду на улицу, проветрюсь. Может, голове полегчает. Да и папирос надо купить. Вернусь – зайду за ключом.
Седьмая глава
Поезд, который вез Сашу, был смешанный – за паровозом тащилось несколько обшарпанных пульманов, далее следовал хвост из разнокалиберного товарняка.
Она оказалась в пассажирском вагоне, даже завладела там узкой, как гладильная доска, боковой койкой. Это было неслыханной удачей, так как садилась Саша не на вокзале, а на первой от города станции, куда Кузьмич доставил ее в автомобиле.
Посадка была совершена без чьей-либо помощи: никто не должен был знать о Сашиной командировке, даже местные железнодорожные чекисты…
И вот ей здорово посчастливилось. Не успел поезд подойти к платформе, как из него стали вываливаться группы галдящих людей. Это выдворяли спекулянтов, которые невесть какими путями проникли в вагоны без документов и посадочных ордеров.
Спекулянты вопили, рвались назад. Стрелки железнодорожной охраны отпихивали их от вагонов и кричали машинисту, чтобы тот поскорее уводил состав. Суматоха, словом, была изрядная. Саша воспользовалась ею, проникла в первый от паровоза пульман.
Нет, ей положительно везло в этот день! Только она вошла в вагон, как увидела пассажира, перетаскивавшего мешки и котомки с боковой койки на другую, более широкую – эту последнюю, вероятно, занимал один из высаженных спекулянтов. Пассажир взглянул на Сашу и пришлепнул ладонью по освободившейся койке:
– Владей, баба!
Саша швырнула на койку рюкзачок и пальто, влезла туда и улеглась. Она даже рассмеялась от счастья.
Тот, кто уступил койку, вертлявый мужичок лет за семьдесят, старательно обживал свое новое место – расстелил на нем старенькую шинель, уложил в головах какие-то пожитки.
Поезд тронулся. Мужичок обернулся, подмигнул Саше.
– Спасибо вам, – сказала она.
– А на кой ляд мне твое спасибо? – усмехнулся старик. – Что я с ним делать буду, почтеннейшая? Может, шубу сошью?
– С одного спасибо, конечно, вряд ли получится, – сказала Саша. – Но если всегда делать добро людям, она, может, и выйдет, шуба.
Ответ старику понравился. Он глядел на Сашу, и глаза у него смеялись, а неправдоподобно редкая бороденка тряслась, и он ухватил ее рукой, будто боялся, что бороденка эта вдруг оторвется. Вот лицо его стало серьезным. Он поманил Сашу пальцем:
– Слазь-ка, баба. Есть дело…
Саша подсела к старику.
– Грамотная?
– Ну, грамотная. А что?
– И по печатному можешь?
– По печатному легче, дедушка.
– Это ежели знаешь, что к чему. Все легко, когда знаешь… Газету мне почитаешь?
– Давай.
Из внутреннего кармана шинели пассажир извлек свернутые в трубку газетные листы. Саша расправила листы. Это была пачка номеров «Бедноты».
– Так они же старые, – сказала Саша, бегло просмотрев газеты. – Все старые.
– Как так?
– Гляди, здесь написано: «Среда, 9 апреля 1919 года». А эта за второе апреля. Впрочем, вот два майских номера. Но все равно старье. Сейчас, дедушка, сентябрь на дворе. Сентябрь, а не май.
Некоторое время старик молча смотрел на Сашу, потом взял газеты, ушел с ними в конец вагона. Вернулся огорченный, подавленный. Видимо, ходил проверять, правду ли сказала попутчица.
– Последние деньги за них отдал, – пробормотал он, бросив газеты на полку. – Ах ты, горе луковое! Что же делать теперь? Ведь и не продашь никому…
Саше стало жаль старика.
– Хотите, прочту самое интересное?
– Давай! – обрадовался пассажир. – Подряд читай, мне теперь нет разницы. – Старик взял одну из газет, пришлепнул по ней рукой. – Начинай отсюдова.
– Сперва заголовки заметок, хорошо? А потом будете выбирать, что поинтереснее.
Вся первая страница «Бедноты» за 9 апреля была усеяна короткими заметками. Заголовки были красноречивы; «Одесса взята», «Перекоп взят», «Овруч занят», «Сдался батальон белых», «Пололки очищаются от петлюровцев», «Восстание против Колчака», «Восстание в Либаве».
Старик сидел, склонив голову набок, прикрыв глаза. Казалось, дремлет. Но стоило Саше сделать остановку, как он встрепенулся:
– Чего остановилась?
– Перевести дух.
– Дальше давай. Есть там про заграницу?
– Найдется. Вот, например: «Румыния в красном кольце», «Демонстрация в Японии», «В Галиции разгорается…».
– Стой! – Старик тронул Сашу за рукав. – А про Германию тоже есть?
Саша прочитала:
– «В Баварии провозглашена Советская республика».
– Я тебе про Германию, а ты – Бавария!
– Бавария – часть Германии. Ну, вроде как волость, – пояснила Саша. – А зачем тебе, дед?
– В Германии, видишь, племяш мой томится. Второй год, как в плену, бедолага… Теперь там, говоришь, революция? Вроде бы как у нас?
– Сам же слышал, как я читала. Гляди, что пишут товарищу Ленину руководители Советской Баварской республики: «Бавария последовала за Россией и Венгрией. Мы верим в пришествие дня всемирного освобождения. Да здравствует интернационализм, да здравствует всемирная революция!»
Старик взял у Саши газету, приблизил к глазам, оглядел – при этом казалось, что он обнюхивает газетный лист, Бережно сложив газету, спрятал ее за пазуху.
– Все так и написано? – Он строго посмотрел на Сашу. – Не обманула старика? Ну и хорошо. Ну, слава богу!
Торопливо крестясь, он стал собирать с койки остальные газетные листы.
Саша уже не смотрела на него. Ее внимание привлекла группа людей в соседнем отделении вагона. Сквозь щелистую перегородку были видны несколько мужчин и женщина, сгрудившиеся возле поставленного стоймя большого фанерного чемодана.
– В карты дуются, обормоты, – сказал старик, проследив направление Сашиного взгляда. – Ну, а что с них возьмешь, коли неграмотны, как вот я сам? Им бы лишь время убить, ежели выпала такая оказия, что едешь в поезде и кругом скукота…
Саша продолжала наблюдать за картежниками. Ее все больше интересовал банкомет… В сознании возник ветхий пароходик, на котором еще недавно она плыла из Одессы. Да, конечно, один из тогдашних спутников Стефании Белявской и метал сейчас банк в компании поездных картежников.
А ниточка воспоминаний все тянулась. В памяти всплыли сцены обыска на квартире Белявских, утро в ЧК, когда было обнаружено, что у пройдохи-врача вместо ценностей отобраны ничего не стоящие фальшивки, далее – загадочное убийство Григория Ревзина… Кто и зачем поднял руку на него?
Она смотрела на банкомета и ловила себя на мысли: картежник вполне мог иметь отношение ко всему тому, что заботит ее вот уже столько месяцев.
Если бы знала Саша, что именно этот человек лишил жизни старого Ящука, а теперь ехал в Харьков, чтобы совершить там второе убийство!..