— Скажите несколько слов, пожалуйста, — попросил он. — Обычным голосом.
— Это Брайс Гарриман, — послушно произнес журналист. — Итак, пошли вдвоем, пожалуй, уж вечер небо навзничью распяло…
— О’кей, мы настроились, — объявил звукорежиссер и показал продюсеру два поднятых вверх больших пальца.
Гарриман оглядел павильон студии. Телестудии всегда забавляли его: десять процентов помещения походило на чью-нибудь гостиную или кабинет, а остальное пространство представляло собой сущий беспорядок — бетонные полы, подвесные осветительные приборы, зеленые экраны, камеры, кабели и множество людей, снующих туда-сюда и наблюдающих за всем.
За неделю это было уже третье шоу, на которое его пригласили, и каждое последующее являлось еще более громким и крупным, чем предыдущее. Вся цепочка событий напоминала ему барометр того, насколько успешной день ото дня становилась его статья и насколько интенсивным становилось то влияние, которое она оказывала на общественность.
Первой стала местная нью-йоркская радиостанция, которая выделила ему на освещение этой темы всего две минуты — и не в прямом эфире, а в записи. Следующим стало его появление на «Шоу Мелиссы Мейсон» — одном из самых популярных телешоу на территории трех штатов. Последовавшие за этим двойные убийства, моментально подтвердившие его теорию и его предсказания, предоставили ему возможность появиться на по-настоящему большой передаче — на «Американском Утре» с Кэти Дюранн, одном из крупнейших национальных телевизионных шоу в стране. И вот рядом с ним — всего в паре футов — сидела сама Кэти, пока во время рекламной паузы ей поправляли макияж. Декорации «Утра» напоминали первоклассный уголок для завтрака, с довольно милыми пейзажами на фальшивых стенах, и прямо перед ним, на сцене стояла пара уютных кресел, вполоборота обращенных друг к другу, с находящимся между ними большим экраном.
— Десять секунд, — произнес кто-то за пределами сцены. Визажист моментально исчез из кадра, и Кэти повернулась к Гарриману.
— Очень рады, что вы здесь, — сказала она, одарив его своей улыбкой на миллион долларов. — Какая удивительная история! Я хочу сказать, шокирующая. — Спасибо, — Гарриман улыбнулся в ответ. Он наблюдал за тем, как на экране идет обратный отсчет. Затем на одной из камер зажегся красный огонек, и Кэти к ней повернулась.
— Сегодня утром нам посчастливилось увидеть в нашей студии Брайса Гарримана, репортера «Пост», который, как говорят в народе, сделал то, что не смог сделать весь Департамент полиции Нью-Йорка: установил мотив убийцы, которого окрестили «Палачом». Учитывая недавнее двойное трагическое убийство, которое полностью подтвердило теорию мистера Гарримана, впервые описанную в статье, опубликованной в Рождественский день, эта история, похоже, действительно задела за живое всех жителей Нью-Йорка. Знаменитости, миллионеры, рок-звезды и даже крупные бизнесмены начали массово покидать город.
Пока она говорила, экран между креслами, на котором был изображен логотип «Американского Утра» ожил и поделился со зрителями краткими видеороликами, в которых были запечатлены люди, садящиеся в лимузины, и частные самолеты, выруливающие на взлетно-посадочные полосы. Знакомые лица, стыдливо прячущиеся от папарацци, были окружены частной охраной. Эти кадры были знакомы Брайсу: он уже видел их прежде… он сам лично видел, как происходит нечто подобное. Люди — властные люди — покидали Манхэттен, как крысы, бегущие с тонущего корабля. И все из-за него. Между тем Джо Кью Паблик наблюдал, как разворачиваются эти события, испытывая болезненно-острое возбуждение, видя, как богатеи получают по заслугам.
Кэти повернулась к Брайсу.
— Брайс, добро пожаловать на «Американское Утро». Спасибо, что пришел.
— Спасибо, что пригласила меня, Кэти, — ответил Гарриман. Он слегка сдвинулся, чтобы повернуться к камере своим лучшим профилем.
— Брайс, твою статью обсуждает весь город, — заявила Кэти. — Как тебе удалось выяснить то, до чего в течение недели не смогли додуматься лучшие умы полиции Нью-Йорка?
Гарриман почувствовал волнение и вспомнил слова Петовски. Некоторые репортеры за всю жизнь не могут откопать подобной истории.
— О, не думаю, что имею право присваивать себе все заслуги, — сказал он с напускной скромностью. — В действительности я просто собрал воедино все те выводы, которые уже заложила полиция.
— Но каков был из себя тот самый — как я его называю — момент озарения?
С этим своим аккуратным носиком и волнистыми светлыми волосами она была похожа на куклу Барби.
— Ну, на тот момент вокруг и внутри меня, как ты уже знаешь, витало множество других теорий, — сказал Брайс. — Я просто не повелся на идею о том, что здесь орудует несколько убийц. Как только я осознал это, то стал искать, что могло бы объединить всех жертв воедино.
Она взглянула на телесуфлер, который прокручивал строки первой статьи Гарримана.
— Ты написал, что у жертв «напрочь отсутствовали моральные ценности», и что «с их смертью мир стал только лучше».
Гарриман кивнул.
— И ты считаешь, что в отрубании их голов есть некий символический жест?
— Верно, Кэти. Так и считаю.
— Но, если вернуться к обезглавливанию… думаешь, есть шанс, что это может быть работой джихадистов?
— Нет, это же не соответствует почерку. Это работа одного человека, и он применяет именно такой вид казни, потому что считает его своей собственной изюминкой. По правде говоря, это древний вид казни — некое проявление Божьего гнева в ответ на грех и разврат, процветающие в современном обществе. Даже термин «capital punishment», «смертная казнь» происходит от слова «caput», что на латыни значит «голова». Этот убийца — он проповедует, Кэти. Он предупреждает Нью-Йорк, да и всю страну в целом, что такую жадность, такой эгоизм и такой грубый материализм больше не будут терпеть. Он нацелился на самых элитных хищников из тех, кто в течение последних нескольких лет, казалось бы, прибрал наш город к рукам.
Кэти энергично кивала, сияя глазами и впитывая каждое его слово. Только сейчас Брайс кое-что понял: его сделала знаменитостью всего лишь одна эта история. Он взял самую громкую серию убийств за многие годы и в одиночку начал освещать ее. Его последующие статьи, которые, разумеется, были написаны со всей тщательностью для максимального погружения в сенсацию и для полировки его собственной теории, были просто глазурью на его безукоризненном торте. Все в Нью-Йорке теперь внимали каждому его слову. Они хотели знать его мнение, они хотели, чтобы он объяснил им идеологию Палача.
И он будет просто счастлив, исполнить их желание. Это интервью — блестящая возможность раздуть пламя. И именно это он и собирался сделать.
— Но что именно он проповедует? — спросила Кэти. — И кому?
Брайс важным жестом поправил галстук, стараясь при этом не сбить микрофон.
— На самом деле, все довольно просто. Посмотрите, во что превратился наш город: коррупция, богачи, переезжающие сюда из-за рубежа, квартиры за пятьдесят и даже сто миллионов долларов, миллиардеры, заседающие в своих золотых дворцах. Нью-Йорк до недавнего времени был местом, где люди ладили друг с другом — и богатые, и бедные. Теперь же богачи зарвались и захватили город, почти растоптав при этом людей среднего класса. Я думаю, убийца пытается сообщить им: «Встаньте на истинный путь!» — он произнес последние слова зловещим тоном, окидывая студию взглядом.
Глаза Кэти округлились.
— Хочешь сказать, Палач собирается продолжить убивать богачей?
Гарриман выдержал красноречивую долгую паузу. Затем кивнул. Пришло время разжечь то самое пламя.
— Да, я так думаю. Но и нам не стоит терять бдительность, — сказал он. — Он может начать с власть имущих богачей. Но если мы не прислушаемся к его посланию, это может привести к тому, что он никогда не остановится. Все мы в зоне риска, Кэти — каждый из нас, без исключения.
34
Служба безопасности Финансового Центра «Сисайд» и, в частности, компании «LFX Файненшал», располагалась в подвальном помещении без окон, построенном из окрашенных шлакоблоков и оборудованном простой функциональной металлической мебелью. Но как только д’Агоста переступил порог, то сразу понял, что система ее видеонаблюдения, была самой современной, продвинутой и управлялась более чем компетентной группой. Начальник службы безопасности — парень по имени Градский — собрал для технической команды Управления полиции Нью-Йорка все видео со всего здания, обработал их и скопировал на жесткие диски. Но д’Агоста не хотел ждать, чтобы увидеть их в главном управлении — для того, чтобы там все настроить, потребовалось бы несколько часов или даже дней. Он хотел немедленно увидеть записи. Откликнувшись на его просьбу, Градский услужливо предложил организовать все на месте, и к тому моменту, как д’Агоста и Пендергаст прибыли вместе с сержантом Карри, у начальника службы безопасности «Сисайд» уже было все готово.
— Джентльмены, проходите.
Градский оказался невысоким парнем с черными волосами, рядом ослепительно белых зубов, розовыми деснами и широкой улыбкой, которая, по-видимому, часто демонстрировалась. Он больше походил на стилиста, чем на техника системы безопасности, но пока д’Агоста наблюдал, как он суетится в комнате просмотра — включает что-то тут, подсоединяет что-то там, печатает то на одной, то на другой клавиатуре — он понял, что им повезло. Большинство руководителей служб безопасности были бесполезными и откровенно враждебно настроенными слюнтяями, строившими из себя черт знает что. Этот парень же стремился угодить и явно хорошо знал свое дело.
— Так что именно, вы, ребята, хотели бы видеть? — спросил Градский. — У нас множество камер, и за последний день получено более тысячи часов видео. Все их мы отправили вашим людям.
— То, что я хочу, очень просто. Рядом с дверями того внутреннего кабинета есть камера. Я хочу, чтобы вы показали нам с нее записи, начали с момента обнаружения тел, и запустили обратную перемотку с двойной скоростью.
— Это легко устроить.
Градскому потребовалась всего лишь минута, чтобы все подготовить и выключить свет в комнате. На экране появилось удивительно четкое изображение, широкоугольный обзор внутренних двойных дверей и окружающей их области — с каждой стороны от них стояло по столу. Видео началось с парня, который нашел тела, а после сел, обхватив голову руками, и секретарши, лежащей на диване рядом с ним. Затем они, пошатываясь, поднялись, и парень потащил девушку назад во внутренний кабинет. Несколько мгновений спустя они вернулись, идя задом наперед, и далее парень с девушкой подергали ручку запертой двери, после чего девушка отошла к своему столу, а парень вышел из поля зрения камеры. Двери остались закрытыми, в то время как во внешних офисах люди продолжали сновать туда-сюда.
Д’Агоста и Пендергаст ждали, пока секунды записи продолжали бежать назад. Наконец, двери открылись, и на экране появился мужчина с большим кофром для виолончели, идущий задом наперед, и который вошел в офисные двери и закрыл их за собой.
— Стоп! — распорядился д’Агоста.
Градский остановил видео.
— А теперь вперед в замедленном режиме.
Видео пошло вперед: сейчас двери открылись, и мужчина вышел.
— Остановите, — Д'Агоста встал и присмотрелся. На экране застыл замечательный, четкий кадр. — Получается, это тот, кого мы ищем, как вы думаете? Он последним вышел из офиса, прежде чем были найдены тела. Это же наверняка он.
Он взглянул на Пендергаста, ожидая услышать возражения, но их не последовало. Агент лишь кратко заметил:
— В логике вам не откажешь.
— Посмотрите, что у него в руках. Кофр достаточно большой для топора или двух голов! И отметка времени совпадает с установленным судмедэкспертом временем смерти. Срань господня, это точно он!
— Создается впечатление, что так оно и есть, — сказал Пендергаст.
— Так кто он? — спросил Д'Агоста, обращаясь к Градскому. — Вы видели его раньше?
Градский навел на мужчину рамку искателя, выделил лицо парня, а затем увеличил и использовал несколько программных инструментов, чтобы сделать его четче.
— Он выглядит знакомым. Думаю, он здесь работает. Дерьмо, это же МакМерфи!
— Кто это?
Техник нажал кнопку, и на экране появилась цифровая анкета персонала. Рядом с именем находилась фотография мужчины, подписанная «Роланд МакМерфи, заместитель вице-президента», со всеми его персональными данными: телефоном, адресом проживания на Коламбус-Авеню и всем остальным.
— Это наш парень.
Наконец-то. Д'Агоста с трудом сдерживал ликование в своем голосе.
— Хм, — недоверчиво протянул Градский, — я так не думаю.
— Что вы имеете в виду?
— МакМерфи? Я даже не могу представить, чтобы он мог сделать нечто подобное. Знаете, он из тех парней, которые вечно сутулят плечи, к тому же у него двойной подбородок, он ипохондрик, коллекционер бабочек, виолончелист и постоянно ходит так, как будто боится, что его вот-вот побьют.
— Это иногда оказываются парни, которых меньше всего подозреваешь, — сказал д’Агоста. — В какой-то момент они просто слетают с катушек.
— Мы можем проверить, действительно ли в тот день он был здесь. Мы храним цифровые записи на всех, кто приходит и выходит из здания, — Градский просмотрел несколько файлов. — Здесь говорится, что его не было на работе — кажется, взял больничный.
— Так он мог прикинуться больным, а затем взять и тайно проникнуть в здание. — Д'Агоста повернулся к Карри. — Отправь к нему домой два патруля с подкреплением и держите наготове команду спецназа. Сейчас же.
— Да, лейтенант.
Сержант отошел и достал телефон, чтобы позвонить, а Градский тем временем кашлянул, прочищая горло, и снова заговорил:
— Я склонен считать, что ваше предположение относительно того, что он тайком пробрался сюда и совершил все это… ошибочно. Боюсь, ему было бы трудно это сделать. Даже невозможно. У нас здесь установлена самая современная система безопасности.
Пендергаст тихо спросил:
— Могу я задать вопрос?
Д'Агоста взглянул на него.
— Да, конечно.
— Убийца покинул офис в четыре часа дня. Сколько нужно времени, чтобы добраться оттуда до главного входа?
— Я бы сказал, примерно шесть-восемь минут, — ответил Градский.
— Отлично. Тогда давайте проверим запись с камеры у главного входа в четыре часа семь минут, чтобы посмотреть, действительно ли он ушел.
Градский все подготовил и через мгновение — впрочем, как и следовало ожидать — они наблюдали, как мужчина с кофром для виолончели вышел из вестибюля в четыре часа восемь минут.
— Теперь, — сказал Пендергаст, — продолжайте просматривать в обратном направлении запись прежней офисной камеры, пока мы не увидим, как он входит в кабинет.
Запрошенное видео пошло назад и они стали свидетелями того, как мужчина вышел из двойных дверей и покинул поле зрения камеры.
— Три пятьдесят, — заметил Пендергаст. — Теперь мы знаем, что убийство произошло в течение одиннадцати минут, между тремя пятьюдесятью и четырьмя ноль одной. Отлично. Господин Градский, покажите нам запись из вестибюля за восемь минут до этого, чтобы понять, входил ли он в здание.
Д'Агоста наблюдал за тем, как техник выполняет просьбу агента. На экране появился мужчина, заходящий в здание в 15:42. Они видели, как он вошел во вращающуюся дверь, направился прямо к электронному пункту пропуска, вставил в него свою карту, и турникет мгновенно открылся.
— Во сколько произошло считывание карты? — спросил Пендергаст.
— Три сорок три и две секунды, — ответил Градский.
— Пожалуйста, проверьте свой журнал безопасности касательно того, чья карта была зарегистрирована в это время.
— Да. Весьма умно.
Градский еще немного постучал по клавишам, но затем нахмурился, изучая экран с данными. Он долго всматривался в них, поджав губы. И снова попробовал повторить запрос.