— Входите, сэр.
Модьун вошел в большую комнату и удивленно огляделся. Прямо перед ним был длинный стол. За ним, за маленькими прозрачными окошками, находилось около дюжины женщин-гиен. Перед каждым из этих окошек стояла очередь людей-животных. Очереди различались по числу ожидающих, от шести до двадцати.
Ничего похожего на комнату судебных заседаний. Модьун вышел в коридор и посмотрел на другие двери. Потом медленно прошел к ближайшей. Его предположение, что, может быть, на повестке напечатан неправильный номер, не оправдалось. Тут также не было никаких признаков зала суда.
Модьун медленно вернулся в большую комнату, снова показал повестку «уполномоченному по судебным повесткам», который, казалось, успел забыть его, и его еще раз впустили. На этот раз он приблизился к человеку-гиене в форме, стоявшему чуть в стороне. На его табличке значилось: «служащий суда». Повестка еще раз выдержала испытание как приемлемое средство общения. Служащий посмотрел на нее и сказал безразлично:
— Окно номер восемь.
Модьун подошел и встал в конец. Здесь была самая короткая очередь, которая состояла из пяти человек. Модьун оказался шестым.
Встав в очередь, он заметил, что первым здесь был человек-тигр, которому через окошко в этот момент передали листок бумаги. Человек-тигр просмотрел листок. Затем наклонился и что-то проворчал в окошко. Модьун не расслышал слова, но он не мог ошибиться в чувстве, с которым они были произнесены, — ярость. Ответ женщины-гиены был удивительно четким. Она сказала вежливо:
— Простите, не я пишу законы.
Человек-тигр медленно выпрямился. Потом он постоял, нахмурившись, не менее десяти секунд, сжал челюсти и быстро пошел к двери.
Человек-крыса прямо перед Модьуном покачал головой и прошептал:
— Наверное, суровый приговор.
Модьун спросил:
— А какое было преступление?
Собеседник покачал головой:
— Это написано в его повестке, — и добавил: — Наверное, избил кого-нибудь. За это строго наказывают.
— Гмм… — пробормотал Модьун. Ему было интересно. — А что сделали вы?
Человек-крыса заколебался. Потом ответил:
— Украл.
— Воровство! В мире, где все можно получить свободно.
Модьун был искренне удивлен. И только после того, как он это сказал, ему невольно пришло в голову, что его слова могли обидеть человека-крысу.
И, действительно, первой реакцией человека-крысы стало:
— Ради бога, это не так страшно.
Сказав это, он смягчился и, казалось, понял, по крайней мере отчасти, почему удивился Модьун. Он продолжал более непринужденным тоном:
— Это трудно представить, но я начал кое-что замечать. Вы и я, — он вдруг возмутился, — мы можем пользоваться этими общественными автомобилями на главных дорогах. Но если мы хотим добраться до небольшой улочки, мы должны выйти из такого автомобиля и пройти к движущемуся тротуару или просто идти пешком.
— Что же в этом плохого? — спросил Модьун. Он говорил нейтральным тоном. — Когда говорят о деталях, все кажется очень справедливым. Никто же не должен идти больше, чем сто ярдов.
Тонкое крысиное лицо собеседника исказила понимающая улыбка:
— Когда я заметил, что люди-гиены, официальные лица, имеют специальные автомобили и едут прямо в эти боковые улочки, я понял, что я просто должен назваться чужим именем. Итак, я остановил один автомобиль и поехал на нем домой. И вот я здесь.
Пока он говорил, очередь продвинулась вперед. Теперь Модьун взглянул в лицо человека, которому только что вынесли приговор — ничего не выражающее лицо, напоминающее крокодила или, по крайней мере, рептилию; выражение этого лица ни о чем не говорило, поэтому Модьун снова повернулся к человеку-крысе и поинтересовался:
— Как они поймали вас?
— Частные автомобили связаны со специальным компьютером, который послал за мной патрульного, человека-гиену, — последовал возмущенный ответ. — Таким образом мне вручили повестку, чтобы я сегодня явился на судебное разбирательство, и вот я пришел.
— Не очень похоже на судебное разбирательство, — заметил Модьун, когда третий человек в очереди получил карточку со своим предварительно напечатанным приговором, прочитал его, встревоженно оскалившись, Показал свои кроличьи зубки и отскочил к двери.
Значение слов Модьуна, казалось, не дошло до сознания человека-крысы.
— Ах, суд есть суд, — вздохнул он.
Модьун не считал, что это похоже на суд.
— Вам и мне просто не повезло, и поэтому мы в суде, — пожал плечами человек-крыса.
От окошка отошел четвертый человек. Человек-крыса сказал торопливо:
— Я лучше повернусь к окошечку. Своими манерами надлежит выказать уважение, иначе это может быть рассмотрено как неуважение к суду.
— Как вас зовут? — спросил Модьун.
Имя человека-крысы было Банлт, он жил в Галли, имел жену и трех детей. Банлт хотел знать, почему Модьун интересуется им.
— В мире, — сказал Модьун, — который является идеальным за исключением того, что людям нужно пройти лишнюю сотню ярдов, вы совершили кражу. Мне хотелось бы изучить вашу философию.
Банлт не ответил. Ему уже вручали его приговор. Банлт посмотрел в свою карточку, и его лицо приобрело напряженное, недоверчивое выражение. Он ушел ошеломленный. Модьуну хотелось пойти за ним, но подошла его очередь. Он протолкнул свою повестку под решетку и с большим интересом наблюдал, как женщина-гиена набивала на машине справа числа, напечатанные на повестке. Появившийся листок бумаги развернулся в жесткий бланк.
С большим интересом Модьун взял листок и прочитал: «Наказание: двадцать дней заключения в квартире. Вы можете выходить поесть три раза в день, затрачивая не более часа на каждую еду».
Он был удивлен. Он наклонился и обратился к женщине:
— Приговор кажется немного нелогичным. Мое преступление в том, что я занял квартиру нелегально. Теперь я приговорен к заключению в той же самой квартире, и, очевидно, мое пребывание там больше не будет считаться нелегальным. Есть здесь кто-нибудь, с кем я могу это обсудить?
— Пожалуйста, выйдите из очереди. Спросите у служащего все, что вы хотите узнать.
Модьун, который во время получения своего «приговора» краем глаза наблюдал, как Банлт прошел мимо служащего по повесткам и задержался лишь, чтобы задать краткий вопрос, выпрямился и поспешно прошел к тому же выходу. Выйдя в коридор, он оглядел людей вблизи и вдали в поисках Банлта.
И не увидел его.
Он, наверное, убежал и совершенно забыл о моей просьбе. Очень плохо.
Покачав головой, как это иногда делал Руузб, Модьун повернулся, чтобы вернуться в комнату судебных заседаний. Но вход преградил служащий по судебным повесткам.
— Вы должны иметь повестку, чтобы войти в комнату заседаний, сэр, — вежливо сказал человек-гиена.
Модьун объяснил, что случилось, и показал листок с приговором. Страж у двери, потому что именно этим сейчас занимался этот человек-гиена, покачал головой:
— Сожалею, сэр, но у меня нет указаний пропускать кого-либо без повестки.
— Хорошо, — сказал Модьун. Он отступил назад, посмотрел на создание, загородившее проход, и подумал:
«После всего, что я узнал, это судопроизводство — не более чем пародия. Было бы смешно спрашивать о нелогичности одного аспекта, когда вся процедура несправедлива».
Но Модьуна волновали еще некоторые детали. Вслух он сказал:
— Не могли бы вы сказать мне, какого рода приговоры выносятся здесь? Например, тому человеку-крысе, который вышел передо мной. Какое наказание он мог получить за то, что сделал? За кражу автомобиля.
Страж у двери выпрямился в полный рост.
— Сэр, те из нас, в ком есть внутренняя сила, чтобы управлять, имеют также и сострадание, поэтому много лет назад издали декрет, что о наказании, которое выносит суд, сообщают только тому, кого наказывают, — сказал он.
Модьун запротестовал:
— Я не понимаю, какую ценность имеет тайна для человека, которого неправильно наказали.
Страж оставался спокойным.
— Пожалуйста, отойдите в сторону. Вы мешаете работе суда.
Он говорил чистую правду, поскольку как раз в этот момент подошел еще один человек-животное с повесткой. Модьун отступил, постоял в нерешительности, потом пошел к лифту.
Он провел день в суде, и теперь настало время отбывать срок наказания — по крайней мере, пока не приедет Судлил.
Глава X
Когда автомобиль остановился, взвизгнув тормозами, Модьун увидел женщину, стоявшую возле кустов. Частично они скрывали ее. Ему удалось только мельком взглянуть на нее. Поскольку он опоздал и, следовательно, был виноват, он выпрыгнул из автомобиля и подбежал к ней. Модьун пытался успеть обернуться за час, потому что не мог слишком надолго отлучаться из своего дома-тюрьмы.
Хотя Модьун пропустил поход в столовую, чтобы иметь в своем распоряжении больше времени, он понимал, что уже опоздал. Поэтому нужно действовать как можно быстрее. Посадить ее в автомобиль и мчаться в город.
Думая так, он карабкался на небольшой холм к зарослям, где она ждала его. Тут он увидел Экета. Насекомое-ученый был на высоте сто пятьдесят метров над долиной и, несомненно, возвращался назад за барьер.
Модьун остановился и сконцентрировал мысли на сознании насекомого. Он поприветствовал его и получил вежливый ответ. Потом он передал сообщение для своих товарищей-людей.
В своем мысленном отчете он кратко описал все, что ему удалось обнаружить. Изменения в программах всей компьютерной сети. Новый статус людей-гиен. То, что нунули завоевали Землю от имени какого-то комитета.
Его отчет носил чисто информативный характер. Очевидно, интерес к таким подробностям среди настоящих человеческих существ будет незначительным. Возможно, он вызовет у нескольких приятное возбуждение, но не более того. Вероятно, что Дода получит определенное удовольствие и удовлетворение от результатов эксперимента, столь сильно раскритикованного в самом начале. (Несколько мужчин особенно возмущались тем, что он вовлек Судлил в свои опыты.) Тем не менее, было сомнительно, что кого-нибудь еще можно будет уговорить обрести самостоятельно функционирующее тело со всеми унизительными потребностями живого организма.
Произнося заключительные слова своего отчета, Модьун учел возможную реакцию тех, кто остался за барьером.
Через Экета он передал:
— Так как Судлил и я вынуждены еще три года терпеть неудобства существования в полном теле (два из них здесь) я бы предложил, чтобы вы разрешили нам самим принимать решения, связанные с вышеуказанным положением дел.
Закончив сообщение, Модьун понял, что женщина ушла из поля его зрения. Несколько мгновений он колебался, глядя на подернутую дымкой долину, где быстро исчезало насекомое-носильщик. Его волновало, что он передал людям неправду. Правда заключалась в том, что он не смог справиться с ситуацией и сомневался, что Судлил захочет помочь ему решить его проблемы.
Постепенно ощущение обиды на самого себя рассеялось. Ведь ничего не случилось. Что могут сделать нунули против людей? Кажется… ничего. С этой мыслью он начал обходить кусты. Обошел, остановился и посмотрел.
— Господи, — подумал он.
Судлил стояла рядом с большой дорогой, наблюдая за непрерывным движением. Она находилась лишь в тридцати метрах от него и сначала не показала вида, что заметила его появление. Модьун двинулся вперед, и она повернулась к нему. Немедленно. И это удивило его.
Какая живость! Совершенно поразительно! Она улыбалась, глядя на него. Это была электризующая, великолепная улыбка. Судлил была экстравагантно одета — в брюки и рубашку. Ее золотые волосы ниспадали на плечи. Синие глаза были такими яркими, что, казалось, сияли собственным светом. Губы были полуоткрыты, и вся она производила впечатление блестящей индивидуальности на грани… чего?
Модьун не знал. Он никогда не видел женщину, которая была бы человеческим существом полного роста. Ее внешность казалась ему такой неожиданной из-за того, что несколько недель назад, когда Модьун в последний раз видел Судлил, ее размеры были значительно меньше. И она выглядела немного неповоротливой, что Дода относил на счет слишком быстрого роста клеток. И, конечно, лекарств.
Все это прошло.
Судлил излучала здоровье. Все ее тело и лицо трепетало. И это продолжалось, не прекращаясь ни на минуту! Прекрасное создание сказало приятным голосом:
— Экет поручил мне передать твое сообщение остальным.
Потом женщина добавила:
— Значит, есть проблемы?
Тут Модьун заговорил:
— Отчасти, — ответил он торопливо. — Пойдем в машину, я все расскажу.
Теперь Модьун заволновался. Он, действительно, опаздывал домой, и чем раньше они отправятся в путь, тем лучше будет его положение.
Судлил не пыталась возражать. Модьун посигналил свободной машине. Они сели, и он начал рассказ о том, как его по ошибке приняли за обезьяну, как он позволил неправильно идентифицировать себя из любопытства, и о том, что он должен находиться под арестом в своей комнате в наказание за то, что получил квартиру под чужим именем.
Когда Модьун закончил отчет, Судлил спросила:
— Твой приговор действует двадцать дней?
— Да.
— А прошло восемнадцать?
— Да.
Он ответил несколько растерянным тоном: ему показалась, что она что-то придумала.
— Ты думаешь, важно, чтобы прошло точно двадцать дней? — спросила женщина.
— А ты как думаешь?
— Ну, им нужно двадцать дней, чтобы закончить какие-то приготовления, связанные с тобой, и они хотят, чтобы ты не мог действовать в течение этого времени?
Совершенно новая мысль. Но Модьун быстро понял ее скрытый смысл. Он сказал:
— Что же такое они могут сделать за три недели, что нельзя сделать за три дня?
Он помолчал, а потом добавил:
— Я предполагаю, что получил приговор в соответствии с преступлением.
— Значит, ты думаешь, что некоторые животные нарочно неправильно называют себя?
После глубокомысленной паузы Модьун понял, что не верит ничему подобному и сомневается, что кого-либо раньше наказывали за такое «преступление».
Помедлив, он сказал:
— Странно, но, в самом деле, что такое они могут предпринять? Что может сделать их комитет?
Выражение лица Судлил стало таким, словно она старалась переварить трудную мысль. На слова Модьуна она ответила сияющей улыбкой. Судлил была прекрасна.
— Правда, — согласилась она. — Значит, проблем действительно нет. Я просто полюбопытствовала.
Мысль была, несомненно, хороша, и то, что она так легко отказалась от дальнейшего обсуждения, не удовлетворило Модьуна полностью. Это напомнило ему, как быстро бежит время.
— Что касается всего остального, — добавил он, — то я решил не делать ничего, что может создать дальнейшие проблемы.
— Это кажется очень разумным, — ответила женщина.
Ее ответ был таким доброжелательным, что Модьун счел момент достаточно благоприятным для дальнейших объяснений. Поэтому он передал ей все, что услышал от нунули, и назвал Землю захваченной планетой.
— Давным-давно, прежде, чем человеческая раса достигла нынешнего высокого уровня, это заставило бы меня объявить войну и изгнать захватчика из нашего общества, — сказал он. — У меня ощущение, что они победили хитростью и что такие хитрости обнаруживают их ужасный упрямый характер. Им нельзя позволить преуспевать. Но, как сказали бы мои друзья-животные, и ты должна согласиться с этим, все это преходяще.
— Я согласна, — сказала женщина.
— Поэтому, — закончил свою мысль Модьун, — мы должны пожить здесь еще несколько дней в качестве обезьян, чтобы не вызвать раздражение людей-гиен.
Последовала небольшая пауза. Автомобиль монотонно гудел, его резиновые шины пели. Потом Судлил сказала с необычной интонацией:
— Но я не обезьяна!
Модьуна немного удивил ее ответ. Это казалось очевидным, и ему самому никогда не пришло бы в голову поднимать подобный вопрос. Он сделал то, что раньше не считал нужным: проанализировал, что же вызвало такое замечание. И не нашел ответа. Его рассказ был исключительно рациональным. Он четко объяснил свое затруднительное положение и то, как он собирается выйти из него.