Annotation
Именно эта история служит прологом событий, которые случились в романе "Город", объясняя откуда в ночном, ненастном небе появился вертолёт с инфицированным.
Тьма (Город #0)
За несколько последних десятилетий это, безусловно, был один из самых грандиозных прорывов, не только в отечественной, но и в мировой науке в целом. Поэтому Пётр Алексеевич Заврыгин, руководитель Новосибирского Медицинского Исследовательского Института, был весьма горд собой за то, что именно он был одним из тех немногих, кто стоял во главе этого беспрецедентного научного открытия. Только благодаря его собственным стараниям, а так же одержимости идеей, и чудовищной работоспособности профессора Девятова, которая просто не могла не заразить, и бесповоротно увлечь за собой, удалось создать такую высококлассную сложенную команду, которой, казалось, по силам было решить любой вопрос, и то, что они добились таких, поистине фантастических, результатов вовсе не удивляло - это была неизбежная закономерность.
Ещё предстояло провести бесконечное количество тестов и пробных испытаний, но уже заранее можно было быть уверенным в том, что именно им удалось то, чего так страстно хотели добиться тысячи научных лабораторий по всему миру с их многомиллионными средствами, выделенными на поиск решения проблемы, с их прекрасными лабораториями, оснащёнными по самому последнему слове техники, со всеми их баснословными гонорарами.
А добились результата именно они на своих потрёпанных микроскопах, в здании лаборатории уже с десяток лет нуждавшемся в капитальном ремонте, за нищенскую зарплату и чисто символическое финансирование со стороны министерства.
***
Красные глазёнки маленькой белой мыши с испугом и недоверием взирали на человека в белом халате пристально изучавшего зверька находящегося по ту сторону клетки из прозрачного пластика.
В общем-то в этом нет ничего удивительного, - размышлял Пётр Алексеевич, - за последнее время это крохотное существо не оставляли в покое и на пол часа.
Теперь эта мышка была всеобщим центром внимания, местной знаменитостью, хотя на первый взгляд её мало что отличало от других лабораторных мышей, сидящих сейчас в соседних, рядом с её, клетках, кроме того, что именно этого мелкого грызуна удалось реанимировать после замораживания.
Пётр Алексеевич был уверен в том, что теперь проблема реанимации после глубокой заморозки, по крайней мере, на уровне подопытных мышек, уже решена, однако путь к конечной цели эксперимента - человеку, предстоял ещё очень долгий. Их ещё ожидали годы, а возможно даже и десятилетия, кропотливых экспериментов, тестов, проб и вскрытий, и, тем не менее, этот промежуточный успех в начале этой долгой извилистой дороги вселял надежду и придавал сил для дальнейшей работы.
Главным было то, что им первым, и пока единственным, на всём земном шаре удалось справиться с извечной проблемой возникающей при замораживании живой ткани - с водой, содержащейся в клетках любого организма, которая при замораживании и разрывает мельчайшие сосуды, что в итоге приводит к травме не совместимой с жизнью. Именно им удалось создать препарат позволяющий предотвратить микро разрывы и сохранить способность клеток к реанимации после длительной заморозки.
Практическое использование их научного открытия могло быть использовано, в освоении дальнего космоса, для того, чтобы с помощью их методики продлить жизнь человека на несколько сотен лет, в медицине, в тех случаях, когда лекарство от болезни пока не найдено - вот только два ключевых направления, в которых работа будет вестись наиболее интенсивно, а ведь наверняка в недалёком будущем появятся десятки, если не сотни различных технологий, в которых будет использоваться принцип их открытия.
И всё это началось с какой-то маленькой лабораторной мышки.
Белые усики мышки беспокойно зашевелились. Она повернула голову вправо. Наблюдавший за животным Пётр Алексеевич, заинтересовавшись тем, что могло её встревожить, неспешно повернулся.
На пороге в лабораторию стоял Девятов Виктор Фёдорович. Профессор как обычно передвигался абсолютно бесшумно, и как всегда был болезненно тощим и бледным, как привидение. Однако, эти его внешние недостатки никому и в голову не пришло бы вспоминать после двух-трёх минут личного общения - это был настолько яркий и неординарный человек, что даже после мимолётного с ним общения о нём создавалось настолько удивительное впечатление, что никакие физические недостатки не могли погасить в голове образ подвижного, невероятно умного человека и просто интересной личности. И уж точно никто и предположить не смог того, что совсем недавно его постигла трагедия - несколько месяцев назад от необратимых последствий в организме, вызванных сахарным диабетом, умерла его жена. После этого Василий Фёдорович остался совершенно один, так детьми супружеская чета Девятовых так и не обзавелась, всё по той же причине - тяжёлой болезни его супруги. И в том, что теперь этот почтенный человек, убелённый сединами, и без того беззаветно преданный науке, без какого-либо остатка посвятил ей все имеющееся в его распоряжении силы и время, не было ничего странного.
Даже зная о его прозорливости, Пётр Алексеевич всё равно не переставал удивляться тому, как точно пророй Девятов угадывал мысли своих собеседников. Вот и сейчас Василий Фёдорович, перехватив взгляд своего начальника, направленный на крохотное животное, с лёгкость продолжил его мысль:
- Всё это настолько удивительно, что с трудом умещается в голове, неправда ли мой друг?
Пётр Алексеевич соглашаясь кивнул:
- Мы с вами стоим на пороге одного из самых значительных открытий этого столетия и это крохотное животное - только начало пути.
- Но даже на этом этапе результаты просто ошеломляющие.
- И, тем не менее, до эксперимента над человеком ещё очень и очень далеко.
- А вам действительно этого хотелось бы? - поинтересовался профессор, при этом в его глазах вспыхнули весёлые искорки - ещё бы вопрос был провокационным.
- Василий Федорович, существует огромная вероятность того, что с человеческим материалом процесс может оказаться намного сложнее, - трезво рассуждал Пётр Алексеевич.
- Но ведь если мы этого не попробуем, то никогда наверняка не узнаем этого, ведь верно?
- На данном этапе, даже при всех наших успехах, это слишком рискованно, даже теоретически.
- А вас это пугает?
- Поверьте мне, как руководитель проекта, я делаю всё возможное для того, чтобы не замедлять процесс исследований, и не мне вам объяснять, что для опытов над человеком сначала нужно провести невероятное количество успешных экспериментов над животными, для того чтобы в последствии исключить любую ошибку при работе с живыми людьми. И мне не меньше вашего хочется добиться положительного результата, но не ценой неоправданного риска.
- И сколько ещё времени, по вашему, для этого потребуется?
- Даже по самым скромным подсчётам лет пять, не меньше.
- В этом-то и всё дело, - неожиданно устало обронил Василий Фёдорович, заставив Петра Алексеевича взглянуть на своего коллегу. - Это слишком долго. Как бы мне хотелось дожить до этого знаменательного момента, - закончил свою мысль Девятов.
- Бросьте, Василий Фёдорович - вы наверняка проживёте достаточно долго, чтобы разделить наш общий триумф, - попытался возразить Пётр Алексеевич.
- Пётр, не обижайтесь, но вы по сравнению со мной ещё юноша и вам предстоит ещё очень долгая жизнь, и я нисколько не сомневаюсь в том, что именно вам удастся добиться безоговорочного успеха. Что же касается меня...- он сделал небольшую, но довольно выразительную паузу, - то у меня в запасе не так уж много времени. Друг мой, вы даже не представляете, насколько я близок к своей смерти - у меня рак.
- Но разве нет никакой надежды... - чуть дрогнувшим голосом спросил Пётр, несколько долгих мгновений спустя.
- У меня неоперабельная форма, - удивительно ровным спокойным голосом ответил профессор. - Уж мне это известно доподлинно, так как я сам доктор. Все мои внутренности уже сплелись, и от роковой черты меня отделяют дни.
Теперь в свете сказанного многое, для Петра Алексеевича прояснилось. Конечно, он смутно подозревал, что у Василия Фёдоровича есть какие-то проблемы со здоровьем, но то, что всё обстоит так ужасно, он и представить себе не мог. Теперь прокручивая в памяти те моменты, когда Василий Фёдорович вдруг внезапно менялся в лице, присаживался где-нибудь в тихом укромном местечке и глотал таблетки, название которых всегда оставалось в тайне, Пётр понимал, как он (впрочем, и остальные тоже) заблуждался, считая, что это всего лишь лёгкое недомогание. Трудно было заподозрить что-то более серьёзное, ещё и потому, что сам Девятов убеждал их, что всё это пустяки, а спустя всего несколько мгновений профессор полностью приходил в себя и тогда он вновь с удвоенной силой приступал к работе, словно потерял не несколько минут, а дни или недели. Более того, он так заражал коллектив своим оптимизмом, что и все остальные, без исключения вкалывали до седьмого пота и были этому счастливы. Со стороны и в голову никому не могло придти, какую дикую боль испытывает этот человек и лишь сейчас для Заврыгина стало ясно какой ценой всё это ему давалось.
Теперь Пётр Алексеевич смотрел на профессора совершенно другими глазами.
За те годы, что они проработали вместе, бок о бок, они стали больше чем просто коллегами по работе - их связывала настоящая мужская дружба, но он никогда в жизни не позволял себе обращаться к Девятову по имени, даже когда они были только вдвоем, потому что безгранично уважал этого человека, и всегда знал, что делал это небезосновательно.
Вместе они выстояли в суровые пост перестроечные годы, месяцами не приносили домой и без того жалкую зарплату, но не предали науку, как многие из их бывших коллег, ударившихся в челночный бизнес. Вместе из года в год они шли к заветной цели.
И теперь этот человек умирал.
Неожиданная новость настолько потрясла Петра Алексеевича, что он на какое-то время лишился дара речи. Ему, как и большинству людей, попавших в подобную ситуацию стало просто страшно от услышанного.
- Вот поэтому и нужно спешить, - продолжил свою мысль профессор, и то, что услышал от него Пётр Алексеевич, было не менее неожиданным, чем весть о смертельном недуге. - Поэкспериментировать над человеческими труппами тебе наверняка дадут вволю, а вот над живым человеком - вряд ли. А тебе свои услуги предлагает живой труп. Петя, не будь глупцом - нам нельзя упускать такой шанс.
Пётр был потрясен той будничной лёгкости, с которой Девятов говорил о своём безнадежном состоянии.
- Но это же безумие... - попытался вставить слово ошеломлённый Пётр.
- Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Пётр, я уже всё для себя решил. Мы сделаем этот эксперимент на мне.
- Но ... - попытался возразить Пётр Алексеевич.
Однако Василий Фёдорович его тут же остановил:
- Я не просто болен, я - обречён. У меня рак на последней стадии. Медикаментозное лечение не принесло долгожданной ремиссии. Моя смерть - это дело лишь нескольких дней, ну может быть недель. Я просто не могу, чтобы моя жизнь вот так закончилась! Это так глупо, так бессмысленно! Я ещё хочу послужить науке и это не просто высокие слова. Я действительно хочу это сделать! Ты знаешь, что теперь у меня никого не осталось, и достижение цели - это единственное ради чего я жил и работал и всё ещё продолжаю существовать. И если мы достигнем результата ещё при моей жизни, то это будет для меня самой большой наградой, доказательством того, что все эти дни, наполненные бесконечной болью и страданием, были не напрасны.
Если же во время эксперимента произойдёт несчастье, то я уверен в том, что ты разберешься в чём дело и найдёшь в чём же заключалась ошибка (это в том случае, если конечно, такая будет иметь место). И заклинаю тебя не в коем случае не вини себя, если со мной действительно что-то произойдёт - всё что я потеряю - это несколько недель изматывающей агонии в наркотическом бреду, ты же приобретёшь бесценный опыт. Даже моя возможная смерть на операционном столе даст просто фантастические результаты, и в дальнейшем убережёт от бесконечного количества ошибок, заблуждений, бессмысленных экспериментов, сэкономит несколько бесценных лет кропотливейшего и абсолютно напрасного труда, позволит нашим исследованиям вырваться на несколько лет (если на десятилетия) вперёд! Ты только вдумайся в это!
Перспективы, так ярко описанные Василием Фёдоровичем просто не могли не заворожить, не вскружить голову его более молодому коллеге. В том, чтобы найти положительные стороны даже в самом разгромном положении Девятов всегда был неповторимым мастером - именно это его умение пару раз спасало их институт от закрытия.
Он ещё несколько минут убеждал Петра Алексеевича и тот, в конце концов, сдался, хотя, зная о непревзойденном таланте профессора убеждать других в том, что он считает единственно верным решением, было просто удивительно, что Пётр Алексеевич смог продержаться так долго.
***
В эту ночь Пётр Алексеевич не мог сомкнуть глаз. После разговора с профессором о каком-то душевном спокойствии уже не было никакой речи.
Уже в который раз за эту бесконечную ночь он взвешивал все за и против.
Как научный руководитель, Пётр ясно сознавал, что какие бы документы не подписал профессор Девятов ответственность за проведение эксперимента, как уголовная, так и моральная (именно она больше всего его волновала), полностью ляжет только на его плечи.
Для начала он хотел разобраться в самом себе. Что движет им в большей степени: желание помочь человеку сделать в своей жизни что-то грандиозное, до того как смертельная болезнь его прикончит; либо личное желание форсировать события и продвинуться в этом исследовании на новый этап?
Конечно, соблазн второго был очень велик, но даже при всём желании он не мог переступить через человеческую жизнь. Значит, приоритетом в этой ситуации была именно последняя помощь своему обречённому на коллеге.
Если эксперимент пройдёт удачно, и ему удастся воскресить профессора, то это будет невероятный успех. Если же их постигнет неудача, то смерть Девятова, которая, в любом случае, должна случиться в течение нескольких последующих недель, позволит узнать столько, сколько не даст многолетнее исследование на любых других труппах, которые им, несомненно, выделят для проведения экспериментов. Именно поэтому была так важна скорость принятия решения. По сути, времени на раздумья у него не было совершенно - если он хотел осуществить эксперимент, то должен был решаться, иначе никакой другой возможности осуществить задуманное у него уже не было, по крайней мере в ближайшие десять лет. Однако Пётр так же понимал, что решись он на этот шаг, обратного пути уже не будет.
Если он хочет того, чтобы эксперимент оказался удачным, то нужно спешить провести все возможные обследования профессора, ведь если Пётр будет колебаться, то рак уничтожит тело и мозг профессора, до того как произойдёт эксперимент, то есть сделает всю проделанную работу бесполезной, поскольку клинические изменения и омертвление коры головного мозга уничтожат все необходимые анализы, ради которых и задумывался этот амбициозный эксперимент над живым человеком.
Но самое страшное в том, что испытывая страшные муки Девятов покинет этот мир абсолютно точно зная, что его смерть была тяжёлой, бесцельной и напрасной.
Именно этот вывод, при принятии окончательного решения, стал для Петра Алексеевича ключевым.
***
Девятов ещё раз пробежал глазами по строчкам документа составленного совместно с юристом.