Андрей зажал уши ладонями и тихо застонал. Он понял, что за «пластилин» лежал на столе перед Бутовым и Костыриным и почему Костырин выставил его из штаба. В голове у него зазвучал ровный, монотонный голос Костырина:
«Не ты это дело начинал, не тебе его и заканчивать. Это продолжение одной старой истории…»
Так вот что это была за история!
Кто-то тронул Андрея за плечо. Он вздрогнул и поднял голову. Перед ним стоял Серенко. Заурядное лицо, заурядная фигура. Такой затеряется в любой толпе, отойдя от тебя на два шага.
— Привет, Андрюх! Ты чего такой смурной? Пива, что ли, перебрал?
Серенко выглядел бодрым и довольным. Ровный ежик волос, чисто выбритые щеки, белая рубашка под кожаной косухой. Вид у него был прямо-таки праздничный.
— А ты чего сияешь? — усмехнулся «брату по оружию» Андрей. — Червонец в лотерею выиграл?
— Сам ты червонец. Ты что, последние новости не слышал?
— Нет. А что?
— Да ничего, — пожал плечами Серенко. — Завтра услышишь. Дай пивка хлебнуть!
Серенко взял со стойки бара кружку и отхлебнул. Андрей смотрел на его пухловатую, как у Чичикова, физиономию и еле сдерживался, чтоб не поморщиться от омерзения. Серенко крякнул от удовольствия и вытер с губ пену.
— Холодненькое! Ништяк!
Андрей посмотрел на экран телевизора, где на смену гламурным девам пришел двухметровый детина с сипловатым голосом и фальшивыми седыми прядями. Смотреть на его телодвижения было противно до тошноты. «Вот кого бы я смог убить, не поморщившись», — подумал вдруг Андрей и сам испугался собственных мыслей. Он повернулся к Серенко:
— Слышь, Серый?
— Чего?
— А ты когда-нибудь на настоящее дело ходил?
Серенко недоуменно захлопал глазами:
— На настоящее?
— Ну да, — кивнул Андрей. — Ну, чтобы не просто по кумполу черномазому настучать, а… Ну, в общем, избавиться от черной заразы. Стереть ее с лица земли.
Серенко замялся.
— Понимаю, — кивнул Андрей. — Тебя на настоящие дела тоже не берут. Ты тоже еще «зеленый». Как и я.
— Я «зеленый»? — возмутился Серенко. — Ты гонишь! Да я в союзе уже полтора года!
— Полтора года, а ни на одном серьезном деле не был, — задумчиво произнес Андрей, глядя в кружку. — Надеюсь, меня так не опрокинут?
Серенко чуть не задохнулся от возмущения.
— Да я… Да я с Димычем несколько раз на дело ходил!
Андрей небрежно усмехнулся:
— Знаю я твое дело. Апельсины у «хачей» на рынке давил. Или арбузы колол.
Возмущение на лице Серенко сменилось злостью. Он посмотрел на Андрея исподлобья и яростно прошипел:
— Ты не гони, молодой. Я…
Серенко замолчал и молчал несколько секунд, видимо, прикидывая, стоит ему рассказать новичку свою историю или нет? И, как часто происходит в таких случаях, бахвальство взяло верх над осторожностью. Серенко напустил на себя солидный вид и сказал, понизив голос:
— Слыхал, в прошлом месяце вьетнамку завалили?
Андрей почувствовал, как у него оцепенело лицо и вспотели ладони. Он приложил все усилия, чтобы не выдать себя. Разжал губы в усмешке и выдавил:
— Ну.
Серенко оглянулся, потом наклонился к самому лицу Андрея и тихо проговорил:
— Я там был.
— Да ну? — нервно дернув щекой, усомнился Андрей. — Заливаешь небось?
— Сукой буду! Со мной еще Димон и Бутов были. Но я первый ее заметил.
— Ты заметил, а Бутов пометил, — с нервным смешком сказал Андрей. — А ты, наверно, все время в стороне стоял, от фонаря ладошками закрывался?
Серенко побледнел от злости.
— Слышь, молодой, ты не гони так. А то ведь я и обидеться могу.
Андрей весело посмотрел на него и примирительно улыбнулся:
— Да ладно тебе, Серый. Кстати, хочешь пивка? Я угощаю.
Андрей окликнул бармена и показал ему два пальца. Тот кивнул и подставил под бочонок две чистые кружки. Пиво забулькало об стеклянное дно.
Вскоре Серенко сдувал пену со своей кружки.
— А ты молодец, — с улыбкой сказал он. — Я всегда Костырину говорил: Андрюха — наш человек.
— Беру пример с тебя. Так что там с вьетнамкой? Кто ее пришиб? Ты?
Серенко нахмурился.
— Да как тебе сказать…
— Скажи, как есть.
— Ну если как есть, то я терпеть не могу пачкать руки кровью. Не в смысле, что я такой жалостливый, а просто… Ну, в общем, это у меня на физиологическом уровне. А Димыч, он не щепетильный.
Серенко погрузил губы в кружку и принялся сосать пиво, да так усердно, что у него зашевелились уши.
— Так это он ее добил? — тихо спросил Андрей.
Серенко, не отрывая физиономии от кружки, кивнул:
— Угу. — Потом оторвался от пива, причмокнул губами, как вампир, и добавил: — Прямо в глотку ей нож всадил. Да так ловко, что даже кровью не испачкался. Вот что значит крутой, да? Я бы так не смог… Ну, то есть, смог бы, но… Эй, ты куда?
— Пойду отолью, — бросил через плечо Андрей.
— Давай. Возвращайся только.
— Обязательно.
На улице Андрей первым делом закурил. Постоял так немного, попыхивая сигаретой и пуская дым. Потом положил ладонь на грудь — аккурат в том месте, где висел флакон с кровью Таи, и сказал:
— Скоро, Тая. Теперь уже скоро.
7
Костырин сразу заметил темную фигуру, стоявшую под деревом, в глубине двора. И сразу, еще до того, как Андрей его окликнул, понял, что фигура эта поджидает его. Красный уголек окурка описал в воздухе дугу и упал в лужу.
— Костырин!
Голос Андрея был негромким, но твердым и холодным, как железо. Костырин удивился — он еще никогда не слышал, чтобы Черкасов говорил таким голосом. «Кажется, наш мальчик превратился в мужчину», — насмешливо подумал он.
Костырин подошел к Андрею.
— Привет, брат. Ты что здесь делаешь?
— Тебя поджидаю, — глухо, как из-под земли, отозвался Андрей.
Костырин осклабил зубы в усмешке:
— Что, соскучился?
— Угу.
— Бывает. Сядем, покурим?
— Давай.
Они подошли к черной деревянной скамейке и сели. Достали сигареты. Закуривая, Костырин покосился на Андрея:
— Опять куришь иноземную отраву? Между прочим, патриотизм проявляется в мелочах. В том, что носишь, что ешь, что куришь и пьешь.
Андрей промолчал. Костырин сплюнул, посмотрел на хмурое, черное небо и сказал:
— Слушай, что там у вас с Никой?
— Ничего, — эхом отозвался Андрей.
Костырин осуждающе качнул головой.
— Обижается она на тебя. Говорит, не заходишь. Скажи честно, ты ей уже впарил?
Андрей и на этот раз не отозвался. Он молча курил, глядя прямо перед собой, в какую-то пустоту.
Костырин усмехнулся.
— Молчишь. Да, я забыл, ты же у нас «интеллигентик». Так тебя, кажется, Бутов обозвал? Ты к бабам с подходцами подкатываешь, стихи им читаешь. Ну а я парень простой. Я своей давно уже вставил. И, между прочим, не раз.
Костырин хохотнул, но, видя, что Андрей не разделяет его игривой веселости, заткнулся. Несколько секунд они курили молча.
— Слушай, Андрюх, — снова заговорил Костырин и как-то странно посмотрел на Андрея, — а может, зря я тебя тогда не утопил?
Андрей молчал.
— Честно тебе скажу — непонятный ты какой-то, — продолжил Костырин. — Вроде хороший парень, но несет от тебя чем-то… Какими-то мыслишками тайными. Я ведь, Андрюх, не птенец желторотый, я давно насобачился врагов по запаху определять.
— И как, определил?
— Это ты мне скажи. Враг ты мне или друг? — Поскольку Андрей и на этот раз ничего не ответил, Костырин сказал, едко усмехнувшись: — Бутову ты сразу не понравился. Конечно, он — полено, но. полено — это бывшее дерево. А дерево, оно знаешь чем чует?
— Чем? — равнодушно спросил Андрей.
Костырин поднял палец и назидательно произнес:
— Корнями. И ветками. Ему вообще мозги не нужны.
— У полена нет ни корней, ни веток, ни мозгов, — сказал Андрей.
Костырин холодно засмеялся:
— Правильно. Поэтому мне и нужен был ты. Ты умеешь соображать, умеешь чувствовать. Я думал, что мы подружимся, но, кажется, я ошибался. — Костырин снова посмотрел на небо и зевнул. Повернулся к Андрею: — Так что будем делать, брат?
Андрей повернул голову и встретил его взгляд. Глаза его лихорадочно блестели, и Костырину это было неприятно. Что-то в этом взгляде было новое, необычное и страшноватое. Андрей странно улыбнулся и сказал:
— Помнишь ту ночь на Неве?
— Наш заплыв? — поднял брови Костырин.
Андрей кивнул:
— Да.
— Хочешь повторить?
Андрей, продолжая странно улыбаться, покачал головой:
— Не совсем.
Костырин нахмурил лоб и сухо сказал:
— Что-то я тебя не понимаю.
Андрей сунул руку в карман куртки, и Костырин инстинктивно насторожился. Черкасов медленно достал что-то из кармана и показал Костырину. Это был нож с белой костяной ручкой.
— Оп-па! — усмехнулся Костырин. — Вижу, кое-чему ты у меня научился. И на хрен ты его достал?
— Подумай, — просто сказал Андрей.
Костырин вгляделся в его лицо.
— Так-так, — тихо проговорил он. — Кажется, я начинаю понимать. Хочешь устроить что-то вроде того заплыва?
— Угадал. Только тогда наши шансы были неравными.
— Неужели ты думаешь, они сейчас равные? Дурак. Ты когда-нибудь втыкал нож в живую плоть? Нет. А я втыкал, и не раз. Не думаю, что тебе бы это понравилось. Ты слишком слаб. Ты просто…
— Заткнись, — тихо оборвал его Андрей. — Ты и дальше будешь болтать или достанешь свой нож?
Костырин пожал плечами:
— Ладно. Скажи хоть, за что ты меня так ненавидишь?
Андрей не ответил.
— Ясно, — кивнул Костырин. — Ну ладно. Как будем биться? До первой крови, или пока кто-нибудь не свалится?
— Пока ты не сдохнешь, — медленно и четко произнес Андрей.
Костырин открыл рот от изумления. Потом заставил себя улыбнуться:
— Ого! Громкое заявление. Чтобы так сказать, нужно очень сильно верить в себя. Или — быть смертником.
Костырин шевельнул рукой, Андрей быстро вскочил со скамьи и отпрыгнул в сторону.
— О-го-го! — засмеялся Костырин. — Нельзя быть таким нервным.
В руке у него блестел нож. Андрей был уверен, что помедли он еще хоть секунду, и этот нож вошел бы в его тело.
— Пойдем к гаражам, — сказал Андрей. — Там нас не увидят.
— Ты прав.
Костырин встал, и они оба двинулись к гаражам, держась друг от друга на расстоянии нескольких шагов и не упуская друг друга из поля зрения.
— Ну вот. Здесь мы можем… — начал было Андрей, но не успел договорить.
Черное облако метнулось в его сторону. Краем глаза Андрей успел заметить тускло блеснувшее лезвие и отклонился в сторону, машинально выставив для защиты руку. В то же мгновение его левую ладонь что-то больно обожгло. Отскочив, Андрей тут же развернулся к врагу, и как раз вовремя, чтобы отклониться от следующего выпада. Костырин был проворен, как черт. Еще пару раз лезвие его ножа мелькнуло перед лицом Андрея, едва не оцарапав ему щеку. Андрей увернулся и попробовал достать противника снизу. Однако ему это не удалось.
Наконец оба противника отпрыгнули в стороны и остановились, тяжело дыша и сверля друг друга глазами.
— А ты молодец, — хрипло проговорил Костырин. — Я даже не ожидал…
— То ли еще будет, — выпалил Андрей.
— Ну держись!
И Костырин снова бросился на Андрея. От сильного толчка Андрей отлетел к дереву и так больно стукнулся об ствол затылком, что у него на мгновение потемнело в глазах. Однако, понимая, что стоять на месте нельзя, он тут же сделал шаг в сторону, тряхнул головой и выставил перед собой руку. В то же мгновение пронзила ужасная мысль: его рука была пуста! Пальцы не чувствовали рукояти ножа!
В глазах у него прояснилось, и он увидел Костырина. Тот стоял в шаге от Андрея и усмехался. В тусклом свете фонаря поблескивал белый ряд зубов.
Андрей бросил быстрый взгляд себе под ноги в надежде, что нож лежит на земле, но его не было. Послышался хриплый смешок.
— Потерял? — весело проговорил Костырин. Внезапно лицо его словно бы выцвело и оцепенело. — Ну все, сука, теперь молись, — медленно произнес он и шагнул к Андрею.
Черкасов поднял кулаки к груди и приготовился дорого продать свою жизнь. Но тут произошло что-то необъяснимое. Костырин вдруг споткнулся и стал медленно заваливаться набок, как будто на него навалилась невидимая цементная плита.
— Что… такое… — с усилием и изумлением выговорил он.
Но в это мгновение вторая невидимая плита упала на первую, и, не выдержав их веса, Костырин свалился на землю. Он попробовал встать, загребая рукой жидкую грязь, но рука его соскользнула, и он Снова упал.
Андрей постоял немного, пытаясь понять, что же произошло. Затем медленно, с опаской подошел к распростертому на земле Костырину. Тот лежал на правом боку. На груди у него что-то белело. Андрей пригляделся и понял, что это — белая костяная рукоять ножа.
В тот вечер Андрей долго бродил по темным улицам, не зная, куда ему пойти. Нож он оставил там, на месте убийства. Оставил с перепугу, и теперь не решался за ним вернуться. Наверняка Костырина уже нашли. Наверняка там уже работают оперативники и следователи. И наверняка с белоснежной рукояти ножа уже сняли отпечатки пальцев. Его пальцев.
«Что будет с матерью? — думал Андрей. — Что с ней будет?»
Его мучила еще одна мысль.
Костырин был мертв. Он лежал в грязи, неподвижный и жалкий, как куча старого тряпья. Но дело было не закончено. По земле еще бродили два демона — Бутов и Серенко. И они должны были отправиться туда, куда отправился Костырин. В ад.
Андрей купил в киоске бутылку какого-то крепкого дрянного пойла и принялся тут же его пить, останавливаясь лишь затем, чтобы перевести дух. Тело его отяжелело, но голове стало легче. Мысли стали легкими, почта невесомыми, губы сами собой растянулись в улыбку.
— Эй, алкоголик! — со смехом окликнула Андрея продавщица. — Ты не лопнул? Закусить не хочешь?
Андрей отбросил бутылку в сторону, повернулся и побрел прочь от киоска — в темноту улицы. Под ногами чавкала мокрая грязь. С веток деревьев, на которые натыкался Андрей, на него сыпалась дождевая влага. Она попадала Андрею за шиворот, и он ежился. Он все шел и шел, сам не зная куда. Андрей не знал, сколько прошло времени…
И вот он стоял перед дубовой дверью и жал на кнопку звонка. Он понятия не имел, как пришел сюда и что это за дверь. Ноги сами привели.
За дверью зашелестели легкие шаги.
— Кто там? — спросил звонкий голос.
— Это я… Андрей.
Щелкнул замок, и дверь открылась.
— Ты?
Андрей кивнул:
— Да. Можно войти?
— Входи.
Андрей перешагнул порог и отключился.
8
Гога отошел назад и полюбовался на готовое «произведение». На стене была нарисована борьба древних ящеров. Здоровенный тиранозавр сжал огромными, усыпанными зубами челюстями тонкую длинную шею бронтозавра. Картина получилась устрашающая.
— Ну, разве я не гений? — спросил сам себя Гога и сам же себе ответил: — Гений!
Он сложил флакончики с краской в рюкзак, закинул его на спину и зашагал к метро, насвистывая под нос песенку группы «Раммштайн», жутко собой довольный.
В последние дни Николаич здорово хвалил его работы. Не то чтобы хвалил, но говорил постоянно:
— Гога, наконец-то ты стал писать что-то приемлемое! Твои работы стали выделяться!
Выделяться! Вот так-то вот! «Это значит, что у меня есть собственный, неповторимый стиль! Как у Леонардо или Караваджо!» — сказал себе Гога и хихикнул от радости и наплыва положительных чувств.
У бордюра лежала пустая пивная бутылка. Гога слегка разбежался и вдарил по ней ботинком. Бутылка прогромыхала по асфальту метров десять и остановилась.
— И удар у меня хороший, — похвалил себя Гога. — И сам я парень не промах!
Он засмеялся и двинулся дальше. Поравнявшись с бутылкой, Гога остановился и занес ногу для еще одного удара.
— Эй, толстяк! — окликнул его негромкий голос.
Гога опустил ногу и завертел головой. Возле бетонного забора стоял долговязый лысый парень.
— А? — спросил Гога. — Чего?