«Эх, — думал Лева, — надо же так облажаться. И перед братом неудобно — теперь ему за меня отдуваться. Он, конечно, не ругается, но хлопот теперь у него будет порядочно. И не у него, а у нас обоих».
Почистив и собрав автомат, Лева принялся за второй. Между тем невеселые мысли сменились более приятными.
«Вроде на сегодня никаких дел нет. Позвоню-ка я Инне. Интересно, как она отреагирует на то, что случилось вчера? Ничего. Поплачет-поплачет, да и успокоится. А я ей в этом помогу. Сейчас позвоню. Вот дочищу автомат и позвоню».
Быстро закончив работу, он пошел в большую комнату, где стоял телефон. Подняв трубку, он долго вспоминал телефон, но так и не вспомнил. Пришлось идти за телефонной книжкой.
Трубку долго не брали. Но Лева проявил терпение, и в конце концов с другого конца провода раздался женский голос:
Алло?
Инна, привет.
Привет... Кто это?
Ну ты что, не узнаешь? — обиделся Лева.
Нет...
Это же я, Лева.
A-а... Ну, привет.
Здравствуй, Инна. Что это у тебя такой голос серьезный?
Да так...
Не заболела?
Нет.
Может, случилось что?
Нет.
А может, тебя обидели? Ты только скажи! — не унимался Лева.
Все в порядке, Лева.
Ну хорошо... Слушай, а может, пойдем куда-нибудь?
Нет, Лева. Я не могу.
Почему?
У меня дела.
Какие дела?
Инна вздохнула.
Личные.
Личные?
Да
Ну, может, я тебя хотя бы на улице встречу и провожу? Очень тебя видеть хочу.
Зачем?
Ну-у. Как это — зачем? Соскучился.
Инна снова вздохнула.
Слушай, Лева, у меня теперь вряд ли будет время с тобой встретиться. Не обижайся.
А что случилось? — Лева чувствовал, как в нем нарастает раздражение.
Ничего. Просто я теперь буду занята.
Чем?
Ты знаешь, у меня действительно несчастье. Один мой знакомый попал в аварию.
Что?
Да, в аварию. И теперь лежит в больнице. Лева почесал в затылке. Неужели... Да нет, не может быть.
Кто это? —решил проверить он.
Ну-у, ты его знаешь. Это Павел Бородин.
Сомнений не осталось...
Этот твой хоккеист знаменитый?
Да. Только не надо с такой иронией.
Никакой иронии. Он сильно пострадал?
Нет. Не очень. Врачи сказали, через неделю встанет на ноги.
Ну вот видишь, — выдавил из себя Лева. — Ничего страшного. Давай по этому случаю куда- нибудь сходим. В «Метелицу», например. Ты была в «Метелице»?
Нет, Лева. Я никуда не пойду.
Не пойдешь?
Не пойду.
Лева разозлился не на шутку.
Значит все, да? Приехал из Америки благоверный, и Лева побоку? Да?
Ну о чем ты говоришь? Мы с тобой всего два раза и встретились. В ресторан ходили и в этот...
В «Ап энд даун».
Да. А Павел мой... ну в общем, я же тебе говорила, что я собираюсь за него замуж.
Твой Павел... — Лева от злости стал забывать слова, — он просто... мудак.
Ну, Лева, зачем же ты так говоришь? Это очень нехорошо. Он старше тебя.
Старше? Да он просто сынок по сравнению со мной. Подумаешь, шайбу по льду гоняет.
Инна рассмеялась в трубку, что еще больше разозлило Леву.
A-а, я понимаю. Он денег много заколачивает в своей Америке. Да?!
Лева, — терпеливо объясняла Инна, — деньги тут ни при чем. Просто я его люблю. Понимаешь?
«Люблю», — передразнил ее Лева, — знаю я вас, б-баб! Все вы... не буду говорить кто!
Ну ладно, Лева, — со смехом сказала Инна, — ты меня развеселил. А теперь иди и подумай над своим поведением. Взрослые люди так с женщинами не разговаривают. Особенно когда хотят куда-нибудь их пригласить.
Да я... да я... если хочешь знать, это я вчера устроил катастрофу на Ленинградке!
Лева зажал рот, как будто стараясь поймать эти ненароком вылетевшие слова. Но, в точном соответствии с известной поговоркой, это ему не удалось.
Хватит, Лева, — посерьезнела Инна, — ты уже начинаешь говорить глупости...
Окончание фразы ему услышать не удалось, потому что телефонная трубка вдруг вылетела у него из рук и шлепнулась на пол. Вслед за этим Лева почувствовал сильную оплеуху.
Ты что же это, мерзавец, делаешь, а?
Лева обернулся. Перед ним стояла Людка. Правая ее рука уже была занесена, чтобы нанести еще одну оплеуху — с другой стороны.
Болтун сраный!
Леве с трудом удалось увильнуть от удара.
Вчера весь магазин зря расстрелял, а теперь вообще нас в ментовку сдать хочешь?
С языка сорвалось, Люда, — виновато пролепетал Лева.
«Сорвалось», — бушевала Люда, — я вот сейчас тебе язык оторву. И яйца. Чтобы не болтал.
Несмотря на драматичность момента, Лева съязвил:
А яйца-то тут при чем?
Чтобы про всяких шалав раз и навсегда забыл, — назидательно сказала Людка, — и не трепался попусту.
Да ты не бойся. Она все равно мне не поверила. А я ей просто звонить не буду больше — и все. А мою фамилию она не знает.
А если у нее определитель номера?
Нет определителя.
Ну смотри, пацан, если ты нам дело завалишь... — угрожающе помахала прямо перед его носом кулаком Людка.
Кулак был большой и жилистый. Лева невольно вспомнил наблюдаемую им утреннюю сцену. И ему так вдруг захотелось прижаться к этому мощному телу! Прямо до невозможности захотелось.
Люд, — неуверенно сказал он, — а ты красивая.
Что? — Люда испытующе посмотрела на него. — Красивая?
Да. Ну такая... замечательная.
Понятно... — просекла Люда, — что, с тех пор как из армии вернулся, ни одной бабы не было?
Ну почему... — застенчиво произнес Лева, — была... одна.
Была? Да не дала! — насмешливо произнесла Люда. — Видела я, как ты с утра на меня пялился. А я-то, дура, спросонья халат накинуть не догадалась.
Лева густо покраснел.
Ну ладно, — после недолгого раздумья заявила Людка, — нехорошо мужику так, совсем без бабы.
Она решительно расстегнула халат.
Только Юрке ни слова, понял?
Лева сначала не поверил своим глазам, когда в десяти сантиметрах от них оказалась большая колышущаяся грудь Людки.
Пошли, — приказала Людка.
И он пошел...
Конечно, соврал Лева. Не было у него ни одной бабы, с тех пор как он вернулся из армии. Да и в армии только дважды за все время довелось ему осязать теплую и мягкую женскую кожу. Один раз, когда к ним в казарму забрела местная наркоманка — голодная и нечесаная, она вроде даже дремала на скрипучей койке, пока солдаты по очереди громоздились на ее костлявое тело. Лева в тот раз успел до того, как пришел лейтенант и вытащил девку в караулку. Где, скорее всего, она пропустила через себя всех младших офицеров. Впрочем, самой наркоманке, по-видимому, было все равно. Надо сказать, Леве тот опыт совершенно не понравился.
Совсем другое был второй случай. Дело было так.
Примерно за полгода до дембеля Леву вызвал к себе замполит, толстенький майор с лицом усталого от жизни кадровика, и приказал ехать в поселок, где он успел за годы, проведенные в части, обзавестись домиком и даже небольшим хозяйством. Нужно было убрать снег. Конечно, Лева сразу согласился. Для любого солдата хоть ненадолго покинуть опостылевшую часть — всегда праздник. Однако Лева не мог рассчитывать, что такой...Леву встретила жена замполита. Оглядев его с головы до ног, она вручила ему лопату и все время, пока он убирал снег, следила из окна. Работал Лева споро, и через час двор замполита был даже чище плаца в части. Потом хозяйка пригласила в дом, накормила, даже налила стопарь водки. А потом... Лева не мог во всех подробностях вспомнить, что было потом. Но это было просто здорово. Уже потом Лева узнал, что таким образом жена замполита употребила почти всех солдат из их части....Люда быстренько скинула халат и осталась в чем мать родила.
Ну, чего встал? — строго сказала она, видя нерешительность Левы, — тебе что, особое приглашение нужно?
Она протянула руку и расстегнула его брючный ремень. Лева опомнился и начал торопливо раздеваться. Рывком спустил брюки, а потом, не удержав равновесие, шлепнулся на пол.Люда только посмеивалась. Она уже лежала на постели. Наконец Лева разделся и буквально кинулся на нее. В первый момент ему показалось, что он проваливается в какую-то до невозможности мягкую перину. Мягкую, теплую и замечательную...Когда часа через два вернулся Юра, Лева с Людой сидели на кухне, пили чай и резались в подкидного дурака. Лева постоянно улыбался и подхалимски подыгрывал Людке.
Баклуши бьете? — Юра был хмурым и злым. — А мне сейчас чуть башку не отвинтили за вчерашнее.
Что, Юрок? — спросила Люда.
Ничего. Обещали бабки отнять. Так что сегодня подчищать пойдем. Чего вчера недоделали.
Когда? — Люда бросила на стол карты.
Вечером. Часов в двенадцать.
А я?— спросил Лева.
И ты тоже. Короче, все как вчера — Людка за рулем, мы на дело.
19 часов 15 минут
Москва, Фрунзенская набережная
Я вернулся домой рано — часов в семь вечера. И в честь такого случая решил не открывать дверь своим ключом, а позвонить, чтобы Ирина в кои-то веки встретила законного мужа на пороге. Как и полагается порядочной жене.
О, Турецкий появился, — недоуменно воскликнула она, открывая дверь, — тебя что, с работы выгнали?
Ну почему сразу «выгнали»?
А как еще объяснить твое раннее появление?
Ира, рабочий день в прокуратуре, к твоему сведению, заканчивается ровно в шесть — так же, как и во всех других учреждениях.
Правда? — изумилась она. — Слушай, это надо где-нибудь записать. А то забуду.
Слушай, — я попытался отодвинуть ее в сторону, — может, ты меня все-таки пригласишь войти в собственный дом?
Ой, — всплеснула руками Ира, — прости, забыла.
Что — забыла?
Твое лицо забыла. А фамилия твоя прекрасная тоже бы улетучилась из памяти, если бы я оставила свою девичью.
Ну ладно, хватит язвить, — сказал я, входя в дверь, — работы на самом деле по горло, но все как-то не движется.
Понимаю-понимаю, — Ирина, скрестив руки на груди, наблюдала за тем, как я снимаю плащ и переобуваюсь, — твоему внезапному появлению в столь ранний час я обязана исключительно случаю. Может, у меня пошла светлая полоса в жизни? Завтра же куплю лотерейный билет.
Я подошел к Ирине и обнял ее за плечи. Все- таки, что бы ни происходило в жизни, какие бы... соблазны меня ни окружали, ближе и роднее этой ехидины у меня нет. И скорее всего, уже не будет.А Ира на секунду уткнулась носом мне в шею и прижалась всем телом. Только на секунду. Но и за этот миг я снова убедился — она всегда будет ждать меня и всегда будет мне рада.
Ну что, Турецкий, иди мыть руки. Так уж и быть, поджарю тебе котлеты. А еще есть гороховый суп. Со свиными копчушками, как ты любишь.
Одним словом, этот вечер я провел, что называется, в кругу семьи. Поиграл с Ниночкой, которая как-то незаметно стала совсем большая, посмотрел телевизор, поговорил о том о сем с Ирой. Что и говорить, нечасто мне удается вернуться с работы, когда они еще не спят. Все-таки дом — это замечательно. И я счастлив, что он у меня есть.Но, конечно, часа через два я все-таки вспомнил обо всех убийствах, хоккеистах — мертвых и живых, киллерах и так далее. Ну не могу я отключаться от дела, не умею. И ночи не буду спать, пока не распутаю этот жуткий кровавый клубок. Помяните мое слово — скоро еще что-нибудь случится. Что-то еще должны выкинуть эти подонки — я имею в виду тех, кто заказывает убийства. И скорость, с которой ты, Турецкий, будешь шевелить своими мозгами, обратно пропорциональна количеству трупов в этой истории. Тут до меня дошло, что Ирина, сидя в кресле напротив меня, вертит в руках какой-то прямоугольный кусочек бумаги и задает мне вопрос.
Что? — переспросил я.
Я говорю, что это за люди?
И она повернула ко мне белый прямоугольник, который оказался не чем иным, как самым ценным вещдоком в деле — я имею в виду фотографию, которую мы вытащили из руки убитой Ады Старевич. Вообще-то таскать с собой вещественные доказательства без нужды не разрешается, но я цеплялся за эту фотографию, как за соломинку, и поэтому решил взять ее с собой. Вдруг она меня приведет к преступнику.
Кстати, как она оказалась в руках у Ирины?
А ты знаешь, — сказал я, делая страшные глаза, — что эту фотографию мы вынули из руки убитой киллером женщины?
Закаленная годами жизни со следователем прокуратуры, Ирина ничуть не испугалась:
Правда? А кто это такие?
Страшные и кровавые преступники. Ты что, рылась у меня в портфеле?
Залезла за сигаретами. Она и выпала. Кстати, одного из них я знаю.
У меня по спине забегали мурашки. Нет, это только в детективных романах бывают подобные совпадения и счастливые случайности. В жизни такое исключено. Я вам как следователь говорю.
Кого ты знаешь? — слабым голосом произнес я.
А чего это ты так побледнел? — Ирина подошла и заботливо пощупала мне лоб. — Ты, Турецкий, скоро совсем загнешься на своей работе.
Кого ты знаешь, Ира?
Вот этого.
Когда она показала пальцем на того самого, неизвестного четвертого человека на фотографии, я думал, что у меня вот-вот случится инфаркт.
Вот ведь как бывает!
Кто это?
Это Назаренко.
Назаренко?
Да.
Какой еще Назаренко?
Он одно время был секретарем Краснопресненского райкома комсомола, когда я училась в консерватории.
Ну и откуда ты знаешь секретаря райкома? — недоверчиво спросил я.
Балда. Я тебе десять раз рассказывала, что в институте я целый год была комсомольским вожаком. Ну и по долгу службы ходила в райком. А он там и сидел. Курировал вузы.
Ты ничего не путаешь? — недоверчиво спросил я. — Лет-то сколько прошло.
С твоей стороны, Турецкий, — строго сказала Ирина, — крайне бестактно напоминать женщине о ее возрасте. Даже если это твоя собственная жена.
Ну, Ира, я не это имел в виду. Просто мужик мог измениться...
Не оправдывайся. Не знаю как следователь, но дипломат из тебя никудышный.
Ну ладно, ладно, прости. Ты его точно узнала?
Говорю тебе, точно.
Совершенно?
Абсолютно.
Как, ты говоришь, его звали?
Назаренко.
А имя помнишь?
Имя? Кажется, Дима... или... Нет, точно Дима.
Ира, — как можно более проникновенно сказал я, — ты на сто процентов уверена?
Вот Фома неверующий, — негодующе воскликнула Ирина, — да я сейчас тебе фотографию покажу. Он должен быть где-то на старых.
Она принесла большую коробку из-под женских сапог, вывалила на стол груду фотографий и стала их разбирать. Конечно, разглядывая буквально каждую из них. »
...А это я с Люськой Немцовой... А это мы с тобой в Паланге. Помнишь, Турецкий?
Она рылась и рылась, а я сидел как на иголках, не в силах поверить своему счастью.Наконец моим мучениям пришел конец, и она выудила большую групповую фотографию. Над целой толпой молодых парней и девушек висел лозунг: «Привет участникам XXVII конференции ВЛКСМ».
Вот он, — Ирина ткнула пальцем в человека в строгом темном костюме и галстуке, который стоял в первом ряду.
Конечно, лицо Назаренко было размером с две спичечные головки, да и фотография порядком выцвела.
О это был он. Тот, кто стоял на нью-йоркской набережной вместе с хоккеистами и Нордом. Сомнений быть не могло. Кстати, он не слишком изменился.
Я встал и приложил руку к сердцу:
Ира, от имени Генеральной прокуратуры Российской Федерации и от себя лично объявляю тебе благодарность.
Спасибо. А посущественнее за мои заслуги ничего не предложишь, Турецкий? — хитро прищурилась Ирина.
Что? — удивился я.
Она вздохнула:
Нет, ты все-таки тупица, Саша. Хоть и «важняк». Пошли. Я уже уложила Ниночку...
Она взяла меня за руку и потащила в спальню.
30 сентября 1997 года2 часа 30 минут
Москва, больница Склифосовского
Ночью в палате тихо. Только время от времени из коридора раздается тихий шелест газеты — это дежурный, который по ночам бодрствует. Темно и тихо...Тренировки начались буквально на следующий день после приезда Павла в Америку. У команды «Нью-Йорк вингз» была небольшая, хорошо оборудованная спортивная база за городом. Так что каждый день в шесть тридцать утра автобус подъезжал к недорогой гостинице в Нью-Йорке, где Норд поселил спортсменов, и отвозил их на крытый ледовый стадион. Четыре часа тренировки — перерыв на обед, потом еще четыре часа, потом игра — тренер разделял их на две команды. Кстати, к удивлению Павла, несмотря на все разглагольствования Норда о патриотизме, все инструкторы, тренеры, не исключая и главного, были американцы.