На столе зазвонил телефон.
— Саня, — услышал Турецкий в трубке оживленный голос Грязнова. — Есть информация. Я сейчас к тебе зайду.
В трубке раздались гудки.
— Черт знает что сегодня происходит, — сказал Александр Борисович Курбатову с Елагиным. — Нука стой!
Рука Курбатова, тянувшаяся под стол совершенно с определенным намерением, вернулась в свое прежнее положение.
— Сейчас Грязнов зайдет, — пояснил Турецкий. — С каких это пор Грязнов, перед тем как зайти, звонит по телефону?
Появившийся через три минуты Слава разрешил этот мучительный вопрос.
— А вдруг ты отдыхаешь, — ехидно сказал он, — а тут я как снег на голову.
Александр Борисович сделал вид, что ничего не слышал, и выжидающе посмотрел на Грязнова. А Курбатов с Елагиным тактично сделали вид, что ничего не поняли.
— Начну с того, что не удалось, — сказал Грязнов, бросив взгляд на стоящие на столе рюмки. — Мое общение с потерпевшей Юриной, к сожалению, не состоялось. В данный момент она отдыхает в Египте и вернется только через две недели. Далее лучше. Бармен, работавший в тот день, рассказал, что парень просидел в кафе часа полтора. Выпил то ли пять, то ли шесть кружек пива. Регулярно смотрел на часы, но бармен не понял, ждет ли он кого-то, или, может, у него такая привычка. В момент ареста он никакого сопротивления не оказывал — хотя бы только потому, что все случилось очень быстро. Бармен так и сказал, что он даже не заметил, как все произошло. Пару секунд — и он уже в наручниках. Теперь главное, что касается диспансера. Смолин Илья Антонович действительно наблюдался в наркологическом диспансере и немногим более полугода йазад прошел курс лечения от наркотической зависимости. Но после этого никаких рецидивов у него не было. С тех пор и до последнего момента он посещал диспансер регулярно, раз в неделю. Среди прочего сдавал там кровь на анализ. Последний раз был за три дня до своего ареста. Ни малейших следов присутствия наркотиков в его организме не было. И врач, который его вел все эти полгода, сказал, что Илья Смолин был одним из тех редких его пациентов, которые не просто хотят отказаться от наркотиков, но у которых это получается.
Рука Курбатова опять потянулась под стол за бутылкой.
— Ну теперь-то уж точно за зацепочку? — подмигнул он Турецкому.
Турецкий предостерегающе поднял руку.
— Слава, нечего тянуть кота за сам знаешь что. Посылай людей в Гагаринское УВД. Пусть арестовывают лейтенантов Киреева и Стулова по обвинению в убийстве Ильи Смолина. Скоро, ребята, у нас с вами начнется настоящая охота.
— Ну тогда за настоящую охоту, — резюмировал неунывающий Курбатов.
И Александру Борисовичу Турецкому в очередной раз не удалось засечь момент, как уже четыре наполненных рюмки терпеливо ждали своей очереди быть опустошенными.
7
Через два часа оперативники Иван Киреев и Степан Стулов в наручниках были доставлены прямиком из Гагаринского УВД в Матросскую тишину. Оба держались мрачно, на вопросы отвечать отказывались. На вопрос об Илье Смолине старший лейтенант Киреев, усмехнувшись, сказал:
— А вы предпочитаете, чтобы этот наркот до сих пор ходил по улицам и убивал людей?
Не добившись ничего от арестованных оперативников, их рассадили по камерам.
— А ведь будут молчать, — сказал Турецкий, выслушав отчет о допросе. — У кого-нибудь есть соображения, что делать с ними дальше.
— Есть одна идея. — Володя Яковлев посмотрел на Галину. — Помнишь, Галь, у них в кабинете в шкафу стояла видеокамера. Я поинтересовался у местных, чья она. Оказалось, что Киреева. Я думаю, что они вполне могли снимать на нее не только свой профессиональный праздник.
— Значит, завтра с утра, — сказал Грязнов, — езжайте к нему с обыском на квартиру. И если что-то там есть, найдите это.
Кассета от видеокамеры, на которой был запечатлен допрос, а точнее пытки, Ильи Смолина, нашлась самым неожиданным образом.
— Представляете, — рассказывала Галя Турецкому и Грязнову, — прямо как в кино. Заходим мы с Володей в квартиру, там жена, которая, естественно, на меня смотрит как на гиену. Проходим в комнату, там на полу сидит четырехлетний сын Киреева. И что вы думаете у него было в руках? Я пригляделась, а на кассете ручкой написана дата, тот день, когда они допрашивали Смолина. Я у него попросила ее поиграть на время. И ведь не хотел пацаненок мне вначале свою игрушку отдавать, пришлось пообещать прислать ему взамен две с мультиками.
Следующий допрос Киреева провел лично Вячеслав Иванович Грязнов. Он не стал задавать старшему лейтенанту никаких вопросов, а просто поставил обнаруженную кассету. Все это время он молча смотрел на Киреева. Через пять минут Киреев попросил выключить.
— Киреев, — сказал Вячеслав Иванович, — вы, хотя мне и тошно вас так называть, сами являетесь работником правоохранительных органов. Наверняка и сами проводили обыкновенные допросы. Вы прекрасно должны понимать, в какой жопе вы сейчас оказались. Стулов младше вас по званию, поэтому за паровоза пойдете вы. А уж я как заместитель начальника ГУСБ приложу все усилия, чтобы ваш сын никогда вас больше не увидел.
Киреев, хотя сидел и бледный как полотно, все же нашел в себе силы скривить рот в усмешке:
— Я, товарищ начальник, тоже законы знаю. Все-таки, как вы выразились, работник правоохранительных органов. Я этого парня не убивал. Превышение полномочий — да. Ну дадут годика четыре — максимум шесть. Да и тех не дадут, сын малолетний. Так что никакую мокруху вы на меня не повесите.
— Мудак ты, Киреев, — сказал Грязнов, с отвращением глядя на Киреева. — Неужели ты серьезно считаешь, что генерал-майор придет разводить тебя на мокруху? Ты пойдешь не за превышение полномочий, ты сядешь как организатор убийства независимого журналиста Дмитрия Корякина. А этот бедолага Смолин пойдет в довесок. И Ильхама Гаджиева, которого ты накачал героином, добавим в нагрузку. Вот теперь сиди до суда в камере и прикидывай, сколько тебе полагается. Уведите арестованного.
— Подождите, — встрепенулся Киреев. — При чем здесь Корякин?
— Да хотя бы потому, что на бейсбольной бите, которой он был убит, обнаружены твои отпечатки пальцев.
— Это не я, — сказал Киреев, — я расскажу. Да, я там был. Я получил за это деньги, две тысячи долларов. Но убивал не я. Я просто снимал. И вообще, мы просто хотели попугать его, а убивать никто не собирался. И того Мишу, который главный был, я тоже не знаю. Это какой-то друг Горохова. Это он нам предложил поучаствовать. И с Мишей этим для расчета тоже он потом встречался. Я готов все это подписать.
Расколоть капитана Андрея Николаевича Горохова оказалось проще, чем его подчиненных. Он сразу заявил, что смертельную дозу героина Илье Смолину вколол младший лейтенант Стулов. Но что важней всего — он указал на охранника ЧОП «Чайка» Михаила Маликова как на организатора «запугивания» Дмитрия Корякина.
Допрашивать Маликова пришел Александр Борисович Турецкий самолично.
Он уже выяснил, что «Чайка» занималась охраной ООО «Кассета», генеральным директором которой был Вячеслав Фартунов. Александр Борисович сопоставил профиль фирмы с темой журналистского расследования, которое проводил Дмитрий Корякин, и, идя на допрос Михаила Маликова, уже знал имя заказчика. Но собственные догадки к делу, как говорится, не пришьешь. Поэтому необходимо было получить свидетельские показания Маликова, из четырех убийц Дмитрия Корякина он единственный знал имя заказчика. Все утро Александр Борисович думал о предстоящем допросе. Как назло, на ум ничего не шло. К тому же Ира все утро опять восторженно рассказывала о своем сверходаренном ученике Владике Гиндине. Поедая утреннюю яичницу с помидорами, Саша думал о том, что Владик Гиндин скоро начнет ему сниться — и сны эти будут не из приятных.
Еще хорошо, думал Саша, что от меня пока не требуют, чтобы я посещал его выступления. Вот уж не дай бог.
Но мысли вновь возвращались к предстоящему допросу. И по-прежнему в голову не лезло ничего. Никаких идей, как расколоть Маликова. В мыслях были лишь разговоры об одаренности Владика Гиндина.
Турецкий уже шел по коридору, а никакого более или менее удобоваримого плана действий не было. И тогда Александр Борисович вдруг вспомнил фразу Курбатова, после того как тот вернулся из редакции журнала «Пламя»: «Про меня ведь что думают. Рубаха-парень. Что на уме, то и на языке. Если говорит, что что-то знает, значит, не врет».
Ну на рубаху-парня Александр Борисович в своем костюме, положим, не тянул, а вот насчет последней части вполне мог бы дать фору даже такому асу, как Курбатов. Турецкий решил действовать напрямик. Или наобум. В общем, черт его знает, как получится. В конце концов, это не экзамен по технике ведения допроса, а свободное творчество. А поэтому лучше все говорить, как есть. В конце концов, что может быть лучше правды?
— Маликов, — монотонно начал Турецкий, — в данный момент вы находитесь в очень тяжелом положении. Вы обвиняетесь в организации убийства журналиста Дмитрия Корякина. Он был убит на пустыре, неподалеку от станции Матвеевское. Вы вместе с сотрудниками Гагаринского УВД Гороховым, Киреевым и Стуловым вывезли его туда на машине. И убили с особой жестокостью. Ваши напарники на допросе показали, что получили от вас за это определенную сумму денег. Так что вас с полным основанием можно считать не только организатором этого убийства, но и заказчиком. Лично мне это кажется абсурдным. Зачем обыкновенному охраннику заказывать журналиста? Да и денег на работе, я думаю, вам платят не очень много. Но все факты говорят об обратном. Так что вот такая получается у вас ситуация.
Александр Борисович сделал передышку и посмотрел на Маликова. Тот молчал.
— Откровенно говоря, я не понимаю вас, Маликов, — продолжил Турецкий все тем же монотонным голосом. — Зачем вам это нужно? Нет, вы не подумайте, что я пытаюсь вести с вами проникновенную беседу по душам. Мне, правда, интересно. Сесть — вы по-любому сядете. Тут никаких иллюзий быть не может. Но я, знаете ли, никогда не понимал, зачем люди садятся за других.
Маликов продолжал молчать.
— Нет, есть, конечно, две объективные причины. В одном случае люди боятся, а во втором они этим своим поступком отдают свой долг. Или рассчитывают на будущую милость. Но в вашем случае все это напрасно. Рано или поздно мы выйдем на тех, кто действительно заказал журналиста Дмитрия Корякина. Так что вряд ли они смогут вам помочь.
Маликов посмотрел на Турецкого.
— Чего вы добиваетесь? — насмешливо спросил он. — Вы что, всерьез рассчитываете на то, что я сейчас прислушаюсь к вашим словам и все вам расскажу?
— Да, — спокойно ответил Турецкий, — представьте себе. Именно на это я и рассчитываю. И поверьте мне, я очень серьезен.
— Вы что, шутите? Или за недоумка меня держите?
— Маликов, я уже сказал вам, что в данный момент я разговариваю с вами абсолютно серьезно. А что касается недоумка… Я старший помощник генерального прокурора. Если бы я считал вас за недоумка, я бы к вам не пришел. Как говорилось в советских фильмах про милицию, я действительно взываю к вашему разуму.
— И вы думаете у вас получится?
— Не знаю, — пожал плечами Турецкий, — это от вас зависит.
— Вы прямо как школьная учительница, — мрачно сказал Маликов.
На этот раз промолчал Александр Борисович Турецкий. Обоюдное молчание длилось несколько минут.
— Если у вас больше нет вопросов, прикажите отвезти меня обратно в камеру, — сказал Маликов.
— Как хотите, — Турецкий поднялся со стула.
Маликов насмешливо продолжал следить за его движениями.
— Да, вот еще что, — внимательно посмотрел на него Турецкий, — я выписал ордер на обыск в вашей квартире. Не думаю, что мы там что-нибудь обнаружим, но проверить не помешает. Разумеется, о результатах проверки вам будет сообщено.
И вдруг у Маликова дернулся правый глаз. Совсем чуть-чуть.
«Вот оно, — подумал Турецкий, — попал».
— Знаю я ваши ментовские дела, — сказал Маликов, — подкинуть что-нибудь хотите?
— Вы были правы, — Турецкий сел обратно на стул, — я напрасно обращался к вашему разуму. Маликов, вы обвиняетесь в организации убийства. Это доказано. Зачем нам что-либо вам подкидывать? И что мы можем вам подкинуть? Мы наоборот будем пытаться найти. А если вас интересует, что мы будем искать, то я вам отвечу: мы будем искать следы тех людей, которые являются истинными заказчиками убийства Дмитрия Корякина. Вот только когда мы отыщем эти следы, время, когда вы еще могли оказать помощь следствию, кончится. Тем более, поверьте мне, я знаю, кого надо искать.
Маликов закусил верхнюю губу и задумался. Александр Борисович ему не мешал.
— Что мне за это будет? — спросил Маликов.
— За организацию убийства? — Турецкий сделал вид, что он не понял обращенного к нему вопроса.
— За помощь следствию, — скривился Маликов.
— Это зависит от того, что вы расскажете, — пожал плечами Александр Борисович. — Но хуже точно не будет.
— Я не маленький ребенок, — резко сказал Маликов. — Мне надо знать конкретно. Что я получу, если назову имя человека, заказавшего этого очкарика. Я хочу, чтобы с меня сняли обвинение в организации убийства.
Александр Борисович вспомнил дернувшийся правый глаз Маликова.
— Боюсь, что одного вашего слова будет недостаточно.
— У меня есть доказательство.
— Что за доказательство?
— Пленка. Запись нашего с ним разговора. Когда он мне делал заказ и называл сумму. И имя этого парня. Я тогда взял с собой диктофон и записал весь наш разговор. На всякий случай. И вот случай подвернулся.
— Если все действительно так, как вы говорите, то это меняет дело, — сказал Турецкий. — После того как вы дадите показания и мы найдем и проверим вашу пленку, обвинение в организации убийства Дмитрия Корякина с вас будет снято. Вы готовы назвать заказчика и дать показания?
Маликов посмотрел на стену. Молчание опять растянулось на несколько минут.
— А, черт с ним, — сказал наконец Маликов, — пусть тоже на нарах попарится. Ему не повредит.
…На следующий день на основании свидетельских показаний, данных Михаилом Маликовым, оперативной группой Владимира Яковлева в своем рабочем кабинете был арестован генеральный директор ООО «Кассета» Вячеслав Фартунов.
8
Заместитель начальника ГУВД Москвы Цезарь Аркадьевич Матвеев ехал на эту встречу с тяжелым сердцем и гадким ощущением во рту. Он бы с большим удовольствием не поехал никуда, а напился бы в одиночестве в своем кабинете, но пропустить встречу было никак не возможно. В их телефонном разговоре Игорь Иванович Донской был краток.
— Жду тебя через час, — сказал он и положил трубку.
И все тут. А если дела? А если совещание? Игоря Ивановича Донского такие мелочи не интересуют. Садись, Цезарь Аркадьевич, в машину и дуй, невзирая на пробки, под своей синей мигалкой хоть на край света. И смотри еще не опоздай.
«Что же случилось? — думал Матвеев. — Вроде ведь ничего такого. Все ведь спокойно».
Но тон Донского явно говорил об обратном.
Ну что же, он, Цезарь Аркадьевич Матвеев, едет. А что толку гадать? Скоро и так все будет ясно. Но насколько же спокойней и приятней было бы сейчас сидеть, заперевшись в своем кабинете и, выключив свет, пить рюмку за рюмкой. А не нестись на полной скорости за город по Рублевскому шоссе, чтобы, доехав, выслушать в свой адрес всю ненормативную составляющую великого и могучего русского языка.
У ворот Матвеева встретил Вадим, телохранитель хозяина дома.
— Здравствуйте, Цезарь Аркадьевич, проходите. Все уже в сборе, — сообщил он.
— Здравствуй, Вадик, — пролепетал Матвеев.
Начало, не предвещающее ничего хорошего. Сколько раз Цезарь Аркадьевич бывал в этом доме, и каждый раз у ворот стоял хозяин — Стае Молодчиков — собственной персоной. А теперь, видите ли, Матвеев рожей не вышел. Встречать его выходит телохранитель. Но ничего-ничего, Цезарь Аркадьевич тоже не дурак. Его, как салагу, на понт не возьмешь. Цезарь Аркадьевич дураком бывает только тогда, когда ему это выгодно. А так у него на всю эту честную компанию материальчика целый сейф. И какого материальчика! Самого что ни на есть отборного. Сам Цезарь Аркадьевич отбирал, вот этими вот руками. Которые не только денежки себе в карман класть могут и девок за титьки щупать, но и компромат в сейф прятать. А этого добра у него навалом. Аккурат во все ведомства по алфавиту. С какого конца начинать, уважаемый Игорь Иванович, сами выбирайте.