Вот такую грубость услышали мы с Челкашом от «квадратной рожи». Как вам такое?!
Атмосфера становилась взрывоопасной, но, понятно, мы не могли противостоять этой ораве — силы были слишком неравные. Тем не менее, Челкаш отважно подбежал к петухам и рявкнул. Птицы тут же, прихрамывая, побежали в разные стороны. После этого мы спешно сели в Малыш и въехали в поселок.
Ничего не скажешь, поселок Озеры не зря имеет красивое название. Представьте себе берег Оки с белым сыпучим песком, аккуратные дома и палисадники со множеством цветов. В одном из палисадников мы увидели старушку и остановились, чтобы спросить — есть ли в поселке бензоколонка (Малыш уже выпил почти весь бензин, оставался только запас в канистре).
— Бензоколонки, сынок, в Коломне, — ответила старушка, когда мы подошли к калитке. — И больницы у нас нет. Одна медсанчасть. Чуть болезнь прихватит, приходиться ехать в Коломну, а это почти час на автобусе.
— Надо же, такой красивый поселок и нет больницы, — посочувствовал я пожилой женщине.
— Поселок у нас приглядный. Сюда многие приезжают отдыхать. И люди у нас хорошие, но вот больницы нет.
— Люди не очень хорошие. Жестокие, — заявил я и рассказал про петушиный бой.
— Это, небось, Татуированный с дружками. Они не местные. Они из Коломны. А сюда приезжают купаться. На берегу делают шашлыки, пьют водку, безобразничают… И петухов с собой привозят, и собак стравливают, забавы ради… Накидают бутылок, окурков, бумаг всяких, ничего не уберут, — старушка вдруг зашмыгала носом. — В прошлом году у меня Катьку украли.
— Какую Катьку?
— Козу. Мою кормилицу… Она вон там паслась, — старушка показала на пригорок. — Я привязывала ее на веревке к колышку. А Татуированный с дружками… Обрезали веревку и затащили Катьку в машину и увезли… Потом убили, — старушка смахнула слезы. — Участковый сказал «сделали из Катьки шашлыки»… Ну судили их, а толку-то что? Присудили штраф, а кто мне вернет Катьку?.. Она мне была, как дочка…
Мы с Челкашом стиснули зубы и процедили:
— Негодяи!
— Вот теперь с Барсиком остались вдвоем, — старушка кивнула на кота, который сидел около ее ног и хмуро посматривал на Челкаша. — Барсик любил Катьку. Когда ее не стало, две недели ничего не ел… И спал на ее месте в сарае. В дом не заходил…
Я как мог успокоил старушку и с тяжелым сердцем пошел к Малышу. Челкаш, понуро опустив голову, поплелся рядом. Всегда веселый, на этот раз он даже отвернулся от меня, чтобы я не видел его глаз, но я догадывался, что он плачет. Вы ведь помните, я уже говорил, он сентиментальный, чувствительный, ранимый, и, наверняка, в тот момент думал о бедняге Катьке.
В общем, вокруг простирался прекрасный пейзаж и погода стояла отличная, а вот настроение было — хуже нельзя придумать. И в голову лезли мрачные мысли; примерно такие: «Все-таки еще немало у нас негодяев. И законы слишком мягкие. Какой-то штраф за убийство животного! Таких, как подростки угонщики и Татуированный, надо сажать в тюрьму. А суд над ними показывать по телевидению на всю страну, чтобы другим было неповадно. Правильно говорил Бернард Шоу: „Самое большое преступление — это безнаказанность“». Вот такие мысли крутились в моей голове, говорю об этом с большим прискорбием.
К счастью, вскоре мы поняли, что в тех краях негодяев можно пересчитать по пальцам, а большинство — замечательные люди, — как, впрочем, и всюду. Если вы еще не убедились в этом, то вскоре непременно убедитесь. Непременно, вот увидите.
Глава восемнадцатая. Счастливая семья
Всем известно — большинство нормальных людей кого-нибудь любят: одни — родных, другие — учителей, третьи — друзей, четвертые — артистов или спортсменов, и эта любовь имеет массу разновидностей: от прекрасно-возвышенной до сумасшедшей. Большинство ненормальных людей любят правителей тиранов или разбойников. Некоторые на первый взгляд любят всех, но приглядишься — по-настоящему не любят никого, только себя.
Известно также — один любит работу, другой — развлечения. Кое-кто их совмещает и слывет счастливцем.
Есть люди, и притом их немало, которые больше всего на свете любят деньги. Понятно — это недостойная любовь. И глупая. Ведь далеко не все можно купить за деньги. Нельзя же купить дружбу, любовь, талант, здоровье, хороший характер и многое другое.
Но есть группа людей с каким-то пустым сердцем, которые никого и ничего не любят; бывает, они даже не любят самих себя и страдают от недовольства собой. Это самые несчастные люди — они не умеют видеть хорошее.
В тот день мы познакомились с по-настоящему счастливой семьей. На полпути к Коломне дорога некоторое время пролегала в березовой роще; березки, русские красавицы, прямо-таки слепили белизной. Как только мы въехали в рощу, к Малышу слетелось множество бабочек — видимо, приняли нашу желтую машину за гигантский цветок. Челкаш любовался ими, прищелкивал языком от восторга — вы же помните, он любит все красивое.
Бабочки сопровождали нас, пока мы не проехали всю рощу; после тенистой прохлады мы выехали в луга и сразу попали на солнцепек. Воздух в лугах был насыщен терпкими сладкими запахами. Это был даже не воздух, а скорее — горячий компот.
Мы остановились около пасеки — небольшого садового участка с ульями и летним домишком. За ним виднелось еще несколько немудреных строений — все среди фруктовых деревьев. И что поражало — участки разделяли не заборы, а всего лишь мелкий кустарник; местами и его не было. «Вот это настоящее добрососедство», — подумалось. Я решил запечатлеть на пленке этот уголок природы.
Мы с Челкашом вышли из машины и, пока я готовил камеру к съемке, а Челкаш обследовал близлежащую растительность, к нам подбежал мальчуган лет семи-восьми.
— Сфотографируйте и меня тоже.
— Нет вопросов. Тебя как зовут?
— Коля.
Я «щелкнул» паренька с Челкашом (как же без него?! Он такие моменты не упускает из поля зрения. Попробуй кого-нибудь снять без него — обидится).
— Ты с кем здесь живешь? — спросил я мальчугана.
— С папкой и мамкой, — он кивнул в сторону дома; от него к нам шел молодой мужчина в белом костюме, улыбался и приветливо махал нам рукой.
Бывает — редко, но бывает, — незнакомые люди сразу становятся друзьями, с первого рукопожатия. Так у меня случилось и с пасечником Геннадием (а так звали мужчину) — своей открытостью, простотой и прямо-таки обжигающим дружелюбием он сразу располагал к себе.
— Привет доблестным автолюбителям! — сказал он, пожимая мне руку. — Какие-нибудь неполадки с машиной? У меня в сарае мастерская, есть все необходимое.
Челкаш усмехнулся, со всей ясностью давая понять, что наш Малыш работает, как часы.
— Спасибо, но с машиной у нас нет проблем, — сказал я. — Просто понравился ваш поселок, хочу его запечатлеть.
— Здесь прекрасное место. Березовую рощу проезжали?.. А за поселком ельник, там речка. Ну, а цветов здесь, сами видите, сколько. Чувствуете воздух какой?.. Я люблю нашу среднюю полосу. Природа здесь не такая холодно-строгая, как на севере, и не такая крикливо-яркая, как на юге. Она скромная, мягкая… И соседи у нас прекрасные, открытые и честные… Приглашаю вас отведать цветочного меда, лучшего в Московской области.
— Не откажусь, — проговорил я. — Мы с моим другом Челкашом никуда не спешим. Мы путешественники, для нас, горожан, вылазка на природу — отдых для души.
По пути к дому мы познакомились. Челкаш с Колькой не только познакомились, но и подружились — уже бегали перед домом, играли в «салки».
— Мы здесь живем с ранней весны до поздней осени, — рассказывал Геннадий. — Занимаемся пчеловодством. Ну и огородом. Хозяйство у нас немалое, трудновато, конечно, но все это в радость. Когда занимаешься любимым делом, все в радость. Вот только времени не хватает. Эх, если б в сутках было побольше часов, — Геннадий засмеялся. — А в городе суета. Для меня десять человек — это уже толпа. В городе постоянное напряжение, часто разлад с самим собой, а здесь согласие, внутренний комфорт.
В доме повсюду были кружева: над дверью, на окнах, на столе, на кровати. Геннадий с гордостью показывал белые узорчатые изделия:
— Моя жена отличная кружевница. Многие просят продать ее изделия, но разве можно продавать такую красоту?! Ее можно только дарить, ведь так? У моей Леночки золотые руки, и вообще она золотая жена. Мы по-настоящему любим друг друга, за десять лет ни разу не расставались ни на один день… Вот она — Леночка!
В дом вошла красивая молодая женщина с младенцем на руках. Поздоровалась со мной и сказала:
— Сейчас уложу дочку и будем пить чай.
— Посмотрите на эту троицу, — Геннадий кивнул за открытую дверь — перед домом к играющим Челкашу и Кольке присоединился серый кот. — Надо же, ваш Челкаш не гоняет нашего Сапфира.
— Он любит кошек, — сказал я. — Вообще всех животных любит, он самый дружелюбный на свете.
Чай мы пили на террасе. Разливая мед в розетки, Геннадий говорил:
— Вот он, наш драгоценный медок, золотистый, лечебный, от всех болезней вылечивает. Чувствуете, в нем весь букет полевых цветов? А вообще, самый вкусный мед шмелиный. Ведь мед собирают и осы, и шмели. Шмелиный самый вкусный и полезный…
Солнце скрылось за березовой рощей и стало темнеть.
— Вы, конечно, заночуете у нас? — обратился ко мне Геннадий. — Куда на ночь глядя ехать?! А утром я покажу вам наши достопримечательности. В ельнике гигантский муравейник, побольше вашей машины. А у речки водопад и дальше запруда и хатка бобров. У нас много интересного! Оставайтесь! Леночка постелит вам на террасе.
— Спасибо, но у нас в машине все удобства и широкая постель. С вашего разрешения, я только подгоню ее к дому.
После того, как я подогнал Малыша к дому, мы с Геннадием еще некоторое время сидели на скамье в саду; я курил, а Геннадий рассказывал о своей пасеке. Кольку Лена уложила в постель, Сапфир уже давно исчез в доме, но в Челкаше по-прежнему бурлила энергия — он нашел себе новое развлечение — катал голыши по садовой дорожке.
— А вон паук-рыболов, — Геннадий показал на куст смородины. — Видите, выпускает блестящую нить? Сейчас заметит какого-нибудь мотылька, начнет раскачивать нить, как леску. Мотылек полетит на блеск и приклеится.
— У вас здесь сплошные чудеса, — сказал я. — А у нас в машине тоже обитает паучок. Ловит комаров и мошек. Вместе с нами он уже пережил немало приключений. Наверняка, ему наша поездка кажется кругосветным путешествием.
— Наверняка, — улыбнулся Геннадий.
(Кстати, по возвращении в Москву я поселил паучка у нас на балконе и уже на следующий день он там обосновался по-хозяйски: сплел паутину, под жилье выбрал щель в оконной раме, но стоило мне выйти на балкон и изобразить тарахтенье Малыша и «бибикнуть», как он вылезал из укрытия — явно был готов снова ехать с нами куда угодно и на сколько угодно).
Я проснулся от женской колыбельной песни, прекрасной колыбельной, явно собственного сочинения, поскольку в нее вплеталось все, что окружало женщину. В песне были приблизительно такие слова: Я люблю свою дочку, как птица любит своего птенца, как бельчиха бельчонка, как цветы любят солнце, как пчелы нектар, как крольчиха морковку, как козленок зеленую лужайку…
Опустив дверное стекло, я увидел Лену, качающую коляску с дочкой. Прямо из машины я сфотографировал их. Позднее выяснилось — это была лучшая фотография за всю поездку, и вообще лучшая из всех, которые я когда-либо сделал.
— Доброе утро! Как спалось на нашей пасеке? — улыбнулась Лена, когда мы с Челкашом выбрались из Малыша.
— Отлично, как никогда!
Из-за кустов смородины выскочил Колька, и они с Челкашом сразу затеяли возню, словно и не расставались на ночь.
— Коля давно ждет вашего друга, — сказала Лена. — Несколько раз даже хотел подойти к машине, позвать его. Он такой сорванец, часто убегает к водопаду и в рощу. Я все боюсь — заблудится, не дай бог!.. Но мы слишком-то не ругаем его. Дети должны жить в любви, без раздоров и наказаний. Тогда из них вырастут добрые люди.
— Да, наверно. Вы с Геннадием отличная пара, и я желаю вам побольше детей. Счастливые люди должны иметь много детей, ведь от счастья и дети рождаются красивыми, талантливыми. Кстати, а где Геннадий? Он еще спит?
— Что вы! Он встает вместе с птичками и уже давно около ульев, — Лена показала в глубину сада, где за яблонями и сливами виднелись домики пчел.
К завтраку Лена напекла ватрушек; мы уплетали их с медом, запивая чаем (Челкаш лопал из миски).
После завтрака Геннадий повел меня к ельнику. (Челкаш решил остаться на участке, предпочел играть с Колькой и Сапфиром в «прятки»). Мы шли по тропе среди множества цветов, и Геннадий то и дело обращал мое внимание на всякую живность:
— Вон, смотрите, с пучком травы побежала полевка… Вон по осыпной воронке карабкается жужелица… А вон мои пчелы кружат над головками цветов, показывают фигурное катание в воздухе, — Геннадий смеялся, вздыхал: — Повсюду своя жизнь… Я иногда представляю, как сейчас в протоках бобриха обучает бобренка подрезать деревца, сплавлять их к хатке… А в лесной норе сидят, прижавшись друг к другу, лисята — ждут родителей… Но с каждым годом животным все труднее уйти от человеческого жилья, найти необжитое место. Человек теснит животных, они уже и не знают, куда податься.
В ельнике Геннадий показал мне высоченный муравейник, а на реке — водопад и хатку бобров — от этих чудес природы захватывало дух. Но что меня особенно поразило, так это загородка вокруг муравейника, а около хатки бобров прибитая фанерка с надписью: «Пожалуйста, не тревожьте лесных тружеников!».
— Твоя работа? — спросил я у Геннадия.
Он кивнул.
— Надо же кому-то о них позаботиться.
Разумеется, я сфотографировал эту «заботу».
Перед нашим отъездом Геннадий сходил в сарай и вернулся с банкой меда.
— Это вам на дорогу от всего сердца.
А Лена принесла из комнаты кружевную накидку на подушку и с улыбкой сказала:
— Чтобы вам снились хорошие сны.
На прощанье я сфотографировал счастливое семейство, вместе с котом Сапфиром.
Именно в тот день я задумал устроить выставку портретов счастливых людей. Сейчас у меня уже целый альбом счастливцев, осталось только найти подходящее помещение для выставки.
На пасеке я чувствовал себя прекрасно. И не столько от необыкновенного воздуха и лечебного меда, сколько от счастливых Геннадия и Лены; они сразу излечили меня от мрачных мыслей, ведь общаясь с такими людьми, получаешь заряд душевных сил. Так что, и вам, друзья, советую съездить на ту пасеку — не пожалеете.
Глава девятнадцатая, грустная
Мы отъехали от пасеки всего ничего, как вдруг видим — из-под впереди идущего «Москвича» валит густой дым. Первым его, разумеется, почувствовал Челкаш, встревожился и начал гавкать. Я посигналил водителю машины, но он то ли не слышал сигналов, то ли не обращал на них внимания. Мне удалось поравняться с ним; Челкаш бурно залаял, я закричал:
— Остановитесь! У вас что-то горит!
Усатый мужчина вскинул глаза, обернулся и спешно взял к обочине.
Мы затормозили чуть впереди, и я вышел из Малыша, чтобы, если понадобиться, помочь мужчине. Когда я подошел к нему — низкорослому, щуплому, но с пышными усами — он заглядывал под днище машины и качал головой. Оказалось, у «Москвича» всего лишь прогорела выхлопная труба.
— Ничего страшного, — сказал я. — Потихоньку до ближайшего поселка дотянете, а там на трубу положите жесть и обмотайте проволокой.
— Да, да, — удрученно выдохнул мужчина.
В этот момент из Малыша выскочил Челкаш — по земле за ручку он волочил огнетушитель (он всегда под моим сиденьем); подбежал, направил его на «Москвич» и нажал на рычаг. Струя пены ударила в глушитель машины; послышалось шипение, потом все стихло, дым рассеялся. У мужчины глаза полезли на лоб.
— Вот это пожарный!
— Да, он умеет бороться с огнем, — спокойно подтвердил я.
Пожелав незадачливому водителю удачи, мы с Челкашом продолжили путь.