— Но один при этом что-нибудь теряет. А если теряет один, то-есть каждый, значит, все теряют,-простодушно сказал американец.
Тут Сагор действительно рассмеялся о ответил:
— Простите мне мой смех. Я вспомнил про «Ходынку». В старину один русский царь обещал как-то выдать однажды каждому из своих подданных по одном кружке из простой жести. И выросли горы трупов. Вот что значит один, когда он думает угодить всем.
Несколько пристыженный и сбитый с толку, Бэрд Ли попробовал переменить тему разговора…
— Я начинаю понимать, что по сети этих коридоров всем ближе, т.-е., если взять все движение люден в целом. Меня пленяет иное: это отчетливое стремление ваших строителей к минимуму материала; чем меньше затрачивается материала, тем сооружение совершеннее. Здесь вы следуете природе: она строит точно так же.
Берд Ли, полагая, что сказал Сагор самое приятное, ждал от него ответного комплимента.
Однако, Сагор долго молчал. Они подходили уже к помещениям, окружающим центральный зал Дворца Земли, когда Сагор ответил, взвешивая каждое слово:
— Мы-строгие материалисты. То же. что говорите вы, проистекает от нищеты Человек на земле тысячелетиями нуждался в материалах для своего жилья, орудий труда, одежды, пищи. Отсюда вся так называемая «экономика», в основе ее, как бы пышно и богато не строилась эта наука, лежит та же боязнь нищеты. Ограничимся архитектурой; подрядчики капиталистов строили, экономя материал, потому что это было им выгодно,-от этого своды ваших построек рано или поздно рушились. Вы строили развалины. Ваши инженеры стремились к «минимуму» материала, из тех же соображений они изощрялись в изобретении прочных, но легких конструкций. Но вы ошибаетесь: природа строит не так, ведь в ее распоряжении весь материал… Все совершается с экономией, но чего? Материала? Энергии? Труда? Каптала? Силы?… Вата эпоха и ваша культура не •дали отпета на этот главный вопрос. Почему? Потому что, хотя вы и называете себя иногда материалистами, но вы всегда стояли вне материала, вы его держали в руках, вы его подвергали обработке. Внутрь матерала, в глубины материи вы никогда не проникали. А мы во всех наших действиях исходим из самого материала, из свойств его внутренней поверхности. Как бы это проще объяснить! Ну, вот, мы с вами стоим здесь в самом материале, из которого состроен Дворец Земли. Строя его, мы стремились вовсе не к тому, чтобы поменьше затратить, а, наоборот, поменьше нарушить его целость. «Природа не терпит пустоты»,-вот великий принцип, который забыт порабощенной наукой Европы…
Сагор замолчал. Эхо шагов показало, что они вышли под высокий свод. Впереди забрезжил свет выхода-совершенно синий, как это бывает после долгого пребывания в полной темноте.
Перл Ли простился с Сагором в глубокой задумчивости. Наверху его не поразили после всего, что он узнал о Новой Стране, спокойный лица тех, кто читал наклеенные на стенах объявления о мобилизации. Идя навстречу Янти, Бэрд Ли поймал себя на том, что у него пропадает нервная суетливость, усвоенная в раздра жающей обстановке американских городов. Янти его спросила с лукавой улыбкой:
— Где вы пропали? Уж не заблудились ли вы в лабиринте нашего Дворца Земли?
— Да, мы гуляли гам с Сагором, я узнал теперь, что в нем нельзя заблудиться… Итак, война. Я так и думал. Любопытно посмотреть, как вооружена ваши армия, что вы противопоставите нашим газовым атакам с воздушных кораблей.
Янти посмотрела в лицо Бэрда Ли с нескрываемым изумлением. И потом звонко расхохоталась.
— Ах, кровожадный американец! Кажется, вы мечтаете нас отравить хлором, как сусликов в норах?
— Ну, у нас есть вещи посерьезней хлора…
— О, да. Мы знаем это. На этот раз вы ошибаетесь. Ни вы нам, ни мы вам войны не объявили. Мы вам не объявим никогда. Но, если вы нападете на нас, мы будем защищаться…
— Чем?
— Да,-пылко продолжала Янти, не отвечая на вопрос,-мы будем защищаться, но и нападать, потому что, как учите вы, нападение есть лучший вид самообороны. Не так ли?
Она над ним смеялась, это ясно.
— С кем же война? Зачем мобилизация? Я не вижу никакого движения, волнения, никаких приготовлений? — спросил сбитый с толку Ли и прибавил ядовито,-я вижу, что вокруг меня опять сгущается туман…
— Нет. Все сейчас будет для гас ясно. Не хотите ли вступить в ряды нашей армии? Вот значок. Вам не придется сражаться с вашей родиной.
В руке Янти Ли увидел небольшую кокарду, такая же кокарда была приколота уже на левом плече у Янти…
— От вас не требуется ничего, кроме мужества, готовности пожертвовать собой за других в опасности…
— За других?
— Ну, за другого. Хотя бы за меня.
— За вас? О, да!
— Хорошо.
Янти приколола значок к левому плечу рубашки Ли и сказала:
— Отлично. Теперь надо поспешить. Фу! Как я испортилась с вами. Нам некуда спешить, но я столько теряю времени на разговоры с вами, на разъяснения, что, пожалуй, рискую превратиться в американку. Вы бы хотели этого?-внезапно спросила Янти.
Ли, застигнутый врасплох, ответил
— Да… Нет… Да…
— Окончательно?
— Нет.
— Прекрасно. Коротко. Ясно. Определенно. Слушайте. Я справлюсь по приказу агрокорпуса в промышленную область нашей страны. Вы со мной? Так. Мы забираем там всех свободных наукой.
— Ага! Вы против своих врагов разводите тарантулов и фаланг? О! это, быть может, ужаснее газовой атаки!
Янти безнадежно махнула рукой.
— Ну, да! Ваше пылкое воображение рисует вам такую картину: мы сажаем в бочки миллиарды триллионов скорпионов, фаланг, тарантулов, каракуртов и, налетев на Лондон, высыпаем все это на головы благочестивых граждан Великобритании…
— Гм! Я предложил бы в вашем положении бомбы, начиненные…
— Микробами чумы? Это уже было выдумано вами. Мы воюем не так. Не тратьте даром времени на вопросы, вы все увидите собственными глазами. Вот коляска. Едем!
Они уселись в коляску и покатились по наклонной плоскости. В обывательском жаргоне прошлого века «катиться по наклонной плоскости» было не хорошо,- это значило, что с человеком происходит что-то неладное. Но тут все, как мы знаем, беспечно катаются по наклонным плоскостям. Бэрд Ли тоже беспечно катился по наклонной плоскости через зеленые луга, на которых паслись тучные стада. Бэрд Ли в нетерпении не воздержался от вопроса:
— Где же мы с вами вооружимся этими пауками? Что это за оружие, если это не тарантулы? Гм! Я замечаю, что ваше молчание ядовито…
— О, мы учимся у более невинных тварей. Например, у коровы…
— Ее рога…
— Именно рога. Они имеют главным назначением своим…
— Бодать!-серьезно кивнул головой Ли.
Янти фыркнула и долго заливалась смехом. Отдохнув, сказала докторальным тоном профессора с кафедры:
— Милостивый государь! Рога коровы имеют главным своим назначением про-лагать животному дорогу в чаще кустарников. А бодать только при случае. Вот и наша армия вооружена исключительно только орудиями труда, именно теми, какими мы работаем вообще. Первобытный дикарь копал землю той же самой палкой, какой оборонялся и сбивал плоды с веток. Ужасы милитаризма начались с тех пор, как некий воин понял, что камень в руке не орудие, а оружие. И начал делать вооружение.
Бэрд Ли обиделся совсем:
— Это начатки элементарной культуры? Не правда ли?
— Да. Мы защищаемся, как дикари, орудиями своего труда,-отбила Янти его хитрую насмешку,-самыми совершенными орудиями труда, какие только знала история культуры. Вы увидите, что за прелесть наши пауки. Не бойтесь, они не ку саются…
Бэрд Ли надулся, ему наскучило, что эта молодая девушка забавляется им. словно трехлетним мальчиком.
По скатам и подъемам коляска бежала с одной круговой наклонности на другую, пока, наконец, Янти не сказала:
— Вот сейчас, за этой наклонной плоскостью, мы входим в промышленную область.
Бэрд Ли ожидал увидеть лес черных труб, дым, копоть, вышки над нефтяными скважинами. Ожидание его было обмануто. Посреди зеленых лугов паслись стада овец; промышленная область отличалась от остальной страны только тем, что тут сеть путей была чаще, они были разнообразнее устройством; луга были тут и там прорезаны рельсами трамваев, нырявших в выемки и выныривавших из темных жерл туннелей.
Бэрд Ли и Янти спустились в один из туннелей, и перед взором американца открылись бесконечные улицы, переходы, залы, цехи освещенных сверху, через потолочные окна, подземных фабрик и заводов. Бэрд Ли понял, что промышленная область этой страны сплошь застроена в один этаж, а то, что ему сначала показалось земной поверхностью, было на самом деле плоской крышей, на которой была насыпана земля и посеяна трава. Некоторые улицы были открыты, и по их бокам, вдоль стен, шли тротуары из сплошного стекла.
— Не хотите ли посмотреть паука в работе?-предложила Янти,-мысль постарить такого паука дали нам некоторые живые пауки, живущие в пустынях, они вырывают себе очень глубокие норы в твердом грунте. Наши пауки способны рыть норы даже в граните. Вот здесь, смотрите, готовятся опустить в новую скважину паука, мощностью в пятьсот киловатт…
Бэрд Ля увидел, что с потолка над отверстием скважины висит на тонком троссе, похожем на струну, орудие, весьма похожее на паука. Своим круглым телом оно напоминало закрытый электромотор, а восемью членистыми рычагами- лапки живого паука. Вместо челюстей во рту у электропаука Бэрд Ли увидел венчик фрез из какого-то желтоватого металла.
С пауком работал всего один инженер-рабочий. По просьбе Янти он с профессиональным безразличием стал объяснять Бэрду Ли устройство паука. Впрочем, он не столько об’яснял, сколько показывал. Удивленный американец увидел, что механический паук во всем ведет себя подобно живому. Он то выпускал из себя тонкую паутину, то, перебирая лапками, взбирался по ней, сматывая нить. Опущенный на пол, паук пошел по нему дойдя до стены, пополз по ней,-и тут Бэрд Ли убедился в силе, с которой вонзались в бетон клиновидные когти паука, понял, какая мощность приложена к каждой лапке этого бронзового насекомого.
Паук снова повис над трубой, где назначено бить новую скважину, и, повинуясь мановению руки рабочего, опустился в трубу. Из трубы тотчас через край посыпалась, словно из кротовой норы, земля. Через некоторое время паук начал подниматься и спиной своей вытеснил из трубы всю взрытую им землю, потом опустился снова, и слышно было, как зажужжали в глубине, грызя землю, его бронзовые челюсти.
— Неужели,-спросил Бэрд Ли,-он поднимается по этой паутине вместе с таким огромным грузом?
— Нет, он взбирается по стенке трубы, опираясь о ее неровности папками. В общем, это устройство не сложнее карманных часов, которые не способны удивить даже ребенка.
— А труба?
Бэрд Ли помнил, что в американских скважинах, по мере углубления их, звено за звеном, насаживались стальные трубы. Тут он увидел иное. Вокруг отверстия, в которое опускался электропаук, был особый чугунный эмалированный кожух Из-под него выходила медленно, по мере работы паука, блестящая труба, проникая в землю. Для Бэрда Ли стало ясно, что обсадная труба готовится здесь, на месте, но, каким способом, он не мог понять.
— Очень просто,-ответил инженер,- мы наращиваем трубу гальваническим способом из ванны никелевого купороса Вот по этой трубе притекает насыщенный раствор; отсюда вытекает обедненный, это провода, здесь труба уплотняется беспоршневым гидравлическим прессом и им же выдавливается через кольцевое отверстие внизу. Этим способом мы изготовляем цельные трубы какой-угодно дли ны, хоть сотни километров.
— А что если паук там, в трубе, испортится, ну… захворает, что ли?
— Мы пустим достать его второго паука, но поменьше ростом,-вот видите, у нас есть паучки, способные проникнуть в трубку диаметром в пять миллиметров, и их мы применяем для очистки извилистых груб от накипей и осадков в наших разнообразных трубчатых приборах. Пауки работают и в трубах водопроводов, в стоках канализации, очищая их от осадков или застрявших предметов.
III. Война с тенью гор.
Отобрав около тысячи исправных пауков, Янти распорядилась отправить их по адресу, который был обозначен двумя цифрами, подобно нумерации книги на полке в большой библиотеке.
— Мы с вами полетим также к 175/230,-сказала Янти своему спутнику,-мы как раз поспеем к началу военных действий.
Бэрд Ли согласился безмолвным кивком,-он понял, наконец, что вопросы требуют в каждом случае длинных и подробных разъяснений. Лучше продолжать, то, что начал еще на выставке в Москве, когда решил, сорвав предохранительные очки, убедиться собственными глазами, что опыты страны «Чинграу» не обман.
Когда летающая лодка полнилась, Бэрд Ли весело сказал Янти:
— Я вижу, что здесь охотнее спускаются под землю, нежели подымаются над нею: сегодня я вижу в первый раз такой широкий горизонт…
Янти ответила не сразу, очевидно, подыскивая такой короткий и содержательный ответ, который заставил бы задуматься болтливого американца. Она сказала:
— Все, что бросает тень на землю, мы стараемся искоренить… Горы бросили нам новый вызов,-мы его принимаем, как всегда. Тень гор-наш враг.
— Вы хотите сказать, что мы летим воевать с тенью гор?
— Да!
Бэрд Ли не знал, что подумать. Сначала в голове его мелькнули обрывки вздорных странных легенд о тенях, обитающих 6 горах; в его спутанном воображении возникли призраки сказок: титаны на гигантских конях, скачущие через пропасти с вершины на вершину; горные феи, завлекающие охотников в бездну; Прометей, потрясающий стены ущелья своими цепями; гномы, ведущие горные подкопы…
— Тень гор?!-бормотал Бэрд Ли,- мобилизация армии, тысяча пауков для войны с тенью гор! Гм! Опять сгущенный туман и паутина на глазах.
Янти ничего не ответила. Бэрду Ли ничего не оставалось, как смотреть через крыло летящей лодки на широкие просторы Новой Страны. Мысли Бэрд Ли принимали более спокойное и ясное направление. С высоты полета Новая Страна была похожа на огромную чашу. Края ее были из синей эмали и обведены золотой каймой. А дно чаши, казалось, покрыто узором «клуазонэ», как на китайских вазах. Стены наклонных плоскостей блистали, подобно бронзовым перегородкам, разделяя дно земной чаши на сеть шестиугольных шашек, и каждая ячейка была залита эмалью: зеленой, синей, красной, коричневой, серой. Были серы поля риса. Сини нивы. Зеленела трава пастбищ. Красными коврами цвели маковые поля. Над коричневыми шашками носились пылесеи. Бэрду Ли приходилось уже видеть работу этих сельскохозяйственных машин на лугах Новой Страны. Но только теперь, с высоты полета, он понял, насколько грандиозен размах земельной культуры в этой стране. Луга были очерчены шестиугольниками, площадью, примерно, в тысячу квадратных километров каждый, и на этом зеленом пятне, ничем не затемненном, протканном лишь лазурными нитями ручьев, бродили миллионные стада тонкорунных овец. Когда стада вытаптывали один участок, они перегонялись на соседний, созревший урожаем трав, шестиугольник, а над вытравленным и выбитым участком появлялись пылесеи-аэропланы. Летая низко над участком, пылесеи выдували форсунками ту-чу пыли вместе с семенами трав. Несколько выше носилась над участком вторая эскадрилья пылесеев, она из своих баков над тучей пыли лесса и семян, моросила из распылителей мельчайший дождь, похожий на туман. Смоченная пыль садилась с семенами на землю: участок был засеян и удобрен.
Бэрд Ли не без горделивого чувства вспомнил, что аэропланы для посева луговых трав были впервые испытаны американцами в начале XX века.
Корреспондент «Юнайтед Пресс», лишь он подумал об Америке, живо представил себе Нью-Йорк с сотнями небоскребов, к подножию которых нигде не проникает солнечный луч, и там, в глубине затененных сумрачных улиц, в чаду и копоти, бешеную суету людской толпы.
Мечты Бэрда Ли приняли меланхолический оттенок. Конечно, думал он, наши небоскребы величавы. Они превыше пирамид. Башни готических соборов не достигают и колена наших великанов-башенных домов. Однако, это величие для рожденного ползать. С тех пор, как человек познал величие полета, ему и самые пышные города земли представляются коростою болячек на ее покрове. Вот здесь, в этой Новой Стране, нет ни одной башни, ни одного шпиля. Каждая пядь земли и волна вод открыта животворным поцелуям солнца. Здесь человека покидает горделивое чувство, что он один среди всех тварей стоит на двух ногах. Здесь приходится стыдиться собственной тени: она чересчур обширна.