— Да, Сагор, вы говорите нам из пустыни, обращенной в сад. «Чинграу» обеспечивает Британской гильдии ткачей сырье. Но чтоже будут теперь делать крестьяне Индии? Феллахи Египта?. Они более не нужны, как производители сырья для наших фабрик. Этим цветущим странам угрожает теперь голод и гибель. Что вы сделаете для них?… Вы обратили пустыню в сад, но ценой угррозы обратить все культурные страны мира…
Ропот дружного смеха пронесся по скамьями амфитеатра в «Чинграу», и Бэрд Ли увидел, что в Лондоне, в палате общин, на расстоянии трех тысяч километров от «Чинграу», депутат Софус Лодж побледнел, смолк в смущении и пролепетал:
— Вы смеетесь, но будете плакать-
Янти, тяжело дыша, скинула с ноги туфлю и швырнула ее е сторону лондонской трибуны. Туфля ударилась о незримую стену над черною чертой амфитеатра и упала около нее на пол, но Софус Лодж в Лондоне, на расстоянии трех тысяч километров от «Чинграу», в испуге заслонился от снаряда, пущенного рукою Янти…
Этот жест испуга вызвал ропот сдержанного смеха на правых скамьях палаты и веселые рукоплескания с левых ее скамей в сторону «Чинграу».
Работы, которые мы совершили в пустынях Турана, грандиозны, они не под даются даже подсчету. Когда-то американцы гордились тем, что они вынули при постройке Панамского канала столько-то миллионов тонн земли и уложили в своих сооружениях столько-то миллионов куб. метров бетона. Мы не считаем и не могли бы счесть. Мы строим искусственные сооружения — плотины и шлюзы, бывшие предметом увлечения американской гидротехники в начале века, только в горных краях нашей страны. Понятно почему; американским банковым трестам сооружения нужны были для того, чтобы дать сбыт продукции железных и цементных заводов и чтобы занять руки безработных, угрожавших революцией. Нам не надо было и спешить, ибо мы везде заставили работать воду в союзе с солнцем. Солнце наше-великая сила. В январе мы здесь иногда наблюдаем в полдень инсоляцию, превышающую таковую же июньскую в Ленинграде: более полутора грамм калорий на кв. сантиметр в минуту. Под палящими лучами солнца на глазах путника глыбы скал покрываются трещинами, распадаются в щебень. Мы эту работу солнца соединили с работой водія. Наметив наиболее естественное направление канала от Коптузбулака, на северо-западном берегу Арала, мы подняли на высоты обрывов Усть-Урта центробежными электронаас0сами мощные струи воды, направляя их на раскаленные солнцем склоны из глины и рухляков, — эти потоки, сбегая от обрывов Усть-Урта над Аралом к каспийским берегам, проложили в течение нескольких лет глубокое русло, перевал между Аралом и Гирканом постепенно понижался, пока, наконец, после работ, незначительных по сравнению с гигантским объемом всего задания, воды Арала самотеком прошли в Гиркан, углубляя и расширяя русло канала. Кроме того, на западном берегу Арала расположены три центральных станции: каждая из них поднимает на гребень береговых гор в сутки по миллиону гектолитров воды, откуда она сетью каналов распределяется в прибрежных округах Арала. Дальше, до Гиркана, идет зона глубоких колодцев
Вы видели на карте, что и Сыр-Дарья была направлена частью в свои старые русла.
В общем, мы теперь имеем на единиц) культурной площади воды для орошения больше, чем нам нужно, а наши реки и каналы сохранили свое судоходное значение.
Так мы уничтожили в своей стране скорбный труд горнорабочего и каторгу землекопов, чего не могла совершить Америка, несмотря на применение машин-мастодонтов.
Никиль Сагор смолк и спокойно созерцал, склонив голову, подножный пейзаж
Бэрд Ли спросил:
— А железо? Где же вы добываете железо?
Сагор поднял голову и тихо ответил:
— Железо отгремело.
Бэрд Ли ясно ощутил в этих простых словах, что железный век кончился, и настает новая эпоха в истории трудя человека на земле.
II. Электропауки.
Свет в лабиринте неожиданно погас. Бэрд Ли вскрикнул и услышал в голосе Сагора насмешливую улыбку:
— Надеюсь, вы испугались не потому, что боитесь не найти выхода теперь.
— О нет, теперь, после ваших объяснений, я нашел бы выход и с закрытыми глазами.
Да, зрение было бы бессильно указать дорогу в лабиринте, где повороты чередовались с неотвратимой точностью, пол был гладок, а на ровно окрашенных в один спокойный цвет стенах нигде ни одного знака, сделанного человеческой рукой.
— Нет, я не боюсь,-повторил Бэрд Ли, уверенно шагая по упруго твердому полу и слыша по отзвуку шагов, что приближается тройной перекресток,-но что это значит, почему погашен свет?
— Это сигнал. Знак, что объявлена общая мобилизация армии этой страны.
— Как?-воскликнул Бэрд Ли,-общая мобилизация! Война! И вы говорите об этом так спокойно и равнодушно?
— Здесь мы повернем направо: слышите, влево стена повторяет откликом ваши взволнованные восклицания. Мы в углу лабиринта. Теперь мы пойдем к залу прямым путем, сказали бы у вас в Америке. Здесь мы пойдем изломанным путем,-и это будет кратчайшая возможная дорога.
Бэрда Ли задело насмешливое превосходство, с каким говорил Сагор, и он запальчиво ответил:
— Ну да, после математических работ Минковского и Эйнштейна мы знаем, что прямая не всегда есть кратчайшее расстояние между двумя точками…
Бэрду Ли почудилось, что Сагор беззвучно рассмеялся, и он, взволнованный и гишиной, и темнотой, и неожиданной вестью, остановился, топнул ногой и закричал:
— Сто вам тысяч чертей в рот и одна ведьма на закуску, да перестаньте вы издеваться надо мной! Чего вы смеетесь?
— Я не смеюсь,-ответил Сагор серьезно.-Мы почтительно следим за работами ваших математиков. Они бережно подняли нить умственного труда, которую устала прясть седан и мудрая Европа. К сожалению, туча невежественных популяризаторов, думаю, сознательно, из социального расчета, «акрили от народным масс истинный смысл великих математических открытий конца XIX века. Беда европейской, а за нею и американской науки, что она, опираясь на опыт отдельных людей, поневоле принуждена и пытается применить его к жизни масс. Я бы сказал на вашем научном жаргоне: ваша наука ин-ди-ви-ду-а-ли сти-чна. Фу, какое длинное и противное слово!
— Я не совсем понимаю вас, -пробормотал сердито Бэрд Ли, -мы говорим о кратчайшем пути, полагаю, что, где один пройдет скорее, там пройдет скорее и яругой…
— И третий. Вы будете считать по одному до миллиарда.
— Ну-с!
— А между тем вот требование, которое установила революция начала нашего века: надо пути строить так, чтобы пройти сразу всем. И чтобы не было паники и замешательства. По прямой дороге ближе одному: а мы строим свои пути так, чтобы было ближе всем, хотя бы все двинулись сразу.