Прежде всего он отыскал поезд Джозефины. Все шесть вагонов, даже вагон-ангар, выкрашены в желтый цвет – этот сан-францисский аспид Уайтвей красит так все, что ему принадлежит. С боков всех вагонов большие красные буквы, как в нотах проклятой песни, кричали «Джозефина».
Песня, заказанная Престоном Уайтвеем, прокатилась по стране, как армия захватчиков. Где бы ни оказался Фрост, он не мог уйти от этой мелодии – ее выколачивали из клавиш пианисты в салунах. Она постоянно звучала в голове, словно там играл паровой органчик, каллиопа.
Да, прощай, так и будет. Багровый от гнева, Фрост вышел из здания вокзала. Джозефина не просто предала их брак, Селер не только обманул его доверие, заставив вложить тысячи долларов в свои конструкции, нет, они еще сделали его беглецом.
Он тайно посоветовался с юристами. Все предупреждали его, что, если дойдет до суда, обвинение во втором убийстве станет для него катастрофой. Во второй раз богатство ему не поможет. Его политические связи, все то, что можно купить за деньги, – все это неожиданно исчезнет, когда газеты превратят его судебный процесс в цирк. Когда он подстерег судью ньюйоркского апелляционного суда в доме любовницы, тот откровенно сказал Фросту: либо он встретится с палачом, либо до конца жизни просидит в сумасшедшем доме.
Но они обнаружат, что поймать его не так-то легко. Выйдя из Матавана, он жил отшельником. Да и раньше публика не знала его в лицо. О «короле газетных киосков» было известно только участникам бизнеса. Обычные граждане, те, что сейчас толпами валили из терминала и устремлялись на трибуны, никогда не видели его.
К тому же, улыбнулся Фрост, поглаживая недавно отпущенные бороду и усы, он сам себя не узнает в зеркале. Борода делала его на двадцать лет старше; не в пример его черной шевелюре, в которой лишь недавно пробилась седина, она была местами совершенно седой. Очки с темными по европейской моде стеклами придавали ему сходство с немецким профессором. Хотя в спортивной кепке он мог бы сойти и за ирландского писателя.
Он боялся только одного: как бы его не выдала фигура. Бородатый профессор средних лет, в темных очках, занимал столько же места, сколько и «король газетных киосков». Даже больше – ведь мешковатый костюм сознательно подобран так, чтобы скрывать оружие и пуленепробиваемый жилет. Фрост не хотел, чтобы ему помешали убить Джозефину, тем более посадили за убийство женщины, которая того заслуживала. Фрост запасся оружием, при нем были очень точный браунинг (прикрывать отход), карманный пистолет, «дерринджер» на случай непредвиденных обстоятельств и мощный автоматический револьвер «Уэбли-Фосбери». Фрост спилил четыре дюйма ствола, чтобы револьвер входил в карман, и зарядил его пулями с расширяющимся наконечником – пулями, останавливающими человека.
Пуленепробиваемый жилет изготовил чикагский священник из многих слоев шелка, специально сотканного в Австрии. Фрост тайно инвестировал деньги в компанию, которая изготовляла эту одежду в дюйм толщиной. Армия отказалась от нее по причине чрезмерной тяжести и того, что в ней очень жарко. Жилет Фроста весил тридцать шесть фунтов – незначительный вес для человека его габаритов и силы. Но в жилете несомненно было жарко. Во время короткого перехода от поезда Фрост вытирал лоб носовым платком. Но неудобства того стоили: жилет останавливал пулю, выпущенную из любого современного пистолета и револьвера.
Стреляя в Марко Селера с большого расстояния, Фрост был разочарован. Он не увидел страха умирающего предателя. Даже трупа не видел. На сей раз он подойдет ближе и голыми руками выдавит жизнь из Джозефины.
Он оставался в толпе у билетных касс, потом вместе с толпой прошел на трибуну. Он знал, что Джозефина здесь, поскольку над головой непрерывно гудели моторы: летчики тренировались. Ветер был слабый, и в небо поднялись одновременно больше десяти машин. Джозефина либо там, либо на поле, отлаживает машину, которую купил ей Престон Уайтвей.
Следовало отдать должное организаторам: они знали свое дело. За несколько недель до начала гонки они убедили пятьдесят тысяч человек отправиться в округ Нассау и заплатить по двадцать пять центов за возможность наблюдать тренировки авиаторов. Авиаторы не огибали пилоны и не старались установить рекорды высоты – никакого парения, ныряния и подъемов, чего ожидают на ярмарках воздухоплавания; самолеты просто гудят в небе и летают, как хотят. Но трибуны заполнены мужчинами и женщинами, которые задирают головы и одобрительно кричат, и по их лицам и постоянным «Ох!» и «Ах!» Фрост понял, что они не жалеют о потраченных деньгах. От вида огромных машин, словно висящих на невидимых нитях, захватывало дух. Эти машины не так быстры, как локомотивы или гоночные автомобили, но не в том дело. Хоть и большие, они висят в небе, как будто там место, предназначенное им природой.
Внезапно он ее увидел!
Джозефина стремительно спускалась с неба, точно желтый меч. Невозможно было не узнать ее машину, выкрашенную в тот же гнусный уайтвеевский желтый цвет, который стал отличительным знаком этого мальчишки-везунчика.
Гарри Фрост сопровождал жену на многие встречи авиаторов и покупал ей самолеты, поэтому он опытным глазом оценивал ее летающую машину. Она произвела на него впечатление. Последнее создание итальянца, эта дьявольская машина отличалась от аэропланов, которые Фрост раньше покупал жене, как ястреб от голубя. Предыдущий самолет, с которого Джозефина видела, как он застрелил ублюдка, был неуклюжим бипланом. Этот новый – моноплан, с единственным крылом; даже когда эта «птица» перестала катиться по полю, выглядело она стремительной – она просто сидела на месте в ожидании нового полета.
Фрост стиснул зубы, наблюдая за самолетом в бинокль. А вот и она – выпрыгнула из кабины с широкой улыбкой, как всегда, когда машина ей нравится. Не похоже, чтобы она оплакивала своего дружка, да и по мужу не скучает. Фрост почувствовал, как горит у него под бородой лицо. Он вытер платком лоб. Пора действовать.
Фрост спустился с трибуны. У выхода на поле его остановил охранник. Фрост показал значок, разрешающий выходить на поле; этот значок он накануне купил в хэмпстедском салуне у одного из работников, обслуживающих поле; охранник пропустил его. Фрост добрался до дорожки для скаковых лошадей и застыл: с плаката, приколоченного изнутри к изгороди, на него смотрело его собственное лицо.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ
подозреваемый в убийстве
ГАРРИ ФРОСТ
НАГРАДА
5 000 долларов
(вооружен и опасен – не приближаться!!!)
Телеграфируйте или позвоните.
«Детективное агентство Ван Дорна»
«Мы никогда не сдаемся»
У Фроста одна мысль сменяла другую. Почему его разыскивает «Агентство Ван Дорна», да еще расклеивая плакаты? Какое дело Ван Дорну до убийства Марко Селера? Что происходит?
На него смотрело его напечатанное лицо.
Это стандартный плакат Ван Дорна. Фрост хорошо помнил их еще с чикагских дней, когда частные детективы, прочесывая город, арестовывали работавших на Гарри людей, чтобы остановить его. Когда из этого ничего не вышло, они попытались убедить людей доносить на него. Несколько мертвых осведомителей положили конец и этому, со смехом вспоминал он.
«Мы никогда не сдаемся?»
Никогда?
О да! Но со мной-то ты сдался, приятель.
Он снова рассмеялся: лицо очень похожее на то, что было у него до того, как он отрастил бороду. Фрост едва ли замечал, что его смех привлек внимание нескольких человек на поле. Однако никто не связал его с изображением безбородого лица на плакате.
Вдруг он перестал смеяться.
На ограде он увидел еще один плакат, такой же, как первый:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ / подозреваемый в убийстве / ГАРРИ ФРОСТ / НАГРАДА / 5 000 долларов / (вооружен и опасен – не приближаться! «Мы никогда не сдаемся»!!) / Телеграфируйте или позвоните / «Детективное агентство Ван Дорна» – но только на рисунке было показано, каким, в представлении детективов, Фрост должен выглядеть с бородой.
Холодная дрожь пробежала по его спине. Художник почти угадал. Он изобразил не совсем то, что Фрост видел, глядя в зеркало, и на рисунке не было очков, но лицо казалось знакомым. Фрост остановился и стал разглядывать плакат, сердито отталкивая людей, которые натыкались на него, и не обращая внимания на их упреки, которые стихали, когда люди замечали его габариты. Наконец Фрост выпрямился и медленно пошел дальше, решив, что даже сейчас его вряд ли свяжут с рисунком на плакате. Не в такой толчее. К тому же никто, кому известно его имя, не посмеет его выдать.
К дьяволу ван дорнов! Он натянул им нос десять лет назад, натянет опять.
Он пошел между летательных аппаратов, вдыхая знакомый запах бензина и масла, резины и брезента, лака для пропитки, и начал осторожно приближаться к желтой летающей машине. Подойдя к ней на пятьдесят футов, он сунул руки в карманы, правой погладил «Уэбли» со спиленным стволом, а левой взялся за рукоять выкидного пружинного кинжала, который давал возможность неслышно избавиться от защитника.
Джозефина стояла спиной к нему. Она взобралась на ящик из-под мыла и нагнулась к мотору. Фрост приблизился. Сердце его колотилось в предвкушении. Лицо раскраснелось, руки вспотели. Он крепче сжал оружие.
Неожиданно он остановился.
Ему не понравились механики Джозефины. Он спрятался за бипланом «Райт модель А» и стал наблюдать за ними через передние рули. Ему не потребовалось много времени, чтобы подтвердить свои подозрения.
Одежда правильная, типичная: жилеты, галстуки, рубашки, кепки. И все молоды, как и следует ожидать от людей, увлекающихся летающими машинами. Но они больше наблюдают за толпой, чем смотрят на самолет. Ван дорны! Механики на самом деле детективы.
В голове снова понеслись мысли. Ван дорны не только охотятся за ним с помощью плакатов, они охраняют Джозефину. Почему?
Уайтвей! Это Уайтвей. Купить неисправную итальянскую машину – дорого. Не меньше стоит поезд поддержки. Но если использовать Джозефину для рекламы гонки, это окупится сторицей. Престон Уайтвей нанял детективов, чтобы охранять свои вложения в Джозефину.
Или это нечто большее, чем защита вложений?
Фрост вдруг почувствовал, что его череп вот-вот взорвется.
Уайтвей влюбился в нее?
На земле и в воздухе гудели самолеты. Куда ни посмотри, все движется: грохочущие машины, летчики, ван дорны. Он должен взять себя в руки. С Уайтвеем он разберется потом. Сначала Джозефина.
Но ван дорны, охраняющие Джозефину, помнят плакаты. Ее охранники остановят всякого, кто хоть немного похож на первый рисунок.
Фрост заметил, что взгляды детективов то и дело устремлялись к стоящему поблизости высокому рыжеволосому мужчине в просторном пиджаке и в котелке. Подозреваемый? Думают, Гарри Фрост выкрасил волосы в рыжий цвет, похудел на несколько фунтов и подрос на два дюйма? Этот парень похож на франта с Пятой авеню. Но на лбу тонкие шрамы, какие бывают у боксера. И он постоянно озирается, хотя старается этого не показать.
Это не подозреваемый, решил Фрост. Еще один чертов ван дорн – глава группы, судя по тому, как смотрят на него остальные. Неожиданно Фрост сообразил, кто этот щеголь – Арчибальд Эйнджел Эббот IV. Неудивительно, что его не потрудились переодеть механиком.
Арчибальд Эйнджел Эббот IV был слишком известен, чтобы работать под прикрытием. Он всегда занимал высокое положение в аристократическом обществе – самый завидный жених Нью-Йорка. Потом газеты сделали его еще более известным, когда он женился на дочери железнодорожного магната Осгуда Хеннеси. Его жене предстояло унаследовать всю империю. Фрост недоумевал, почему Эббот не сменил пистолет на клюшки для гольфа.
Этот вопрос молнией прошил бунтующее сознание Гарри Фроста.
Женившись на богачке, Арчибальд Эббот поступил правильно, продолжая работать в «Детективном агентстве Ван Дорна» за жалкие гроши. Уходить от дел – неблагодарная игра. Сам Гарри Фрост понял это слишком поздно. Он утратил свою проницательность. С восьми лет он мечтал о том, чтобы не работать ради выживания. И осуществил свою мечту. А что это ему дало? Он стал посмешищем. Его обманули Джозефина и Марко Селер… да в прежние дни он раздавил бы этого мошенника одним пальцем.
Фрост снова потрогал оружие. Джозефина по-прежнему с головой была погружена в мотор. Он мог схватить ее за горло, дать ей увидеть, что это он, а потом перерезать горло. Но правда заключалась в том, что он не сумел бы к ней подобраться. Слишком много здесь паслось ван дорнов, переодетых механиками. Всех их ему не убить. Они застрелят его раньше. Фрост не боялся смерти. Но будь он проклят, если умрет зря.
Нужна была помощь.
Он спешно вернулся на вокзал и сел в трамвай до Флэтбаша; там он зашел в Бруклинский сберегательный банк. В детстве, живя в нищете, воруя в поездах, выпрашивая пенни на еду, он поклялся больше никогда не оказываться без денег. И, богатея, получая прибыль со всех газетных киосков, помещал деньги в банки по всей стране.
Со счета, на котором было двадцать тысяч, он снял три. Управляющий банком лично отсчитал ему деньги в своем кабинете. После того как Фрост взял деньги, управляющий небрежно выложил на стол плакат, такой же, как Фрост видел на вокзале.
Плакат был адресован банкирам. Он предупреждал: надо быть настороже, если Гарри Фрост или человек, похожий на него, станет снимать деньги со счета. Фрост резко кивнул, оценив лояльность банкира. Оба знали, что банкир больше ничего не может сделать. Если бы Фрост не прикрывал свои потери хитрыми схемами, вовлекающими чужые деньги, банкир отбывал бы срок в Синг-Синге.
Трамвай отвез Фроста на берег.
Фрост прошел на грузовой причал Пенсильванской железной дороги. Буксиры растаскивали баржи с грузами. Из вагонов в загоны гнали стада коров, овец и свиней. Фрост направился к зданию на причале и вошел в дверь, на которой было написано «Только для служащих». Бандиты, переодетые полицейскими, попытались его остановить. Фрост ребром ладони уложил обоих и через другую дверь в задней стене здания прошел на конюшни. Здесь к столбам были привязаны быки и коровы с отчетливым мексиканским клеймом на боку.
Со скотом были два человека. Один сидел за столом, где лежало множество коровьих рогов. Другой снимал рог с коровы, отвинчивая его руками со стержня, на который этот рог был навинчен. Род Свитс, человек за столом, из-за бороды не узнал Фроста. Он достал из кармана пистолет.
– Оставь, – сказал Фрост. – Это я.
Свитс присмотрелся.
– Да будь я проклят!
– Будешь, если не уберешь пистолет.
Свитс торопливо спрятал оружие.
– Не говори, что ты пристрастился к наркотикам.
Рога, срезанные у бычков в Мексике, выдолбленные и навинченные на стержень, заполняли опиумом из Гонконга и в таком виде ввозили. Этим способом Свитс ежегодно доставлял в Нью-Йорк сотни фунтов опия и руководил обширной сетью распространителей, которые поставляли опий в аптеки и врачам. Чтобы защищать такое производство, требовалась целая армия.
– Никаких наркотиков, – сказал Фрост. – Хочу нанять людей.
Людям Рода Свитса безразлична его ненависть к обманщице Джозефине и соблазнившему ее Уайтвею. Их интересуют только деньги. А денег у него много.
Фрост быстро договорился со Свитсом. Потом пошел в салун «Красный крюк», где можно было найти братьев Джорджа и Питера Джонсов. Братья специализировались на повреждении тормозов и баков с горючим у грузовиков, доставляющих газеты. И опять понадобились только деньги; саботажники взялись убеждать Фроста, что вывести из строя летающую машину гораздо легче, чем грузовик.