Маленький мальчик настойчиво, на весь эскалатор, - видимо для усиления эффекта – требует, чтобы родители пустили его на «ракету». Я подумываю – не помочь ли родителям, подсказав им, что три года назад у «ракеты» из трех тросов оборвались два, и охеревшие до полной бессознательности люди висели на одном шнурке метрах в сорока-пятидесяти над землей. Решаю не портить людям настроение. И себе заодно, заговаривая с ними.
Я иду вдоль парка, лениво оглядываясь на прохожих. Что-то внутри терзает меня и заставляет всматриваться в некоторых. Старательно игнорирую до ужаса однообразных подведенных под стандарты красоты девушек, каждая из которых считает себя уникальной, при этом и внешне и внутренне пользуясь крайне популярными нынче принципами. Не хочу об этом думать дальше. Двигаюсь к стадиону и к воде.
По дороге туда меня почему-то жутко, до откровенно болезненного смеха трогает случайная реплика молодого парня: «Моя собака будет ебать твою собаку». Наверное, они собираются скрещивать собак. Это круто.
Выхожу на пристань. Левее, на свалке камней и какого-то мусора сидят и читают две дамы почтенного возраста. На газоне растянулись загорающие. Я настолько обожаю этот загорающий на городской траве люд, что с удовольствием прошелся бы по грядке таких пляжников с огнеметом.
На пристани тоже людно, и меня это смущает. Мне тесно здесь, и я стараюсь уйти всем взглядом вперед, вдоль воды. Я успеваю поймать этот потрясающий простор, который расстилается передо мной, ощутить всю глубину этого пространства, на котором горизонт перестает быть собой и утопает в кажущейся бесконечной линии мерно колеблющейся воды. Но только я успеваю это сделать, как справа подъезжает страждущий такого же зрелища велосипедист и порти весь настрой.
Маленькая девочка рядом сообщает маме, что скоро Новый Год. Я разворачиваюсь и собираюсь уходить. Сделав несколько шагов, оглядываюсь еще раз и понимаю, что мне до боли не хватает именно этой свободы, отсутствия горизонта, открытого пути. Закрываю глаза, вздыхаю. Отказываюсь от последних мыслей и ухожу прочь.
Справа, на открытой части берега, здоровый таджик, вышедший из своих «жигулей», курит и внимательно изучает сомнительно укрытую узким и коротким платьем задницу нагнувшейся в процессе помывки своей «нексии» девчонки. Ничего не думаю по этому поводу. Просто ухожу.
Здесь мало места. Все пространство начинается с края пристани. Остальное –огромная комната, забитая ватой. Я вспоминаю фразу из одной хорошей песни – «I need a little room to breathe»…
На бордюре по дороге от стадиона через парк сидит девочка, а ее парень старательно экипирует ее ноги роликовыми коньками. Он защелкивает и затягивает все, погрузившись в процесс. Девочка сидит в айфоне. Ей там интереснее.
Придя домой и перекусив на скорую руку, захожу в интернет. Шутки ради проверяю, какого рода спам пришел на почту на этот раз. Неудовлетворенно закрываю «мэйлру», обнаружив, что не пришло ничего.
Я почему-то вспоминаю, что познакомился с Таней через какой-то интернет-ресурс. Не помню какой. Меня сначала отпугнуло, что она на пятерку лет меня моложе, хотя уже самостоятельная работящая девочка. Потом «канти» взяло верх над моими сомнениями, и мы вскоре встретились. Иронизирую на тему того, что в тот вечер, когда мы гуляли, пили кофе и долго-долго болтали о чем ни попадя, проводив ее домой, я отправился к Наташе и до трех ночи жарил ее всеми доступным способами.
Захожу на «вконтакте». Одно новое сообщение. Читаю сначала «Привет! Как дела?», потом долго и упорно смеюсь, увидев имя и фамилию отправительницы. Проверяю страницу. Эта страница точно несет в себе информацию об актуальном состоянии владельца. Ситуация у нее явно не очень.
Это моя бывшая. Признаться, мои чувства к ней были крайне теплыми – не в пример тому сомнительному интересу, что есть сейчас к Тане, и что был в последний год жизни с Наташей. Сейчас я, конечно, могу многое о ней сказать, но на тот момент я ее обожал. Я смутно вспоминаю, как все закончилось.
Как-то раз я решил встретить ее с работы, хотя сам сорвал свою. У нее был День рождения. На моей пассажирской сидушке лежал приличного размера букет роз со здоровенным шипами, что немаловажно. Намечалось что-то типа сюрприза. Разумеется, был зарезервирован столик в довольно приличном ресторане и еще приготовлено кое-что. дождавшись положенного часа, я увидел, как моя обожаемая выходит под ручку с каким-то товарищем сомнительной национальности, но довольно опрятного и успешного вида. Офисный работник с большими перспективами и солидным окладом. Не водитель «газели», конечно. Я увидел то, чего точно не ожидал – как они садятся в его внедорожник «бмв», как целуются внутри, уже опустив стекла, чтоб веселее было ехать, как заводятся. На тот момент клиренс машины позволил мне вскочить по тротуар, рядом с которым стоял «бмв», проехаться по нему мимо ошалелых прохожих, идущих с работы, затормозить рядом с открытым окном и со всей дури швырнуть в эту дрянь нежным букетом, расцарапавшим ей рожу. Потом я просто уехал. Больше ничего о ней я не слышал.
Она не замужем, вид у нее накрашенный, но потрепанный. Она явно выглядит как ходившая по рукам светская львица.
Когда жизнь иронизирует, ее ухмылка всегда крива и уродлива.
Отвечать я не хочу. Просто закрываю браузер. Мне скучно. Меня тяготит все вокруг. Я вспоминаю про Сашу Реброва и решаю набрать его, чтобы узнать, какие дела. Аппарат абонента выключен. Отшвыриваю телефон.
Вспоминаю, что через час у меня встреча. Достаю из пристроенного в нижней части ящиков письменного стола тайничка маленький пакет. Вытягиваю «камень», крохотные точные весы и тонкую линейку для идеального нарезания. Готовлю товар.
Жук – не простой наркоман. Он умудряется толкать стафф, приобретая его уже по интересной цене, школьникам студентам у себя, в Калининском районе. Я не знаю, как его зовут на самом деле, но знаю, что он шарит и без опаски протягиваю ему крохотный пакетик в обмен на деньги. Он осторожно заглядывает внутрь, затем защелкивает внутренний «зип-лок», заматывает внешний черный пакет и убирает стафф в карман.
- Как жизнь-то? – интересуется он, вроде как искренне, но с некоторой отстраненностью, характерной для регулярно курящих стафф.
- Бодро.
- Синтетика будет в этом месяце?
- Если я говорю, что завязал, это значит, что завязал.
- Совесть мучит? – едко улыбается Жук. – Ну ладно, ладно, не серчай.
- Когда-нибудь тебе за такие шутки просто сломают ебло, - безразлично констатирую я этот факт. – Не я, конечно, кто-то решительнее. Бывай.
Мучит ли меня совесть? Наверняка мучила бы, откажись я в свое время от возможности дополнительного заработка там, где крайне маловероятно «залететь». Жук берет стафф у меня. Еще трое парней берут стафф у меня. Я беру стафф у одного азербайджанского дилера. На этом все, что требуется знать о моей дополнительной занятости, всем кроме меня, заканчивается.
Я прохожу через дворы к машине. Ощущаю, как что-то внутри меня тянется на волю, словно бы в меня засадили личинку «чужого», и сейчас настала пора ей выйти милым крабиком. Потолок машины давит на меня, и я открываю люк. Меня раздражает солнце. Я уезжаю. Курю всю дорогу.
Встречаю понедельник с энтузиазмом, потому что выходные без работы лишили меня приличной суммы. С другой стороны, я вроде как отдохнул посредством безделья, да и скинул немного товара. Но я не ощущаю себя отдохнувшим. Просто держусь бодрячком. Словно бы вчера была пятница, и я просто относительно неплохо выспался. Не более того.
Помнится, в подростковом возрасте я пытался что-то писать в плане фантастической прозы. И даже стихи какие-то сочинял, но мне было стыдно их показывать кому-либо. Более того, в моей семье, состоявшей из матери, сестры и кошки, мало кому было до высоких духовных материй, и мои увлечения просто игнорировались. Мне говорили, что надо получить «вышку», успешно устроиться. А потом уже увлекаться. Кто-то и друзей сказал как-то, что меня круто читать, и я тогда ощутил, как все внутри затрепетало. Целое одно доброе слово в адрес мои стараний.
Потом надо было действительно работать и заканчивать школу. Потом меня понесло сначала учиться дальше, а уже потом в армию. Потом я долго и упорно работал, и в один прекрасный одинокий вечер, выжрав пару стаканов текилы, я вспомнил о своих увлечениях и решил что-нибудь сочинить. Что-нибудь актуальное, злободневное, уже не в фантастике, а в нормальной, интересной читателю реалистичной манере. Написав от руки на листке бумаги сколько-то там строк, я посмотрел на результат и обнаружил, что я пишу одно, а выходит другое. Мне казалось, что выходит ровно и увлекательно, а на поверку новое произведение оказалось набором предложений, сомнительно связанных друг с другом, корявых, раздражающих своим слабоумием.
Позже я использовал этот лист для самокрутки – по крайней мере, моя фантазия и затраченные на ее реализацию силы должны были вернуться ко мне в виде дыма, смешанного с дымом травы.
Потом я как-то вспомнил, что еще в школьном возрасте я пытался писать музыку – бренчал на гитаре, изучил вроде как ноты, пытался записывать произведения, но, помня об опыте с прозой, я просто достал виски, смешал с колой и убрался подальше от этой затеи.
Вспоминая о том, как я пытался что-то создавать, я понимаю, что каждая такая попытка была своего рода побегом внутрь себя от того, что мне не нравилось в окружающем мире. Я обнаруживал, что мне что-то не дается – и фантазировал на тему того, как бы сделать, чтобы это удалось. Потом, с возрастом, я пришел к мысли, что надо не мечтать о делах, а делать их. И мечты испарились. И сейчас у меня их, вроде как, и нет. У меня есть работа, достаток на одного себя, девушка, ее дублер и море различных увеселительных средств для одинокого времяпрепровождения.
Взвешивая полученное и упущенное, я каждый раз ломаю весы, потому что мне не нравится результат.
- Не знаешь, что там с Сашкой Ребровым?
Я немного волнуюсь, задавая моему дилеру такой щепетильный вопрос. Но я знаю, что у него есть связи с Фахидом. Я рискую.
- Слышал, он сильно расстроил Фахида.
- Каким раком?
- Ну, забрал товар, вроде как просрал. Он же у него был за курьера иногда.
- Круто. Мне казалось, он подторговывал, и все.
- Может, в его пиздеж про бизнес ты тоже веришь?
Дилер смеется. Мне не до смеха.
- Он всем это втирает?
- Да каждому встречному. Может, пытается и телок клеить также. Да ты не парься. Там сумма не такая уж непосильная.
- Я не парюсь. Мне насрать. Чисто интересно.
Мы заканчиваем разговор. Обмениваемся рукопожатиями. Расходимся.
Я лежу на кровати, тупо глядя в потолок. Напротив бубнит телевизор. Я хочу курить, но мне лень вставать. А в постели нельзя не только потому, то Таня не курит, но и потому, что это не пожаробезопасно. Несмотря на то, что мне плевать и на то, и другое, следует соблюдать приличия.
Таня считает, что я безумно люблю ее, а веду себя как полный мудак потому лишь, что у меня такой характер. Я никогда не спорю. Она мне нужна. Я не знаю, почему и зачем, но нужна. Может, для статуса или типа того. Сейчас, трахнув ее, я ощущаю легкое блаженство, но оно все уменьшается, и горечь глубокой неудовлетворенности нагло просачивается в мое сознание.
- А ты знаешь, что клюв у пеликана выдерживает до пяти килограммов нагрузки?
Я, наверное, должен изобразить удивление или искреннюю радость. Я киваю, говорю «круто» и глотаю еще немного бренди. Я ненавижу ее любимый блядский канал про природу. А когда она начинает рассказывать, что она там увидела – и ее вместе с ним. Но это временно. В остальное время она мне нравится. Я целую ее ногу. Верхнюю часть ступни. Меня это возбуждает. Но каждый раз, когда я так делаю, она смотрит на меня то ли удивленно, то ли как на сраного извращенца.
- Ты какой-то напряженный.
Наташа снова пугает меня своим голосом. Я не знаю, почему так. Я говорю, что все в порядке, но ей не очень-то верится. Я ощущаю, как ее сиськи трутся о мою спину, и, несмотря на то. Что я кончил минут десять назад, это меня снова возбуждает.
- Ты не хочешь куда-нибудь съездить?
Вопрос ошарашивает меня, и я даже на секунду отвлекаюсь от само собой начавшегося массажа ее грудей моими руками.
- Например?
- На море. Или просто к заливу. На выходных.
Я морщусь. Не понимаю, к чему она это. Потом усмехаюсь и понимаю. Я не ошибся в том, что ей нужен не просто секс. Я давно это подозреваю.
- У меня, наверное, будет много работы. Сезон.
- Кто выделит нам время для себя, если не мы сами?
Когда она пытается философствовать, ее тупой взгляд и ее круглое, с детскими чертами личико мешает воспринимать ее всерьез.
- Как-нибудь позже.
- Ты любишь меня?
Час от часу не легче.
- Послушай, зачем нам это обсуждать? – я заметно нервничаю. – Мы все уже проговорили.
- Не знаю, - она пожимает плечами. Ей неловко. – Наверное, ты прав. Но что мне делать?
- В плане?
Она замолкает. Я молюсь, чтобы она решила, по глубоким духовным причинам, не начинать объясняться. Мои молитвы слышат. Она замолкает, встает с постели и уходит на кухню, слегка покачивая пышными обнаженными бедрами.
Я ловлю себя на мысли, что мне не нравится пузо, которое она за последнее время отрастила. Мне становится скучно с ней. Но мне нужен секс с ней, как факт, и все тут. Какая-то болезненная привязанность. Иногда я не понимаю, зачем все это нужно. В таких случаях неплохо помогают «Уайт Хорс» или косяк – в зависимости от глубины осознания проблемы. Сейчас я потерялся. Я знаю ответы, но не знаю, что вообще хотел спросить. И кто вообще спросит? Кому есть дело? Мне кажется, что у меня здесь никого нет. Я вижу, что Наташу несет по инерции. Она меня любит, видимо. У нее это не проходит. Она изображает просто сексуальную свободу и лень искать нового партнера, если есть безопасный, проверенный старый. Все это было задумано до поры до времени. И вот – я вовсю имею новую подругу, а пора все не наступила. Я падаю лицом в подушку. Мне хреново.
После работы в среду я захожу в бар. К моему несчастью, там сидит мой сосед по этажу. Мерзкая вытянутая рожа, жутко страшная жена, которой он изменяет с молоденькой давалкой из соседнего подъезда. Уродливые и злые дети. Я не понимаю, зачем все это. Глотаю виски с содовой.
- Слушай, ну ведь серьезно, ты же можешь устроить…
Он решил основательно допросить меня на тему стаффа. Я не знаю, кто кинул этому кретину информацию обо мне, но язык бы я этому деятелю отрезал точно. И руки. Чтобы написать не мог.
- Я не понимаю, о чем ты.
- Да прекрати ты. Ну… - он зависает, смотрит мерзким животным взглядом на блондинку в синем платье с глубоким декольте и сочными сиськами в комплекте. – Короче, как насчет грамма?
Он орет на весь бар, и я не выдерживаю. Разворачиваюсь от стойки, хватаю его за грудки, ударяю спиной о свободный столик рядом. На миг оглядываюсь и вижу ошалелый взгляд молоденькой, видимо, еще неопытной барменши.
- Слышь, мудило, еще раз до меня доебешься, и жизнь твоя круто изменится. Усек?
Я не контролирую речь, но выходит довольно убедительно. Сосед начинает извиваться, как уж на сковородке.
- Отпусти! Пусти! Помогите!
Даю ему звонкую пощечину и отшвыриваю со стола на пол. Он с трудом встает, шатаясь пятится к выходу.
- Ебанутый! Он ебанутый! Дебил!
Он голосит, но большей части отдыхающих людей глубоко плевать. Он уходит. Я возвращаюсь к стойке.
Наверное, в последнем он прав.
Я голоден до дури, и Таня готовит мне яичницу, хотя я бы хотел чего-нибудь мясного. Со мной что-то не так. Мне больно от всего, что есть вокруг последние дни я постоянно оборачиваюсь на улице, словно долбанный параноик. Меня раздражает то, что Саша не берет трубку или берет, но что-то бубнит и исчезает. Я жду ответа от моего дилера насчет серьезности проблемы, обострившей отношения между Сашей и Фахидом.