Глядя на помидоры, отчаянно плачущие под лезвием массивного поварского ножа, я сам едва не начинаю плакать. Я жутко устал, и даже немного виски не помогает снять напряжение. Таня обеспокоена, но уведомлена, что она ничем не поможет. Ем. Мне нравится. Таня не верит. Мы пьем чай и уходим в спальню.
В течение десяти минут я пытаюсь сделать так, чтобы у меня встал. Не помогает. Таня встает, и ее маленькая грудь очаровательно выступает под приглушенным за счет диммера освещении комнаты. Еще минут десять она отчаянно мне поднимает. В итоге, несмотря на ее сильную нелюбовь к оральным ласкам, она доходит до минета. Минут через пятнадцать я уже кончаю ей на живот и падаю чуть ли не замертво. Она уходит в душ, не сказав ни слова. Об ее удовлетворенности нет и речи.
Она возвращается с несколько более свежим выражением лица. Мне это по душе, но легче не становится. Я лежу на животе. Она кладет мне ноги на спину и через какое-то время начинает ими легонько потряхивать. Это вроде как мило, но я не выражаю вообще никаких эмоций, потому что их нет. У меня в голове нечто невообразимое.
Когда Таня загорается желанием включить телевизор, я отхожу к открытому окну. Город кажется совершенно пустынным. Одиночные люди, проходящие мимо – тенями или просто картонными фигурками. Мир разделен на две части. Слева – три высотных здания с подсвеченными крышами и один отдаленный небоскреб-гигант, так и стремящийся вырасти до самых звезд. Справа – уродливая заводская труба, какая-то стройка неподалеку, низенькие здания. Я не могу понять, на какую строну меня тянет больше, но левая прельщает больше. А самое подлое – то, что на середину вообще не попасть, потому что там – только деревья, пустая дорога, странные, отталкивающие здания. Я ощущаю стойкую необходимость выбирать. Мне это не нравится. Тем не менее, я понимаю, что когда-то всегда настает пора сделать выбор. Обманывать можно всех, даже себя самого. Но недолго.
Таня театрально возмущается. Ей не нравится моя отстраненность в последнее время. Она прямо-таки чувствует, что у меня случилось что-то плохое. Она права. Несмотря на мое сомнительное к ней отношение, она достаточно умна и чувствительна. Хотя иногда я ненавижу эти качества в женщинах. Казалось бы, они должны быть самым ценным, но иногда хочется просто неизвестности и тупого секса.
На кухне из ноутбука Тани почему-то льется музыка, и сейчас я отчетливо слышу мужика, голосящего « It feels like going nowhere, but I have to move on».
Я закрываю окно, забыв о том, что хотел покурить.
Я не выдерживаю всю ночь провести с Таней. Сон не идет, а секса не хочется и того больше. Я возвращаюсь домой. У подъезда на мигу замираю, видя, как здоровая крыса пробегает по ребру двери в подъезд, перескакивает на соседнюю дверь к мусоросборнику и исчезает в щели, ведущей к мусору.
Утром я замечаю, как девочка лет шести с потрясающе большими круглыми голубыми глазами смотрит на то, как меняют мусорные контейнеры. Мне становится дурно от вида ее глаз, и они еще долго мелькают передо мной.
Набираю Саше. Вопреки ожиданиям, он берет.
- Ты как?
- Да так себе, - он явно шепеляви, хотя раньше за ним этого не наблюдалось.
- Че голос убитый?
- Спал.
- Как дело с Фахидом?
- По хуй.
- Если я спрашиваю…
- Да отъебись ты, - он бросает трубку.
Он явно долго не мог определиться – продинамить меня или поговорить. Если решил поговорить, значит, дела плохи. Значит, таит надежду на помощь. Я обещаю себе приехать к нему вечером и как следует допросить.
Мы знакомы с Сашей с детства. Фактически, мы были, как братья в школе. У нас был маленький круг посвященных – разумеется, парней, - и мы ходили на всяческие оригинальные тусовки, ездили стрелять из пневматики, зависали ночами в модном по тем временам компьютерном клубе. Как только старшие классы вышвырнули нас за борт стабильной школьной беспечности, братство рассыпалось. Саша вроде как пошел в «полимеры», стал каким-то там инженером. Делился своими соображениями по поводу того, как круто будет устроитью свое дело, но никакой конкретики от него никто не слышал. Мне вообще казалось, что это его идефикс – иметь бизнес и не работать своими руками. Когда он стал приторговывать стаффом, лично мне было ясно, что привлекательность этого бизнеса сыграло с ним злую шутку. Тем не менее, он не был крутым барыгой, параллельно работал то там, то сям, понемногу сводя в могилу родителей, искренне надеявшихся на то, что приличные вложения в из чадо на стадии учебы окупятся. Конечно, со временем, родители от него руки оттрясли, и Саша окончательно ушел в свободное плавание.
Я бьюсь в домофон минут десять, пока не появляется случайный прохожий жилец. Он пропускает меня, но я забываю его поблагодарить и быстро поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж. Бью сразу ногами в дверь, потому что догадываюсь, что этот черт может быть просто укурен в хлам, а может уже лежать и разлагаться, и мне принципиально важно понять, что есть истина. Дверь открывается. Лицо Саши представляет из себя синяк с тремя крупными белыми пятнами в районе носа, лба и одной щеки. Он приоткрывает рот, и недавно объявившееся у него отсутствие передних зубов становится для меня фактом.
- Поговорить надо, - комментирую я свой приход и захожу, хотя меня никто не приглашает.
- Да че ты кипишуешь? – возмущенно протягивает Саша и закрывает за мной дверь.
- Это ты расскажи, какого хрена ты натворил и сколько торчишь.
- Не сильно много.
- И за несильно много Фахид дал команду тебя так разукрасить?
- Как-то так.
Саша осторожно, медленно садится в кресло. Я становлюсь у окна.
- Предлагают отдать квартиру?
- Я уже объяснил, что она не моя, - Саша старается не шепелявить. – С меня взятки гладки. У меня трудный период.
- Последние лет десять, – киваю я. – Сколько надо?
- Слушай, у меня завтра дядька приезжает сюда, я с ним договорился. Он мне даст всю сумму, да еще и с процентами. И все будет нормально.
Я даже не сомневаюсь, что он врет. Решаю дать шанс.
- А ты уверен, что и дядька тебя не кинет?
Саша кивает, потом вздыхает и уводит взгляд куда-то за окно. Его немного трясет. Взгляд у него тупой и бессмысленный. Речь явно приподнята, чтобы скрыть полное отсутствие эмоций.
- Нормально все будет.
Мы еще минут десять обсуждаем какую-то ересь. Я отчаиваюсь.
- Родители в курсе?
- Да им по хуй, - отвечает Саша, не церемонясь.
Я смотрю на него и не узнаю всегда бодро держащего спину, не унывающего даже в своей вечно дерьмовой жизненной ситуации Санька. Мы прощаемся. Я прошу сообщать, если чем смогу помочь. Ощущаю себя полным ублюдком. Саша грустно смотрит мне вслед. Я не хочу сентиментальностей. Ухожу.
- Что это за херня?
Я могу ждать такого тона от кого угодно, но не от Тани. Я могу сейчас ее обложить за одно то, что она полезла в мой мобильник, но вместо этого стою и грустно смотрю на нее. Она в ярости, но бессилие явно уже подступает. Она долго вела меня полунамеками, и теперь решила выложить карты.
Я вижу последствия того, что забыл удалить несколько смсок от Наташи и несколько соответствующих ответов. В них содержатся только пошлые намеки, без дат, времени и прочего. Глупые, почти детские сообщения двух людей, которые просто трахаются друг с другом. Но Тане они, как ни странно, не кажутся такими уж детскими.
- И что мне теперь делать? Как понимать? Что ты с ней делал?
- Послушай, это не то… - я осекаюсь.
Дерьмовые шаблонные фразы будто бы оказались заблокированы моим мозгом. Я не знаю, что еще сказать.
Я трахаю ее, потому что у нее огромные сиськи, и она любит меня.
Не лучший вариант
Я ошибся, прости меня, любимая, этого больше не будет.
Дерьмо собачье.
Хорошо, давай поговорим, но знай – что бы я ни делал, я делал из любви к тебе.
И добавить еще что-нибудь эдакое
Я трахал ее только в те дни, когда у тебя, милая, были месячные.
Все это выглядит как-то дерьмово. Но правда еще хуже. Я стою и выслушиваю вопросы, ответы на них и претензии одновременно. Вяло отвечаю что-то, не слыша себя.
- Почему ты это сделал? Чего тебе не хватало? – Таня начинает откровенно реветь. – Как мне теперь быть? – закрывает лицо руками.
Мне становится ее жутко жалко. Я знаю, что после слез у нее страшно болит голова.
- Знаешь, я не смогу оправдаться перед тобой, - я пожимаю плечами. – Бог мне судья. В конце концов, ты сама можешь все решить. Мне не хотелось бы тебя терять.
- Тогда зачем?
- Я не знаю. Правда не знаю, - я ловлю себя на мысли, что рассчитанное как ложь внезапно встает передо мной правдой во весь рост – я правда не знаю, зачем все это было нужно.
Я подхожу и обнимаю ее. Она несмело сопротивляется, но потом обвивает руками мою шею. У меня резко встает, но я стараюсь об этом не думать. Она ревет, заливая мне грудь. Я чувствую себя жутко уставшим. Неопределенно. Странно. Но я не чувствую угрызений совести. Я не знаю, в чем я виноват. Я чувствую необходимость уйти, но мне жаль ее. Я едва не плачу сам и понимаю, что, возможно, я в какой-то степени и правда люблю ее, хотя изначально такого расчета не было.
Я прижимаю ее сильнее. Закрываю глаза. Плачу.
Мой дилер немного смущен. Его голос выдает это сразу же, как я задаю вопрос про Сашу.
- Что случилось? Ну, я так и думал, то он не станет распространяться.
Я не понимаю.
- Его просто опиздюлили? Или отобрали что-то? С него ничего не добиться.
- Хм, - мой дилер делает небольшую паузу. – Ну, есть информация, что его того самого.
- Что? – я серьезно не понимаю, и меня это начинает жутко выводить из себя.
- Короче, ты довел меня своими ебанутыми вопросами про своего ебанутого друга, и я поинтересовался, че там стряслось кое у кого. Он довел Фахида.и ребята оного немного надругались над твоим другом. Ему выбили зубы, поимели в зад и спустили в рот, прошу прощения за подробности. Шаришь?
Я не могу ничего ответить. Язык онемел. Я чувствую, что трубка вот-вот выпадет у меня из руки. Мой дилер, видимо, это понимает и снижает высокий тон рассказа.
- И предупредили, что теперь он должен на пятьсот рублей меньше, но если не отдаст до такого-то числа, они будут и дальше его пользовать. Вот такие шутники.
- Не понимаю, - снова долдоню я одно и то же.
- Короче, отъебись, - мой дилер грубеет. – Че еще надо?
- Давай.
Я бросаю трубку. Набираю Сашу. Прикидываю, зачем вообще звоню.
Знаешь. Я слышал, тебя тут опустили, так ты не переживай – живут же после этого.
Очень умно.
Слушай, тут у тебя горе одно случилось, я хочу тебя поддержать. Почем час?
Меня подташнивает. Я ощущаю, как омерзение проникает в желудок и готовится вытянуть его содержимое на свет божий.
Автоответчик и пищалка.
- Слушай, это Серега. Ты это, не дрейфь там. Все будет нормально. Позвони, как услышишь. Достанем все бабки. Все решим. Давай.
Чувствую себя полным мудаком. Глупее сообщения оставить было нельзя. Я не знаю, ехать ли домой к Саше. У меня еще три поддона товара на выгрузку в три разных точки. И что я поменяю, кстати?
Вечером я прохожу в сашин дом вместе с очередным удачно подошедшим местным. Стучусь в квартиру. Спустя минуту открывает девушка – без косметики, чрезмерно худая, рыжеволосая.
- Вы кто?
- Я… эм… друг Саши. Мне бы с ним поговорить.
- Друг? – смотрит на меня в упор девушка.
Я киваю. Она захлопывает дверь перед моим носом. Я понимаю, что мельком видел какой-то кавардак позади нее. И я ее не знаю. Стучусь дальше. Она грубо оскорбляет меня из-за двери и обещает сейчас же вызвать полицию. Я ухожу. Что-то не так.
Я сижу на кровати. Наташа усердно обрабатывает мой вяло стоящий член ртом. Я не могу избавиться от мыслей о Саше, а это здорово мешает восприятию интимного. Наташа устает. Встает надо мной, поворачивается спиной и раздвигает ягодицы прямо у меня перед лицом. Она имеет право просить что-то для себя. Я перехватываю ее зад и начинаю вылизывать ее попу и половые губы, временами лишь дотягиваясь док клитора. Потом перехожу на клитор, и она сгибается сильнее. Спустя какое-то время, она кончает, хватая меня за голову и прижимая сильнее.
У меня снова не стоит, и ее это сильно беспокоит. Она потрясающе жадна до секса – вот это я понимаю сейчас острее всего. Она заставляет меня прилечь, начинает мастурбировать мне и начинает вылизывать анус, хотя я этого совершенно не хотел бы. Тем не менее, не встать на это у меня не может. В итоге, я кончаю ей на лицо, и она при этом выглядит довольной.
Спустя час мне приходит смска от Виталика – двоюродного брата Саши. Я читаю. У меня немеет лицо, и мне кажется, что мои глаза меня обманывают. Я падаю с кровати, быстро одеваюсь и ухожу, оставив уже задремавшую к тому времени и сильно испугавшуюся моих маневром Наташу в недоумении.
Труп Саши нашли в ванной, щедро наполненной его кровью пополам с водой. Я поговорил с Виталиком, но он знал точно не больше моего, и о причинах, повлекших за собой это самоубийство, я решил не распространяться. В ту ночь я съехал с катушек. Я зачем-то час пытался дозвониться моему дилеру, чтобы что-то спросить. Я представлял себе, как убиваю Фахида голым руками. Я позвонил Наташе и сильно нагрубил ей. Я послал на хуй прямым текстом Таню, обеспокоенную моим долгим отсутствием на связи. Я выпил бутылку «Уайт Хорс», не моргнув и глазом. Меня разрывало на части. Я плакал.
Тебе кажется, ты всесилен. Ты видишь себя в зеркале – плоть, кровь, две руки и ноги, голова – все на месте. Ты считаешь, это значит, что все отлично. У тебя есть работа, пусть и со скромной зарплатой. Есть жилье. Есть даже девушка, которая дает тебе, пусть и по праздникам. Но в один прекрасный день все это может рухнуть. Ты уверен в себе, пока не прошел ни одного испытания на прочность. И чем больше пустой уверенности – тем легче сломаться после этого испытания.
Ты идешь вечером с девушкой, и на вас нападают. Тебя избивают, ее насилуют. Сперма каких-то ублюдков влетает в тело твоей девушки. Тебе противно – так, что ты готов вывернуть себя наизнанку. Но ты ни черта не можешь поделать. Нет ни одного наказания преступникам, которое сможет залечить эти раны – стыд, омерзение, боль утраты. Твоя жизнь может рухнуть за несколько минут.
Ты веришь своей любимой, и в один прекрасный день узнаешь, что она верна еще, как минимум, трем-четырем русским и семи дагестанцам. И это только за последний месяц. Ты можешь вырвать себе все волосы на голове, можешь даже убить ее, но ты ни черта не изменишь, и чувство горечи, чувство поражения будет оставаться вплоть до того, как ты сможешь отпустить его. А это может не случиться никогда.
Я не вижу причин, по которым я когда-то мог счесть Сашу слабым человеком. Легко увлекающимся, немного глуповатым – быть может. Но он никогда не был слабаком. Он не смог даже попросить денег у кого-то на решение своих проблем, потому что знал, что не сможет вернуть. Надеялся на чудо. В какой-то момент он, наверняка, понял, что чуда не будет, но в этот момент в него уже входил член фахидовского бандюка, и жить дальше с этим Саша не смог. Я бы тоже не смог. Но я бы и не стал также попадать. У нас есть много «если бы», и только одно верное или неверное решение меняет нашу жизнь. Выбор между двумя вариантами невозможно сделать дважды.
Я забираю деньги из своей конторы утром, и на этом мой рабочий день заканчивается. Теперь мне нужно съездить на вокзал и купить кое-что. кое-что нужное, просто необходимое.