думал, что в мире до сих пор есть люди, которые считают наручные часы… – он
запнулся, – чем-то бабским. Ладно, я буду рассказывать, а ты ешь, пока горячее.
И Томми услышал следующее. В ранних 1890-х Марио ди Санталис и его сыновья, Тито и Рико, приехали в Америку. Были они выходцами из австрийско-
итальянского семейства акробатов и жонглеров, блистающего в европейских
цирках целое столетие. Поколесив по Америке с полудюжиной цирков, перед
Первой мировой войной они открыли собственное шоу. Сын Марио, Антонио, ставший потом Папашей Тони, женился на девушке из цирковой семьи – звали ее
Карла Фортунати. Фамилия ди Санталис звучала слишком непривычно для
американского уха, и они превратились в Братьев Сантелли. А позже, когда
Антонио освоил номера с полетами и возвращениями на новых тогда трапециях, –
в Летающих Сантелли. Когда Рико ушел на покой, Антонио начал гастролировать
со своими сыновьями, Джо и Анжело, и дочкой, Люсией.
- Мэтт Гарднер, мой отец, присоединился к труппе ловитором. Люсия тогда была
звездой номера, настоящей красавицей. Они поженились, пошли дети, и
некоторое время ей было не до полетов. Нас четверо. Лисс старшая, потом я, потом Джонни и Марк, близнецы. Отец умер, когда братья были младенцами.
Никто из нас его не помнит, даже Лисс.
- Он… разбился?
- Нет, заболел тифом на долгой стоянке в Питсбурге. После его смерти Люсия
вернулась на дорогу. До несчастного случая, – Марио резко оттолкнул остывший
кофе. – Ладно, пора ехать.
Проведя машину через городские пробки, Марио свернул на широкую дорогу, вьющуюся между незнакомых кустарников, деревьев и зеленой травы. Стало
тепло, и Томми стянул свитер. Марио усмехнулся.
- Ты подожди, пока привыкнешь. Новичкам наш климат всегда кажется теплым. А
как перезимуешь пару раз – будешь дрожать при шестидесяти.
Машину он вел опасно, резко выкручивая руль на поворотах.
Томми вдруг обнаружил, что буквально лопается от любопытства. Братья Марио
тоже воздушные гимнасты? Сколько всего людей в семье? Но покосившись на
замкнутое лицо парня, он решил повременить с расспросами.
Внезапно Марио сбавил скорость и посмотрел на Томми.
- Отец рассказывал тебе что-нибудь о Джонни?
- О ком? Нет, ничего.
- Прежде чем мы доберемся до дома, – сказал Марио, – стоит, наверное, объяснить, почему ты здесь.
Он снова перевел взгляд на дорогу.
- Лучше уж сейчас, а то чего доброго ляпнешь что-нибудь не к месту. Вот что
случилось. Знаешь, Ламбету понравился наш трюк для четверых на двойной
трапеции. Честно говоря, Везунчик, я считал тебя слишком молодым. Хотел, чтобы ты еще год побыл с нами запасным. Анжело с Папашей Тони в этом
бизнесе всех знают, они могли бы найти нам хоть дюжину людей. Но дело в том, что мы обычно не работаем с чужими. Семейная традиция. Естественно, первым
делом мы подумали о моем брате Джонни. Он ездил с нами до того, как мы
присоединились к Ламбету. Я был вторым ловитором, с Анжело, а Джонни и Лисс
летали. Хорошего вольтижера из Джонни не вышло, зато ловил он отлично. В
общем, когда он был хорош, то был очень, очень хорош. А когда был плох, то – как
в том детском стишке – был ужасен. Джонни и Папаша Тони погрызлись, и
Папаша Тони сказал ему, что он не достоин называться Сантелли. А Джонни
ответил, что и Гарднером быть не против. Сам знаешь, не тот ответ, которым
можно кого-то успокоить. И уж точно не Папашу Тони.
Томми моргнул, стараясь вообразить человека, посмевшего сказать такое
Папаше Тони. Марио, верно проследив ход его мыслей, хохотнул.
- В общем, Папаша Тони запретил ему летать. А Джонни отказался снова быть
запасным и мальчиком на побегушках, бросил номер и нашел работу на какой-то
ярмарке. По мнению Папаши Тони, ниже опускаться уже некуда. Уходя, он
проклял всех Сантелли – бывших, ныне живущих и будущих – и больше мы о нем
не слышали. Правда, время от времени он присылал Люсии открытки –
передавал, что жив-здоров и не в армии. Так вот. А осенью мы увидели в
«Билборде» заметку о Шоу Фререс и Страттона, про воздушные полеты. И
нашего Джонни посередине. Несколько недель спустя, когда нам понадобился
четвертый, Люсия предложила Джонни. И тут выступил Анжело: предупредил –
четко и ясно – что если мы возьмем Джонни, то останемся без него. Слышал бы
ты его. Ты же знаешь, какой он тихоня. Не кричал, не злился. Сидит такой, курит, засыпая ковер пеплом, и говорит: «Возьмете Джонни обратно - я уйду». И
прибавляет: «Тот парнишка, Зейн. Он, конечно, Джонни в подметки не годится, но с первой минуты, как Мэтт взял его на аппарат, работает, как следует. Не без
ошибок, зато не ждешь, что он сделает гадость ради забавы. У парня есть
уважение. Не корчит из себя остряка, не огрызается, не спорит направо и
налево». Вот и все. Папаша Тони ведет себя так, будто мы ему души продали с
телами заодно. Я, бывает, выступаю, как примадонна. Но именно Анжело держит
шоу на плаву, и я хочу, чтобы ты об этом не забывал, парень.
- Анжело такое сказал? Про меня?
Томми готов был чем угодно поклясться, что Анжело не обращал на него ни
малейшего внимания.
- Да, про тебя. Но я говорю это не для того, чтобы ты тут зазвездел. Просто
объясняю, что тебе еще учиться и учиться. И зиму будешь пахать как проклятый, если хочешь отправиться в тур вместе с нами.
- Я понимаю.
Но удивление не проходило. Значит, он нравится Анжело, раз тот замолвил за
него слово!
- И вот еще что. Джонни свое дело знал. Но потом у него появлялась какая-
нибудь дикая идея, он пробовал новые трюки, никого не предупредив, показывал
что-то на публике, ни с кем не согласовав. Ему все сходило с рук, все получалось
– удачлив он был чертовски. Но не дай бог кому-то слово против сказать. Он
никого не слушал. Не тренировался. Говорил, что и без репетиций нас всех
вместе взятых за пояс заткнет. И это была правда, черт подери! Он был
гениален! Но в семье такое отношение не прокатывает. Черную работу он не
делал… Огрызался постоянно – на Анжело, на Папашу Тони. Им, конечно, удавалось его уламывать, но он все время требовал объяснить, почему он
должен делать это, почему то… А ты сам знаешь, какой на этот счет Папаша
Тони. Да и Анжело тоже. Они говорят тебе что-то делать, ты идешь и делаешь.
Без вопросов. В дороге только так и можно. А Джонни вечно спорил – надоел до
чертиков. В общем, после того, как Джонни ушел, ладить с Анжело стало гораздо
проще. И когда Папаша Тони завел речь о том, чтобы взять его назад, Анжело
заартачился. Так что мы решили дать шанс тебе. Все равно Джонни скорее всего
послал бы нас далеко и надолго. Ну, вот и вся история.
С глубоким вздохом Марио повернул машину на подъездную дорогу, усыпанную
гравием.
Chapter 4
ГЛАВА 7
Машина приблизилась к большим железным воротам, и те открылись, слегка
покосившись.
- Приехали. Наш старый добрый монстр.
Издали можно было различить лишь темную, смутно вырисовывающуюся громаду
здания. Кажется, там были еще эркеры, башенки и бесчисленные флигели.
- Жуткое место, – безапелляционно заявил Марио. – Папаша Тони и мой отец
купили его по дешевке во времена немого кино – в годы Депрессии. Дом уходил с
молотка. Здесь жила какая-то знаменитость – то ли покончила с собой, то ли что.
Разобрали старый бальный зал на куски и установили там аппарат. Потом здесь
лет шесть были зимние квартиры для десятка трупп воздушных гимнастов. Но
сейчас им пользуется только семья.
Марио вышел из машины и взял чемодан Томми.
- Иногда Папаша Тони заводит, что надо бы продать его и купить что-нибудь
поменьше. Нас, конечно, много, семья большая, но не настолько. Но теперь
трудно избавиться от такой огромной развалюхи. Даром и то не возьмут.
Возле дома были припаркованы еще три автомобиля: серый Форд седан, которым
Сантелли пользовались на гастролях; гигантский черный «Хадсон» и выгоревший
на солнце спортивный MG, щедро забрызганный красной грязью и глиной.
- Похоже, у Лисс и Дэвида новая машина, – нахмурился Марио. – Это не
калифорнийская грязь. Номера Миннесоты? Интересно, чья она…
Он рывком распахнул дверь.
- Входи, Том.
На первый взгляд холл показался темным и громадным. Освещал его
старомодный канделябр, дающий больше теней, чем света. На комоде лежали
куртки, свитера и детская обувь. Пол устилал старый прохудившийся ковер. В
воздухе стоял аромат кофе и специй, и Марио с одобрением потянул носом.
- Похоже, приготовления к Новому году идут полным ходом.
Он поставил чемодан на пол, и словно по сигналу в конце холла появился Папаша
Тони.
- Это ты, Мэтт? Ты встретил… а, вижу. Рад встрече, Томми.
Обутый в тапки, он неслышными шагами пересек холл и протянул руку.
Закатанные рукава синей рубашки открывали жилистые загорелые предплечья.
Густые побелевшие волосы были аккуратно зачесаны с низкого лба, но седые
брови делали взгляд тяжелым. Томми почувствовал, как пронзительные глаза за
секунду смерили его с головы до ног, отметив все, включая оторванную пуговицу
на свитере и потертую обувь.
- Как поживает отец, Томми?
- Очень хорошо, спасибо, сэр.
- Мэтт, где мы его поселим?
- В комнате Джонни.
- Не выйдет. Джонни здесь, – имя Папаша Тони выговаривал скорее как
«Джанни». – Ты разве не видел его машину? И он привез с собой партнера, девушку. Для нее тоже надо найти комнату. Ну, Люсия что-нибудь придумает.
Он кивнул Томми, явственно пытаясь казаться добрее.
- Будь как дома, мальчик мой.
Марио распахнул двери справа по коридору, и они вошли в большую длинную
комнату с высоким потолком. Толстые выгоревшие занавеси на окне были
раздвинуты, в огромном камине трещало пламя. Возле огня спинами к двери
собралась (как показалось Томми) целая толпа мужчин, женщин и детей.
Некоторые сидели на стульях с высокими спинками, другие устроились на
кожаных пуфах. Девочка возраста Томми и младший мальчик прикорнули на
полу. Посреди этой группы стоял, оживленно жестикулируя, красивый блондин в
синем свитере.
- …и я сказал старому Френзелю, что он может сделать со своими приказами, и
не стал дожидаться, пока он последует моему совету. Вечером, пока они убирали
шапито, я за грузовиками прокрался к заведующему реквизитом, объяснил, в чем
дело, и поставил его перед выбором. Либо он без лишнего шума возвращает
Стелле отцовское оборудование, либо я даю ему…
Невысокая темноволосая женщина, встав со стула, поспешила к ним. Поднявшись
на цыпочки, она взяла Томми за плечи и с минуту пристально его изучала. Потом
улыбнулась.
- Так вот ты какой, Томми. Мэтт много про тебя рассказывал. Мэтт, я и не
слышала, как вы вошли.
- Ну разумеется. С Джонни-то, дающим сольный номер, – фыркнул Марио. –
Томми, это моя мать, Люсия Гарднер. Люсия, куда мы его поселим? В мою старую
комнату?
- Нет, когда Папаша Тони начнет репетиции, там будешь спать ты. А комната
возле Анжело?
- Детская? Боже, Лу, там до сих пор кроватка стоит. Лисс наверняка захочет ее
для ребенка. Говорил тебе и говорить буду – я там спать не собираюсь.
Люсия Гарднер со смехом развела руками. Томми вдруг подумал, что в свое
время она была редкостной красавицей. И сохранила остатки былой красоты до
сих пор: высокий умный лоб, темные, широко расставленные глаза, брови вразлет
– такие же, как у Марио – которые придавали ей слегка удивленный вид. Люсия
Гарднер была маленькая, полногрудая, но с тонкой талией и очаровательными
покатыми плечами.
- Что ж, – вздохнула она. – Прошло то время, когда я могла указывать тебе, где
спать. Можешь снять свитер, Томми.
Она взяла у него свитер, и Томми снова отметил точность и красоту ее движений: Люсия Гарднер двигалась, будто танцевала.
- Идите к огню, поздоровайтесь с семьей. Джонни не повредит на время
перестать быть центром внимания.
Марио тронул мать за плечо.
- Лисс не приехала?
- Прислала телеграмму из Сан-Франциско. У Дэйва кашель и жар, так что они
подъедут, когда он поправится.
На лице Марио отразилось разочарование.
- Я так хотел, чтобы Томми с ней познакомился.
- Познакомь его пока с братом, – добродушно предложила Люсия и повернулась.
– Джонни!
Ее голос, хоть и негромкий, звучал авторитетно.
- Прошу минутку тишины!
Она вытолкнула Томми вперед, в центр группы.
- Это Томми Зейн. Вы помните, он впервые вышел с нами прошлым летом.
Томми слегка съежился под многочисленными взглядами, смущенный видом
обращенных к нему лиц – все они слегка напоминали друг друга. Слава богу, Марио протиснулся между стульями и встал рядом с ним.
- Наш новый третий вольтижер. Только не прыгайте на него все сразу – он не
привык к Сантелли в таких количествах.
Джонни, обнаружив, что потерял внимание аудитории, приблизился к ним.
Бросил взгляд на Томми, потом сказал:
- Привет, Мэтт. Твой протеже, о котором говорила Лу?
- Да, это Томми. Том, познакомься с моим братом, Джонни Гарднером.
- Привет, – Джонни протянул руку.
У него были русые кудрявые непокорные волосы и отметина на щеке – не то
родинка, не то маленький крестообразный шрам. Все это придавало лицу слегка
удивленное беспечное выражение. Они с Марио были как позитив и негатив, но
Джонни обладал той же подтянутой щеголеватой красотой. Некоторое время
братья смотрели друг на друга: Марио нервно улыбался, Джонни, запустив
большие пальцы в карманы брюк, излучал добродушие и некий вызов
одновременно.
- Крадешь мои лавры, синьор Марио? Я тут распинаюсь, хвастаю, как перехитрил
менеджера, сорвал представление, заполучил партнера и контракт на сезон… И
тут Папаша Тони спокойно так заявляет: ой, знаешь, твой старший брат сделал
тройное сальто в прошлом сезоне. Хорошенькое, видать, было представление.
Первый выход Томми, и ты крутишь сальто-мортале направо и налево…
Наверное, в техасском воздухе есть что-то волшебное, – он легонько встряхнул
Марио за плечо. – Неплохо, неплохо. Хотел бы я посмотреть.
- Посмотришь. А что там насчет твоего партнера?
Джонни одной рукой взял Марио под локоть, другой зацепил Томми и повлек
обоих к огню.
- Пойдемте сядем, и я все расскажу.
Томми устроился на деревянной лавке с высокой спинкой. Джонни грациозно
свернулся на полу и потянулся к светловолосой девушке, сидящей на одном из
пуфов. Та, улыбнувшись, соскользнула к нему на пол.
- Парни, это Стелла Кинкайд, и, к вашему сведению, мы подписали контракт на
целое лето с Шоу Муркока.
Стелла Кинкайд, тоненькая и маленькая, как ребенок, носила клетчатую юбку и
пушистую кофту. У нее было заостренное личико, светлая кожа и очень короткие
вьющиеся серебристые волосы, спадающие на виски прихотливыми завитками.
Руки ее были жилистые, с красными сухими костяшками. Худые ноги выглядели
неловко в грязных кожаных туфлях.
Марио вежливо ей улыбнулся.
- Танцовщица? Акробатка? Балерина?
- Воздушный гимнаст, – вызывающе поправил Джонни. – Была эквилибристкой, делала мертвые петли, но сезон мы закончили на двойной трапеции. Нас
объявляют как Фрэнки и Джонни, представляете?